Наверное, с античных времен критики (как профессионалы, так и любители) не устают вести бесконечный спор о том, что является поэзией, а что — графоманством, рифмоплетством и прочими неуважаемыми вариантами создания рифмованных текстов. У меня есть свой, можно сказать, личный критерий. Он прост: если я открываю книгу стихов где-нибудь в середине, прочитываю два-три стихотворения, и чувствую непреодолимое желание продолжить чтение до последней страницы, значит прочитанные стихи — поэзия. В противном случае поэзию не вижу, не чувствую, не признаю.
Но, взяв в руки новую «Книгу ивы» Эллы Крыловой, я не стал раскрывать ее где-то в середине. Мне не требуются доказательства присутствия поэзии. Я начал читать с первой страницы, с первого стихотворения:
Как над прудом плакучая ива,
я склоняюсь над чистым листом.
Написать бы светло и красиво
про небесный приветливый дом!
Вместо этого слезы роняю
о больном, о земном бытии
и в чернильницу слез окунаю
я воронье перо в забытьи…
И так, с неизменным наслаждением и интересом прочел до самой последней страницы.
Не могу сказать, что это наслаждение стало сюрпризом. Скорее — наоборот. Волею судеб, я — постоянный читатель стихов Эллы Крыловой и, открывая ее очередную новую книгу, предвкушаю удовольствие. Все постоянные читатели Эллы Крыловой знают, что плохо писать стихи она не умеет, что Элла, перефразируя Льва Толстого, не просто может писать, но не может не писать, и что в ее творчестве неизменно присутствуют вкус и чувство меры.
Нет, меня поразило, когда создавались эти стихи, какое время было на дворе, в каком душевном, нравственном состоянии находилось общество, окружавшее поэтессу, да и сама она. Так вот: все стихи датированы второй половиной 2014 года, — года, который едва ли останется в исторической памяти народа как золотой год России. Какой там золотой год, когда из уст мировых политиков так и сыпались неиссякаемым потоком санкции и контрсанкции, когда экономические перспективы страны заволоклись плотным туманом неизвестности, который и поныне продолжает сгущаться.
Трудно оставаться поэтом, живя в такое времечко… И, тем не менее, из-под пера поэтессы вышли более ста шестидесяти стихотворений! Так что едва ли был прав Жан-Жак Руссо, утверждавший, что «корнями своими все переплетено с политикой». Не все! Поэзия существует вопреки политике. Любители привязать перо к штыку не оставили заметного следа в мировой поэзии, их творчество (в кавычках или без) не выдержало испытание временем, ибо многое из того, чему поклонялись и служили такие поэты, оказалось большой ложью. Поэт часто пишет вопреки своему времени, особенно, если оно наполнено враждой и ненавистью. Его творчество обращено к светлым сторонам бытия. Поэтому не удивительно, что в «Книге ивы» почти нет «политических» стихов. Это, конечно, не означает, что поэтесса живет в «хрустальном замке», не замечая творящихся вокруг безобразий. И доказательством тому могут быть, например, вот эти строчки:
Нынче русских не любят, как раньше — евреев.
Не сбылись мы, увы, как народ назореев.
А сбылись мы как варвары или вандалы.
Шибко падки на пьянство, халяву, скандалы.
Старины и природы своей же не ценим.
И у многих в мозгах еще дедушка Ленин.
А у многих и вовсе — вампир Джугашвили.
И мы сами себя уж давно победили…
И все же, процитированные катрены из стихотворения «О национальной гордости» лишь отражают сиюминутное ощущение неприятия чего-то гадкого и мерзкого, с чем, по-видимому, довелось столкнуться поэтессе. А в абсолютном большинстве произведений пред нами предстает стихотворец-лирик:
Будет лес так же свеж и прекрасен,
будут птицы звенеть в вышине,
будет с кленом беседовать ясень,
будут белки скакать по сосне.
И, любимого леса царица,
среди майского синего дня
расцветет, как всегда, медуница,
но уже без меня, без меня…
Перекликается и с евтушенковским «Меня не станет. Солнце встанет», и с многочисленными стихами других авторов, ибо едва ли найдется мыслящий человек, тем более, поэт, который не задумался бы о том, что будет после него. Но нельзя не обратить внимание на остальные строки: сколько пронзительного жизнелюбия, сколько неудержимого восхищения природой (Битцевским лесом). Это стихотворение вбирает в себя лучшие черты пейзажной лирики: зримость, искренность, восторженное упоение родной землей. А вот другое, на первый взгляд, пейзажное стихотворение:
Есть в поздней осени особенная сладость.
