***
Необъятен, бездонен и так безмятежно спокоен
к беснованию чаек совсем безучастный закат,
а притихшее море подёрнулось тонкой тоскою,
как слезами наполненный и немигающий взгляд.
В темноту погрузилась пунцовая поздняя зорька,
и последний рыбак проверяет свой скромный улов,
и, с водою на дне, позабытое кем-то ведёрко
отражает луну и созвездия, хоть и мало́.
Горизонт исчезает. Едва различимая баржа
огоньками своими дрожит далеко-далеко,
и сдаются приливу песчаные за́мки и башни,
оплывая как свечи, становятся просто песком.
Мы по берегу бродим, смеёмся, о будущем спорим,
а потом умолкаем и слушаем шёпот воды,
а за нами крадётся печальное тёмное море,
покрывая собой мимолётные наши следы...
06.19
***
Мои стихи растут, как сорняки,
как ряска в тихой заводи реки,
из скуки, из неспешности и лени,
из хлама всевозможных впечатлений,
из радостей, сомнений и тоски,
мои стихи растут, как сорняки.
Они, как неприметные грибы,
неприхотливы. Путникам любым,
нашедшим их, они послужат пищей,
невидимы для тех, кто их не ищет,
они окрепли под дождём судьбы -
стихов неприхотливые грибы.
Куда ни гляну - всюду вижу стих:
в запутанности улочек витых,
в бурленьи рынка, на вокзале, даже
в унылой череде многоэтажек,
в рутине ежедневных дел простых,
куда ни гляну - всюду вижу стих.
Когда не знаю я, о чём писать,
мне что-то шепчет полусонный сад,
и носятся сквозь летние пейзажи
внезапных ливней смелые пассажи...
Когда не знаю я, о чём писать,
стихи приходят - нужно только взять. (Одесса, 2019)
***
Мне от себя сбежать не удаётся
ни за́ город, ни в дальние края.
Ни в катакомбах, ни на дне колодца
не скрыться от назойливого "я".
Пока живу, оно ни на минуту
не отпускает, душу теребя,
оно всегда завидует кому-то,
и тянет одеяло на себя.
Оно со мной в часы ночных бессонниц,
потоком мыслей наполняя мрак,
оно со мной как ноющая совесть,
как тщательно скрывающийся враг.
Оно зудит, изводит, как короста,
и, жадно упиваясь властью всласть,
несносным гнусом кружится у глаз,
и не даёт увидеть вещи просто.
Оно саднит, подтачивает, гложет,
бубня, кривляясь, дёргаясь, мечась,
мне хочется содрать его, как кожу!
и замереть в безвременном "сейчас"...
Преодолев сомнения и робость,
не убегая, не юля́, не прячась,
внезапно осознать свою огромность...
свою невозмутимую прозрачность...
И отражая всё, что есть на свете,
как чистая зеркальная поверхность,
смеяться так, как могут только дети,
внезапно осознав свою бессмерность.
Киев, 03. 19
***
Чем больше в жизни подлости и страха,
Чем больше унижения и мук,
Тем глубже жажду погрузиться в Баха,
И скрыться между голосами фуг.
От горестей, от бедствий и проблем,
От войн, коллапсов, катастроф, крушений -
В блаженный храм неторопливых тем
И величавых противосложений,
Где всё логично, к месту, неспроста,
Где каждая деталь -как грань алмаза,
И кажется, дыханием Христа
Согрет любой мотив, любая фраза.
И будто бы Начало всех Начал
Сквозь кружево переплетённых линий
Из горней бездны, непроглядно-синей,
Струит святую, светлую печаль.
И через наслоения эпох
Гармонией наполненные сферы
Поют о том, что есть любовь и вера,
А где любовь и вера - там и Бог.
Киев, 25.11.18
***
С выцветшей открытки старый город
Льет непреходящий бледный свет-
Мезонины, ветхие заборы,
Призраки пролеток и карет.
Каменно бугрится мостовая,
Томно изогнулись фонари,
И смешное чудище трамвая
С нашими предтечами внутри.
