Монолог Дон Кихота
Обратись к докторам за справкой –
И ментам предъявляй при встрече:
Сумасшествие — это способ
Избегания дураков.
Если можешь молчать — не тявкай:
Лаем псарника не излечишь.
Вынь из шкафа свой детский посох
И сотри с него кровь песков.
Будь смиренным и будь терпимым.
Стой на почве двумя ногами.
Ни за что не буди округу
Истерией случайных драк.
Заливайся дешевым пивом.
Обязательно пей с врагами:
Нет на свете вернее друга,
Чем хороший разумный враг.
Привыкай тяжело, но быстро
Расставаться с родным порогом.
Никогда не торчи под дверью
В ночь от вечности — до среды.
Ухмыляйся в лицо гэбисту.
Приникай к тишине пророка.
Обучайся искусству зверя —
Чуять запахи и следы.
Если можешь, — летай, как птица.
Не умеешь, — скользи, как ящер.
Хочешь гостем быть — стань не прошен
(Если выгонят, — уходи
По-английски, забыв проститься).
Думай только о настоящем,
А когда оно станет прошлым, —
Вырой яму на дне груди.
Ляг на рельс. Поднимись на рею.
Сделай мельницей — Дульсинею.
Собери всех бомжей по люкам
И для них возведи мосты.
Постарайся идти скорее.
Постарайся любить сильнее.
И не жди, что тебя полюбят
Так же сильно, как любишь ты.
Будь упругим — и будь безбрежным.
Будь известным — и будь бесславным.
Выжидай свой последний «Боинг»,
Как ребенок, на «пуск» косясь.
Проявляй, если хочешь, нежность.
Проявляй, если хочешь, слабость.
Ничего-ничего не бойся,
То есть бойся — всего и вся.
Растворяйся в густом тумане.
Меряй небо скупым шажочком.
Притворись молодой икринкой
В дебрях древней седой реки…
И следи, как в твоем кармане
Все отчетливее и жестче,
Как зеленые «семеринки»,
Наливаются
Кулаки.
Школьники
Артему Сенчило
Мы воскреснем, мой брат. И снова начнем с азов,
Как тогда, в первом классе:
Аз, буки, веди, ять...
Мой бумажный сержант, прорвавшийся сквозь Азов,
Превратился в корабль — пучину нутром объять.
Он плывет, как дурак, сквозь сотни подводных мин.
Он летит на одной (той самой, святой) сопле.
Он буравит морское дно — и спасает мир,
Прогрызая во тьме большую, как солнце, плешь.
Он глотает свой транк — и тут же впадает в транс.
Он надел камуфло, как Моцарт — изящный фрак.
Он давно не страшится грязных зеленых трасс —
Он давно не страшится гладких холеных фраз.
Мы такое прошли… Бояться ли нам теперь?
Королей, костылей ли? Сводок телепрограмм?
Я открыл тебе дверь. Дави на звонок и верь:
За порогом стоит уже не блокпост, — а Храм.
Там, внутри мириады братьев глядят с икон,
И тебе никуда не деться от этих глаз…
Мой бумажный сержант поставил себя на кон
И, когда он взорвется, —
Сбудется Первый Класс.
Кривым зеркалам
Я рою планету ботами.
Я пули глотаю гроздьями.
Из нор выползают «ботаны»:
Учить меня — чувству Родины.
Учить меня — чувству Матери.
Учить меня — чувству Господа.
Они расстилают скатерти.
Они козыряют ГОСТами.
А пули мои — бумажные:
«Стихи — это то, что кажется».
Я сделаю словом —
Каждого,
Но нужно ли это —
Каждому?
Из букв вылезают нытики —
Нытью, как всегда, не верю я.
Стругает людей на винтики
Вселенская Жандармерия.
Таблички,
Приставки,
Суффиксы…
Преступники стали судьями.
Мне спину свело от судорог:
Любовь избивают прутьями.
Я виделся с Боддхисаттвами,
Шахиду твердил про Иссу, но
Не любит Халиф писателей,
И суры давно написаны:
Я знаю, что надо — выстоять.
Я знаю, что надо — выстрадать.
Меня продают — по выставкам.
Меня раздают — на выстрелы.
Меня разъяряют жалостью.
Меня усмиряют мерками…
Разбейте меня, пожалуйста:
Я — слишком прямое зеркало.