Блаженная печаль и пряный дух аллей.
Летящих листьев трепетная слабость
и сирой сырости на лбу елей.
На озере кричат сквозь дымку утки,
озябшая синица спит в горсти.
В траве еще мелькают незабудки.
А Бог уже поклялся всех спасти.
Оба стихотворения роднит композиция: в обоих произведениях последняя строка контрастирует с предыдущими, несколько смещая смысловую направленность. Такие стихи наглядно демонстрируют неисчерпаемость поэзии: сколько стихотворцы ни создавали бы ярких и образных произведений, всегда найдется новый взгляд, новая метафора, неожиданный ракурс. И невольно приходит понимание вечности поэзии, ибо житейские симпатии и антипатии — преходящи, а божественное очарование природы — вне власти времени.
Однако 2014 год был для Эллы Крыловой тяжелым еще и по личной причине. Ушла из жизни ее мама, человек незаурядный и сложный. Поэтесса осиротела. Почти все проходят через это, и многие знают, как нелегко приходится детям, теряющим мать. Наверное, поэтому в «Книге ивы» так много минорных стихов. В одном мы читаем:
для счастья кто-то создан, щегловитый,
а я, должно быть, создана для горя.
В другом:
Примета сбылась: моя жизнь — сплошные слезы.
Да, мне жалко себя.
А кто еще пожалеет?
Пожалуй, самым сильным стихотворением, отражающим душевное состояние поэтессы, вызванное как личными, так и общественными катаклизмами, является «Жестокий романс»:
Кому — осетрина с шампанским,
кому — черный хлеб и вода.
Пацанку с характером шпанским
накрыла, как туча, беда.
Искать справедливости в мире —
что в мусоре жемчуг искать.
О, скорбь, поиграй нам на лире,
ты — наша родимая мать!
И пусть подпевают вороны,
и мы заодно воспоем
кандальные мира законы,
обол шевеля языком.
И, как обычно бывает с человеком, переживающим беду, на помощь ему приходят воспоминания детства. Они — своего рода охранительная психотерапия, напоминающая человеку об, увы, неповторимых годах:
Терпкую ем с сахаром бруснику,
вспоминаю Север, Мончегорск,
словно перелистываю книгу:
озеро, тайга, село, погост.
И завершается это ностальгическое стихотворение великолепным катреном:
Вот оно пришло воспоминаньем —
Терпкою брусникой на столе.
Осветил мне северным сияньем
Бог мой путь нелегкий по земле…
В годину личных или общественных потрясений даже атеист вспоминает о Боге, не говоря уже о верующем человеке. И, естественно, в «Книге ивы» много стихов религиозной направленности:
Не зря воздушным шариком летит
планета в бесприютном океане:
есть Кормчий, направляющий пути,
и маяки горят в сыром тумане.
--------------------------------------
Бог смотрит в нас, ища себя.
Ища себя, мы смотром в Бога.
Чем жаждать, четки теребя,
Уж лучше посох и дорога.
Невольно вспоминается пушкинская строка: «Уж лучше посох и сума». Несомненно, из ряда религиозных стихов особо выделяется страстная и трагичная «Вечерняя молитва»:
Баю-баюшки мрачно пою.
Упокой наши души в раю,
о, прекрасный и добрый Господь!
Пощади эту бедную плоть,
успокой наш измученный дух.
Мы здесь все, от детей до старух —
в маяте, в суете и в грязи,
и не метим в князья да ферзи.
Все мы — пешки на шаткой доске,
и к тебе мы взываем в тоске:
не покинь нас, Господь, не оставь,
объясни нам, где мара, где явь,
нас от смертного страха спаси,
как тревожно сейчас на Руси!
Взбеленился, взбесился весь мир,
и ликует рогатый кумир.
Упаси нас, Господь, не покинь
в это время лихое! Аминь.
Впрочем, в рецензируемой книге гораздо больше стихов благостных, например, таких:
Какая упоительная осень!
На дух измученный нисходит благодать.
И мы смиренно Господа попросим,
чтоб нам позволил больше не страдать.