Шелестят прохладные фонтаны,
Барельефы хмурятся со стен,
Из окна сочится щедрой манной
Ароматный, кружевной Шопен.
Ласковое матовое солнце
Лижется к сусальным куполам,
И бредут куда-то незнакомцы
По своим неведомым делам.
Как они неспешны и спокойны,
Тихий быт - как сонная река,
Бунты, революции и войны
Их не искалечили пока.
Это завтра их пошлют бороться
За неисполнимые мечты,
И архитектурное уродство
Строить на руинах красоты!
И взорвут на площади Соборной
Древний праотеческий собор,
И Былое выкорчуют с корнем,
Расстреляв безжалостно, в упор…
А потом раскаиваться слезно
Станут до скончания веков,
Только будет поздно, поздно, поздно,
Время не прощает дураков!
И дойдет до суетных потомков
Бессловесный и скупой привет-
Старины ничтожные обломки,
И открыток бледный, ровный свет…
Киев, 2010
Χρόνος
Где ты кроешься, Время? В отлаженном и непростом
Механизме вращения стрелок, пружин, шестерёнок?
Или ты обитаешь в покинутом доме пустом,
Где когда- то любили, где рос и менялся ребёнок?
Не тобою ли полон загадочный древний сосуд,
На песчаной косе позабытый утихнувшим штормом?
Может, это тебя облака к горизонту несут,
Опасаясь застыть, принимая всё новые формы?
Может, это тобою колеблется призрачный тюль,
Чуть прикрыв наготу разомлевшего знойного полдня?
Может, это твои через всё проходящие волны
Превращают июнь в раскалённый матёрый июль?
Где ты кроешься, Время? В гранитном молчаньи могил,
Уравнявших нужду и богатство, тщету и величье?
Или в мощном напоре внезапно нахлынувших сил,
Заставляющих заново строиться на пепелище?
В череде никому не заметных пока перемен,
Что потом неминуемо будут осознаны всеми?
Может ты, как всего неизбежно грядущего семя,
Целиком помещаешься в крошечный этот момент?
Где ты кроешься, Время? В самом основаньи вещей?
В небесах, на земле или, может быть, где-нибудь между?
Где ты кроешься, Время? И есть ли ты, Время, вообще?
Или ты - только точка, где память встречает надежду?
Киев, 06.19
***
Просто жить - просыпаться, готовить нехитрый завтрак,
уходить по делам, возвращаться под вечер. Завтра
провернуть это снова, слегка изменив детали,
но с накатанной тропки куда-то свернуть - едва ли,
потому что события, мода, погода, личность -
подчиняются общему принципу, он - цикличность;
можно в поисках нового вылезти вон из кожи,
но на выходе в общем-то будет одно и то же.
Кто-то хочет другую машину, жену, работу,
или на аватарке слегка поэффектней фото,
или святости ищет, спасаясь от всякой па́рши,
а становится только угрюмее, злей и старше.
В этой странной реальности всё существует как-то,
чем выдумывать что-нибудь, лучше идти от факта.
Просто жить - не пытаться понять, для чего всё это,
что касается смысла, то может, его и нету.
Просто жить, терпеливо свершая всё то, что должен,
понимая, что мир не дарован, а лишь одолжен.
Раз одолжен, то может, конечно же, быть отобран.
Он до боли прекрасен, но быть не обязан добрым.
Киев, 05.19
***
Вишнёвым цветом тротуар устелен,
И солнце в листьях - аж глаза болят!
Шальная взбунтовавшаяся зелень
Ещё не перестала изумлять.
А город- гул, а город - грохот, гомон,
Хитросплетенье точек и мазков,
Игра теней, цветной калейдоскоп,
Где через миг всё станет по-другому.
Не чудо ли? - беснуясь и юля́,
цветные кляксы, вдруг решившись слиться,
слагаются в каштаны, тополя,
трамваи, облака, улыбки, лица!
На велике несётся по двору,
В веснушках, раскрасневшееся счастье,
И я дрожу, как флюгер на ветру,
От сладостного чувства сопричастья.