Счастье: попытка определения
Свобода — это когда забываешь отчество у тирана
Иосиф Бродский.
Безымянная, будто в детском кино, звезда
Спит на двенадцатом этаже, но не снятся сны ей.
Наконец-то я понял: счастье — это когда
Из волонтерских мобильных, стирая слово «война»,
Исчезают кликухи и позывные –
И появляются имена.
Имена твоих близких друзей и дальних знакомых:
Всех, кто с тобой остался. Всех, кто тебя покинул.
Даль разрастается, как саркома.
Дождь, опадая с веток,
Бесшумно ползет по Киеву,
Как выходец с того света.
Наконец-то я понял, что обрету покой
После того, как они заколотят
И пустят вниз, дождевой рекой,
Самый последний гроб
С еще теплой душевной плотью,
Расстрелянной прямо в лоб.
Вот тогда, мое счастье, у нас наступит своя весна.
К тому времени наши мышцы
Станут тоньше хвостика мыши.
Но весна все равно наступит: она
Поведет нас к Востоку — за болью и былью.
И мы, удивившись, заметим: мы же
Исчезаем из наших мобильных,
Как волонтерские имена.
Песня о всаднике с головой
Я видывал оперу эту в гробу:
За мной повторяют мою же судьбу.
Меня поражают моим же мечом,
Украденным неким чужим палачом
Из кузницы, где закаляют хрусталь
До уровня стали. Хорошая сталь –
У всех палачей, как и прежде в цене:
Едва ты с коня, — и они на коне.
Поэтому, парень, дружи с головой.
Прячь хрупкую шею под плащ боевой.
Молчи о болезнях. Кричи о любви,
Не бойся. Не плачь, Не ропщи. Не зови.
Не думай о скорой: больница — не мед.
Ты — мертв. И тебя — только мертвый поймет.
Твой конь деревянный — надежней, чем гроб:
Давай, моя радость, пускайся в галоп!
Лети через горы, поля и луга –
Туда, где ни красть не умеют, ни лгать;
Туда, где росой захлебнулась трава;
Где — кровью из плахи — растет голова,
Как юный побег — из столетнего пня…
Не будет пускай ни тебя, ни меня,
Но дети, войдя под зеленый покров,
Наступят на корни из наших голов.
Обратись к докторам за справкой –
И ментам предъявляй при встрече:
Сумасшествие — это способ
Избегания дураков.
Если можешь молчать — не тявкай:
Лаем псарника не излечишь.
Вынь из шкафа свой детский посох
И сотри с него кровь песков.
Будь смиренным и будь терпимым.
Стой на почве двумя ногами.
Ни за что не буди округу
Истерией случайных драк.
Заливайся дешевым пивом.
Обязательно пей с врагами:
Нет на свете вернее друга,
Чем хороший разумный враг.
Привыкай тяжело, но быстро
Расставаться с родным порогом.
Никогда не торчи под дверью
В ночь от вечности — до среды.
Ухмыляйся в лицо гэбисту.
Приникай к тишине пророка.
Обучайся искусству зверя —
Чуять запахи и следы.
Если можешь, — летай, как птица.
Не умеешь, — скользи, как ящер.
Хочешь гостем быть — стань не прошен
(Если выгонят, — уходи
По-английски, забыв проститься).
Думай только о настоящем,
А когда оно станет прошлым, —
Вырой яму на дне груди.
Ляг на рельс. Поднимись на рею.
Сделай мельницей — Дульсинею.
Собери всех бомжей по люкам
И для них возведи мосты.
Постарайся идти скорее.
Постарайся любить сильнее.
И не жди, что тебя полюбят
Так же сильно, как любишь ты.
Будь упругим — и будь безбрежным.
Будь известным — и будь бесславным.
Выжидай свой последний «Боинг»,
Как ребенок, на «пуск» косясь.
Проявляй, если хочешь, нежность.
Проявляй, если хочешь, слабость.
Ничего-ничего не бойся,
То есть бойся — всего и вся.
Растворяйся в густом тумане.
Меряй небо скупым шажочком.
Притворись молодой икринкой
В дебрях древней седой реки…
И следи, как в твоем кармане
Все отчетливее и жестче,
Как зеленые «семеринки»,
Наливаются
Кулаки.
Школьники
Артему Сенчило
Мы воскреснем, мой брат. И снова начнем с азов,
Как тогда, в первом классе:
Аз, буки, веди, ять...