В религиозных произведениях Эллы Крыловой просматривается некий дуализм: ряд стихов обращен к Иисусу Христу, а ряд — к Будде. Стихотворение «Гимн Будде» начинается словами: «О, Будда! Ты мой светоч постоянный…» Что ж, это не удивительно. Христиане с буддистами не враждуют. Даже в такой цитадели буддизма, как Таиланд, народ с истинно азиатской яркостью, с блеском, танцами и музыкой встречает Рождество Христово как свой национальный праздник. А в православной России уже давным-давно популярен китайский календарь, и большинство россиян заранее знает, когда приходит «год тигра», «год свиньи», «год козы», и т. д. Слава Богу, времена Крестовых походов остались в далеком Средневековье… Но по-прежнему процветает как фарисейство, так и религиозная нетерпимость. И Элла Крылова с чувством глубокой душевной боли пишет:
И все казино не пустуют:
там бодро блефуют, вистуют.
А пенсия — «сроки дожития».
И всем — Иисус как прикрытие.
Ну что же, Христос, тебе сладко
от этого миропорядка?
Приди ты сейчас — вновь распнут.
И орден посмертно дадут.
Поэзии Эллы Крыловой искренности не занимать. Но особенно это ощущается в стихах бытовых, домашних, в которых поэтесса восхваляет уют и покой, радость существования, причем не в эмпиреях, а в скромной московской квартире:
Как же в доме хорошо и лепо!
Мы в любви: котенок, я и муж.
И зачем холодное мне небо?
И зачем переселенье душ?
Вещи милые, цветы, картины,
за окном — осенних кленов медь.
Будда сел на наш буфет старинный.
Радостно свечам для нас гореть.
Мы втроем — семья почти святая,
в ангельской гармонии живем.
И не надо мне иного рая,
чем мой дом, земной уютный дом.
Можно только вообразить, сколь злобно издевались бы над «мещанским уютом», веящим от этого стихотворения, «передовые» советские литераторы 20-х или 30-х годов! Сколько совершенно искреннего презрения прозвучало бы в их гневных филиппиках! Но мы, люди, счастливо уцелевшие в ужасах окаянного XX века, прекрасно понимаем, знаем по собственному опыту и опыту родителей, сколь лживы были ориентиры тех, «кто вышел строить и несть» почти сотню лет назад. Мы знаем, чего это стоило людям и чем это завершилось. Нам есть что с чем сравнивать! Впрочем, об этом очень хорошо сказала сама Элла Крылова в другом стихотворении:
Поглубже погрузиться надо в тьму,
чтоб лучше оценить источник света.
Вот такая получилась у Эллы Крыловой книга: разные темы, разные сюжеты, разные религии, но объединяет все любовь к людям, любовь к природе, радость существования и, конечно же, высокая поэтичность. И вера. Не фанатичная, не меркантильная, а искренняя и добрая. И характерно, что книга завершается стихотворением, написанным 15 декабря 2014 года и подводящим итог этого трудного для автора времени:
Теперь успокойся. Своим чередом
идет эта жизнь, то казня, то щадя.
Есть муж, есть котенок, есть добрый наш дом.
Есть Бог. Он рассудит всех чуть погодя.
Купи цикламены. Поставь на окно.
Весенним весельем дохнет в декабре.
И пусть за окном все темно и темно —
рождественской вспыхнуть уж скоро заре.
Но, взяв в руки новую «Книгу ивы» Эллы Крыловой, я не стал раскрывать ее где-то в середине. Мне не требуются доказательства присутствия поэзии. Я начал читать с первой страницы, с первого стихотворения:
Как над прудом плакучая ива,
я склоняюсь над чистым листом.
Написать бы светло и красиво
про небесный приветливый дом!
Вместо этого слезы роняю
о больном, о земном бытии
и в чернильницу слез окунаю
я воронье перо в забытьи…
И так, с неизменным наслаждением и интересом прочел до самой последней страницы.
Не могу сказать, что это наслаждение стало сюрпризом. Скорее — наоборот. Волею судеб, я — постоянный читатель стихов Эллы Крыловой и, открывая ее очередную новую книгу, предвкушаю удовольствие. Все постоянные читатели Эллы Крыловой знают, что плохо писать стихи она не умеет, что Элла, перефразируя Льва Толстого, не просто может писать, но не может не писать, и что в ее творчестве неизменно присутствуют вкус и чувство меры.