Львов, 8.05.19
***
Случайное солнце касается старого дерева,
Ветвистая тень проступает на светлой стене,
И кажется, что-то, что было навеки потеряно,
Нежданно-негаданно снова даровано мне.
Сырые хибары, изрытые улочки узкие,
И в талом снегу копошащееся вороньё...
Мой край неказистый! В капели мне слышится музыка,
Сегодня всё это - такое родное, моё!
Забытое что-то, простое, кондо́во-исконное,
Как будто явленьям ещё не даны имена...
Красивая девочка бродит по городу сонному,
Мне кажется, я узнаю́ её... Это - весна!
Киев, 02.19
***
Не тороплюсь, и, благо, время есть
На праздное обдумыванье строчки,
На то, чтобы в кафе уютном сесть
И кофе пить неспешно, по глоточку.
На то, чтобы махровым зимним днём,
В глубоком кресле развалясь удобно,
Лениво наблюдать, как за окном
Спешат куда-то толпы мне подобных.
И пусть вокруг твердят: "Скорей, скорей!
Ставь цели! Достигай! Будь первым! Действуй!.."
А я плету свой ямб и свой хорей,
Играю на рояле, сплю, как в детстве,
И бесконечно созерцать могу
Причудливое облако над лесом,
Разглядывать с огромным интересом
Разлапистое дерево в снегу,
Могу брести, куда душе угодно,
А если надоест - свернуть с пути,
Могу, хоть это нынче и не модно,
С хорошей книгой время провести.
И, как зеницу ока, берегу
Зажившуюся детскую способность:
Осознавать простых вещей весомость,
Которой не постигнуть на бегу.
Киев, 02.19
***
За окнами город всё так же заснежен и сед.
Закончились праздники - время выбрасывать ёлку.
Под лампочкой, сеющей бледный безжизненный свет,
На лестнице курит всё тот же угрюмый сосед,
И я понимаю, что, хочешь того или нет,
Всё будет как прежде, меняются даты - и только.
Всё стало обычным, и в общих чертах наперёд
Известным, как новости позавчерашней газеты:
Привычная рожа с экрана предвыборно врёт,
Привычно на площади лозунги кто-то орёт,
Привычных явлений навязчивый круговорот,
Где всё повториться обязано - сетуй не сетуй.
Всё стало обычным, и то, что когда-то давно
Казалось открытием, чудом, предвестием сказки,
Теперь вызывает зевок, как плохое кино,
Которое смотришь, хотя надоело оно,
В котором, конечно, случается что-нибудь, но
Банален сюжет и вполне очевидна развязка.
Всё стало обычным - и мир ни хорош, и ни плох,
И дни, проходящие мимо, как братья, похожи.
Но странное чувство меня беспокоит и гложет:
В обычности этой, пожалуй, какой-то подвох...
За этой рутиной скрывается что-то, но что же?..
Киев, 01.19
***
Дорога расплакалась. Кем-то разбужен,
помят, недоволен собою, рассвет
глядит на своё отражение в лужах,
где снег уступил недотлевшей листве
и мутной рекой побежал к водостоку
(в гнусавом журчании слышится фальшь),
пока надрывается ветер с востока,
нещадно утюжа щербатый асфальт,
а дерево, в платьице из объявлений,
пытается капли с ветвей отряхнуть
на первый троллейбус, не знающий лени,
сквозь слякоть себе пролагающий путь,
держа неизменно высокую ноту
и полнясь людьми, словно рыба икрой,
ползущими сонно по скучным работам -
кто в банк, кто на рынок, кто в цех, кто в бюро –
в привычных раздумьях о трудной неделе,
невидящим взглядом уставясь в окно,
в котором проносятся сизые ели,
высо́ток разбросанное домино,
летят, чередуясь, столбы с проводами,
пространство на равные такты дробя,
а где-то посвистывает поездами
вокзал, исторгая клубы́ из себя,
и город, как снятое с якоря судно,
пыхтя, дребезжа, рокоча и звеня,
выходит из гавани в бурные будни
проторенным руслом рабочего дня.