Мой бумажный сержант, прорвавшийся сквозь Азов,
Превратился в корабль — пучину нутром объять.
Он плывет, как дурак, сквозь сотни подводных мин.
Он летит на одной (той самой, святой) сопле.
Он буравит морское дно — и спасает мир,
Прогрызая во тьме большую, как солнце, плешь.
Он глотает свой транк — и тут же впадает в транс.
Он надел камуфло, как Моцарт — изящный фрак.
Он давно не страшится грязных зеленых трасс —
Он давно не страшится гладких холеных фраз.
Мы такое прошли… Бояться ли нам теперь?
Королей, костылей ли? Сводок телепрограмм?
Я открыл тебе дверь. Дави на звонок и верь:
За порогом стоит уже не блокпост, — а Храм.
Там, внутри мириады братьев глядят с икон,
И тебе никуда не деться от этих глаз…
Мой бумажный сержант поставил себя на кон
И, когда он взорвется, —
Сбудется Первый Класс.
Кривым зеркалам
Я рою планету ботами.
Я пули глотаю гроздьями.
Из нор выползают «ботаны»:
Учить меня — чувству Родины.
Учить меня — чувству Матери.
Учить меня — чувству Господа.
Они расстилают скатерти.
Они козыряют ГОСТами.
А пули мои — бумажные:
«Стихи — это то, что кажется».
Я сделаю словом —
Каждого,
Но нужно ли это —
Каждому?
Из букв вылезают нытики —
Нытью, как всегда, не верю я.
Стругает людей на винтики
Вселенская Жандармерия.
Таблички,
Приставки,
Суффиксы…
Преступники стали судьями.
Мне спину свело от судорог:
Любовь избивают прутьями.
Я виделся с Боддхисаттвами,
Шахиду твердил про Иссу, но
Не любит Халиф писателей,
И суры давно написаны:
Я знаю, что надо — выстоять.
Я знаю, что надо — выстрадать.
Меня продают — по выставкам.
Меня раздают — на выстрелы.
Меня разъяряют жалостью.
Меня усмиряют мерками…
Разбейте меня, пожалуйста:
Я — слишком прямое зеркало.
Счастье: попытка определения
Свобода — это когда забываешь отчество у тирана
Иосиф Бродский.
Безымянная, будто в детском кино, звезда
Спит на двенадцатом этаже, но не снятся сны ей.
Наконец-то я понял: счастье — это когда
Из волонтерских мобильных, стирая слово «война»,
Исчезают кликухи и позывные –
И появляются имена.
Имена твоих близких друзей и дальних знакомых:
Всех, кто с тобой остался. Всех, кто тебя покинул.
Даль разрастается, как саркома.
Дождь, опадая с веток,
Бесшумно ползет по Киеву,
Как выходец с того света.
Наконец-то я понял, что обрету покой
После того, как они заколотят
И пустят вниз, дождевой рекой,
Самый последний гроб
С еще теплой душевной плотью,
Расстрелянной прямо в лоб.
Вот тогда, мое счастье, у нас наступит своя весна.
К тому времени наши мышцы
Станут тоньше хвостика мыши.
Но весна все равно наступит: она
Поведет нас к Востоку — за болью и былью.
И мы, удивившись, заметим: мы же
Исчезаем из наших мобильных,
Как волонтерские имена.
Песня о всаднике с головой
Я видывал оперу эту в гробу:
За мной повторяют мою же судьбу.
Меня поражают моим же мечом,
Украденным неким чужим палачом
Из кузницы, где закаляют хрусталь
До уровня стали. Хорошая сталь –
У всех палачей, как и прежде в цене:
Едва ты с коня, — и они на коне.
Поэтому, парень, дружи с головой.
Прячь хрупкую шею под плащ боевой.
Молчи о болезнях. Кричи о любви,
Не бойся. Не плачь, Не ропщи. Не зови.
Не думай о скорой: больница — не мед.
Ты — мертв. И тебя — только мертвый поймет.
Твой конь деревянный — надежней, чем гроб:
Давай, моя радость, пускайся в галоп!
Лети через горы, поля и луга –
Туда, где ни красть не умеют, ни лгать;
Туда, где росой захлебнулась трава;
Где — кровью из плахи — растет голова,
Как юный побег — из столетнего пня…
Не будет пускай ни тебя, ни меня,
Но дети, войдя под зеленый покров,
Наступят на корни из наших голов.