Нет, меня поразило, когда создавались эти стихи, какое время было на дворе, в каком душевном, нравственном состоянии находилось общество, окружавшее поэтессу, да и сама она. Так вот: все стихи датированы второй половиной 2014 года, — года, который едва ли останется в исторической памяти народа как золотой год России. Какой там золотой год, когда из уст мировых политиков так и сыпались неиссякаемым потоком санкции и контрсанкции, когда экономические перспективы страны заволоклись плотным туманом неизвестности, который и поныне продолжает сгущаться.
Трудно оставаться поэтом, живя в такое времечко… И, тем не менее, из-под пера поэтессы вышли более ста шестидесяти стихотворений! Так что едва ли был прав Жан-Жак Руссо, утверждавший, что «корнями своими все переплетено с политикой». Не все! Поэзия существует вопреки политике. Любители привязать перо к штыку не оставили заметного следа в мировой поэзии, их творчество (в кавычках или без) не выдержало испытание временем, ибо многое из того, чему поклонялись и служили такие поэты, оказалось большой ложью. Поэт часто пишет вопреки своему времени, особенно, если оно наполнено враждой и ненавистью. Его творчество обращено к светлым сторонам бытия. Поэтому не удивительно, что в «Книге ивы» почти нет «политических» стихов. Это, конечно, не означает, что поэтесса живет в «хрустальном замке», не замечая творящихся вокруг безобразий. И доказательством тому могут быть, например, вот эти строчки:
Нынче русских не любят, как раньше — евреев.
Не сбылись мы, увы, как народ назореев.
А сбылись мы как варвары или вандалы.
Шибко падки на пьянство, халяву, скандалы.
Старины и природы своей же не ценим.
И у многих в мозгах еще дедушка Ленин.
А у многих и вовсе — вампир Джугашвили.
И мы сами себя уж давно победили…
И все же, процитированные катрены из стихотворения «О национальной гордости» лишь отражают сиюминутное ощущение неприятия чего-то гадкого и мерзкого, с чем, по-видимому, довелось столкнуться поэтессе. А в абсолютном большинстве произведений пред нами предстает стихотворец-лирик:
Будет лес так же свеж и прекрасен,
будут птицы звенеть в вышине,
будет с кленом беседовать ясень,
будут белки скакать по сосне.
И, любимого леса царица,
среди майского синего дня
расцветет, как всегда, медуница,
но уже без меня, без меня…
Перекликается и с евтушенковским «Меня не станет. Солнце встанет», и с многочисленными стихами других авторов, ибо едва ли найдется мыслящий человек, тем более, поэт, который не задумался бы о том, что будет после него. Но нельзя не обратить внимание на остальные строки: сколько пронзительного жизнелюбия, сколько неудержимого восхищения природой (Битцевским лесом). Это стихотворение вбирает в себя лучшие черты пейзажной лирики: зримость, искренность, восторженное упоение родной землей. А вот другое, на первый взгляд, пейзажное стихотворение:
Есть в поздней осени особенная сладость.
Блаженная печаль и пряный дух аллей.
Летящих листьев трепетная слабость
и сирой сырости на лбу елей.
На озере кричат сквозь дымку утки,
озябшая синица спит в горсти.
В траве еще мелькают незабудки.
А Бог уже поклялся всех спасти.
Оба стихотворения роднит композиция: в обоих произведениях последняя строка контрастирует с предыдущими, несколько смещая смысловую направленность. Такие стихи наглядно демонстрируют неисчерпаемость поэзии: сколько стихотворцы ни создавали бы ярких и образных произведений, всегда найдется новый взгляд, новая метафора, неожиданный ракурс. И невольно приходит понимание вечности поэзии, ибо житейские симпатии и антипатии — преходящи, а божественное очарование природы — вне власти времени.
Однако 2014 год был для Эллы Крыловой тяжелым еще и по личной причине. Ушла из жизни ее мама, человек незаурядный и сложный. Поэтесса осиротела. Почти все проходят через это, и многие знают, как нелегко приходится детям, теряющим мать. Наверное, поэтому в «Книге ивы» так много минорных стихов. В одном мы читаем:
для счастья кто-то создан, щегловитый,
а я, должно быть, создана для горя.
В другом:
Примета сбылась: моя жизнь — сплошные слезы.
Да, мне жалко себя.