Киев, 12.18.
***
Снег оккупировал территорию.
Ночью. Внезапно. Бесшумно. Нахально.
Снег переписывает историю.
Что не заснежено - неактуально.
Стёрты границы, исчезли различия:
Улицы, парки, машины с трамваями -
Всё обесцвечено, всё обезличено,
Прежде знакомое - неузнаваемо.
Снег прорывается в город без боя,
Сослепу не разбирая дороги,
Словно косматый мужик с перепоя,
Валится возле подъезда под ноги.
Снег воровито обшарил окрестности -
Выемки, ямы, зазубрины, трещины,
Крыши, балконы, бордюры и лестницы -
Все потайные места рассекречены!
Время открыться, покинуть убежище -
Прятаться глупо. Шагами несмелыми
Выйду наружу, врагу на посмешище,
И окунусь в бесконечное белое...
Киев, 12.18
***
Мне хочется в город уютный,
С мощёной округлостью улиц,
Где никнут над речкою мутной
Столетние липы, сутулясь.
Где, глядя на вечные горы,
От прошлого некуда деться,
Где тянутся звоны собора,
Как зов позабытого детства.
Где замок, плющом оплетённый,
Преданьями щедро овеян,
Где двориков быт полусонный
Мешается с шумом кофеен.
Где время неспешно струится,
Касаясь вещей и явлений,
И мерно плетёт вереницу
Мгновений, веков, поколений.
Где выстроилось коридором
Кудрявое полчище сакур...
Ах город мой, город, в котором
Я сердце оставил, как якорь.
Киев, 2016
***
В шумных кварталах, в сыром полумраке пивных,
полных печали, себя выдающей за смех,
сунув за пазуху мятый клочок тишины,
прячу её ото всех.
Прячу её при нахальном проныре - дельце́,
не попадаясь на удочку щедрой цены,
мимо него прохожу, не меняясь в лице
я не продам тишины.
Прячу её от знакомого. Он говорит
о коммунальных тарифах, футболе, войне.
Я притворяюсь, что мне интересно - внутри
место одной тишине.
Прячу её от тупой агрессивной попсы,
прячу от мата разнузданной пьяной шпаны.
Шваль и отребье, и разных мастей подлецы -
им не познать тишины.
Город не может расслабиться даже на час,
дёрганый и воспалённый, не знающий сна.
Сделаю вид, что пока ещё я его часть.
В сердце моём тишина.
Та тишина, от которой пространство звенит,
прежде чем в нём проявляются звук и слова.
Та тишина, что древнее самих пирамид,
та, что извечно нова.
Та тишина, у которой ни формы, ни свойств,
но из неё возникают миры и миры.
Той тишины, что меня пропитала насквозь,
неисчислимы дары.
Ею нельзя поделиться, и в этом беда -
нечего дать, и тем более нечего взять.
Но если ты обнаружишь её, то тогда
будет тебе, что сказать.
Ужгород 07.19
***
Дом - больше, чем сумма собранных в нём вещей -
стол на изогнутых ножках, бессмертный, словно Кащей,
и, пятернёй растопыренной спущенная с потолка,
пыльная медная люстра, похожая на паука.
Дом - больше, чем грузный громоздкий комод - старожил,
ссохшееся пианино, полное рваных жил,
шкаф нечитаемых книг, что рассыпятся в прах вот-вот,
в дальнем углу - кресло, словно раскрытый рот.
Дом - это, конечно, шумный весёлый съезд,
хлопоты по обустройству множества спальных мест,
запах еды и кофе, хохот, беседы, споры,
чувство, что лето - вечно, чувство, что осень - скоро.
Дом - ещё и способность стен бесконечно помнить
те голоса, что истаяли в гулком пространстве комнат,
это - дар, который давно приобрёл паркет:
тихо хрустеть под шагами тех, кого уже нет.
Это - улица, вечно рвущаяся в окно.
Это - мрачный чердак, на котором всегда темно.
Это - поиск детских, затерянных тайников,
под неподвижным взглядом с портрета двух стариков.
07.19
***
Доигрался. Втянулся. Подсел. Захватило дух...
Начинается ломка - вот-вот изогнусь дугой...
От стиха, чей окурок секунду назад потух,
я уже прикурил другой...
Машинально иду, что-то делаю впопыхах,
но попутно, украдкой, за словом тянусь в карман.
Я хочу свою дозу дурманящего стиха -
я законченный стихоман!
Мне без разницы - смрадный вокзал или тихий дом,
или ложе из роз, или панцирная кровать.
Для меня наивысшая ценность явлений в том,
что их можно зарифмовать.
Слово за́ слово, строчка за строчкой, ещё, ещё!
Вот мелькнуло живое - и снова нельзя найти...
Я невнятно бубню, как сошедший с ума дьячок,
и не слышу тебя, прости...
Этот мир иногда безобразен и кос, и крив,
корчит жуткие рожи, как ярмарочный скоморох,
дайте я его втисну в прокрустово ложе рифм -
и он станет не так уж плох!..
Только знаешь, ведь это - каракули, прах, труха,
просто жалкий клочок бумаги ценою в грош,
если ты не дотронешься до моего стиха,
если ты его не прочтёшь...
08.19
***
Ну здравствуй, знакомая с детства
родная горечь,
которая даже в бурлении
людных сборищ
находит меня, и на кухне,
как старый кореш,
молчит обо всём, и поэтому с ней
не споришь.
Входи же, подруга ,я знаю твои
приметы.
Тобою, как пылью, подёрнуты все
предметы,
и в каждой точке, внутри и снаружи,
где́ ты
прошла, оставляешь след, словно хвост
кометы.
Ты частая гостья, но всё не набьёшь
оскому,
ты так избегаема всеми, а мной
искома,
ведь только с тобою, застрявшею в горле
комом,
и видится глубже, и пишется
по-другому.
Но как бы в себя ни заглядывал
глубоко я,
никак осознать не удастся, что ты
такое -
саднящая помесь предвидения
с тоскою,
способная изредка кровоточи́ть
строкою...
08.19
***
Дергался, лез из кожи,
рыскал туда-сюда...
Море, а ты всё то же,
то же, что и всегда.
Дымчато, безмятежно.
Бухту обняв дугой,
море осталось тем же,
я перед ним - другой.
Вечная даль и бездна,
солью твоей дышу...
Море, когда исчезну,
будет ли здесь твой шум?
Одесса, 2.12.19
«Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною»
(Откр. 3:20)
***
"Открой...
Се, стою у двери и стучу..."
Схватиться с постели,
нашарить во тьме свечу...
Кому там неймётся
поздней такой порою?
Пришедшему с фронта
раненому герою?
Напуганной жертве?
Безжалостному палачу?..
"Открой...
Се, стою у двери и стучу..."
А что, если это -
расчётливый подлый вор?
А может, у друга
какой-нибудь разговор?
Усталый сбившийся путник
ищет ночлег?
А вдруг это просто
компания пьяных коллег
решила продолжить
и пир закатить горой?..
"Се, стою у двери и стучу...
Открой..."
Наверно, сосед - алкаш,
попросить взаймы...
А что, если это маньяк
сбежал из тюрьмы?..
А может, красотка,
из мотыльков ночных,
под норковой шубой - нагая,
в чулках одних?..
Впрочем, она
побрезгует этой норой...
"Се, стою у двери и стучу...
Открой..."
Мгновенье покоя, и снова,
чуть погодя,
стук негромкий и мерный,
как капли дождя...
Пожалуй, лучше
вовсе не открывать...
К тому же, манит
расстеленная кровать,
подушки уют,
простыни́ неостывший шёлк...
Проваливай-ка, бродяга,
откуда пришёл!..
Ни звука в ответ, только ветер
уныло стонет о
том, что со́н это, сон это,
сон это, сон это...
Слышен первый трамвай
да дворняжек брань,
скучный шорох метлы
возвещает рань.
Светает, но в комнате мрак,
не видать ни зги.
Всё дальше и дальше
на лестнице чьи-то шаги...
Львов, 10.19