А кто еще пожалеет?
Пожалуй, самым сильным стихотворением, отражающим душевное состояние поэтессы, вызванное как личными, так и общественными катаклизмами, является «Жестокий романс»:
Кому — осетрина с шампанским,
кому — черный хлеб и вода.
Пацанку с характером шпанским
накрыла, как туча, беда.
Искать справедливости в мире —
что в мусоре жемчуг искать.
О, скорбь, поиграй нам на лире,
ты — наша родимая мать!
И пусть подпевают вороны,
и мы заодно воспоем
кандальные мира законы,
обол шевеля языком.
И, как обычно бывает с человеком, переживающим беду, на помощь ему приходят воспоминания детства. Они — своего рода охранительная психотерапия, напоминающая человеку об, увы, неповторимых годах:
Терпкую ем с сахаром бруснику,
вспоминаю Север, Мончегорск,
словно перелистываю книгу:
озеро, тайга, село, погост.
И завершается это ностальгическое стихотворение великолепным катреном:
Вот оно пришло воспоминаньем —
Терпкою брусникой на столе.
Осветил мне северным сияньем
Бог мой путь нелегкий по земле…
В годину личных или общественных потрясений даже атеист вспоминает о Боге, не говоря уже о верующем человеке. И, естественно, в «Книге ивы» много стихов религиозной направленности:
Не зря воздушным шариком летит
планета в бесприютном океане:
есть Кормчий, направляющий пути,
и маяки горят в сыром тумане.
--------------------------------------
Бог смотрит в нас, ища себя.
Ища себя, мы смотром в Бога.
Чем жаждать, четки теребя,
Уж лучше посох и дорога.
Невольно вспоминается пушкинская строка: «Уж лучше посох и сума». Несомненно, из ряда религиозных стихов особо выделяется страстная и трагичная «Вечерняя молитва»:
Баю-баюшки мрачно пою.
Упокой наши души в раю,
о, прекрасный и добрый Господь!
Пощади эту бедную плоть,
успокой наш измученный дух.
Мы здесь все, от детей до старух —
в маяте, в суете и в грязи,
и не метим в князья да ферзи.
Все мы — пешки на шаткой доске,
и к тебе мы взываем в тоске:
не покинь нас, Господь, не оставь,
объясни нам, где мара, где явь,
нас от смертного страха спаси,
как тревожно сейчас на Руси!
Взбеленился, взбесился весь мир,
и ликует рогатый кумир.
Упаси нас, Господь, не покинь
в это время лихое! Аминь.
Впрочем, в рецензируемой книге гораздо больше стихов благостных, например, таких:
Какая упоительная осень!
На дух измученный нисходит благодать.
И мы смиренно Господа попросим,
чтоб нам позволил больше не страдать.
В религиозных произведениях Эллы Крыловой просматривается некий дуализм: ряд стихов обращен к Иисусу Христу, а ряд — к Будде. Стихотворение «Гимн Будде» начинается словами: «О, Будда! Ты мой светоч постоянный…» Что ж, это не удивительно. Христиане с буддистами не враждуют. Даже в такой цитадели буддизма, как Таиланд, народ с истинно азиатской яркостью, с блеском, танцами и музыкой встречает Рождество Христово как свой национальный праздник. А в православной России уже давным-давно популярен китайский календарь, и большинство россиян заранее знает, когда приходит «год тигра», «год свиньи», «год козы», и т. д. Слава Богу, времена Крестовых походов остались в далеком Средневековье… Но по-прежнему процветает как фарисейство, так и религиозная нетерпимость. И Элла Крылова с чувством глубокой душевной боли пишет:
И все казино не пустуют:
там бодро блефуют, вистуют.
А пенсия — «сроки дожития».
И всем — Иисус как прикрытие.
Ну что же, Христос, тебе сладко
от этого миропорядка?
Приди ты сейчас — вновь распнут.
И орден посмертно дадут.
Поэзии Эллы Крыловой искренности не занимать. Но особенно это ощущается в стихах бытовых, домашних, в которых поэтесса восхваляет уют и покой, радость существования, причем не в эмпиреях, а в скромной московской квартире:
Как же в доме хорошо и лепо!
Мы в любви: котенок, я и муж.
И зачем холодное мне небо?
И зачем переселенье душ?
Вещи милые, цветы, картины,
за окном — осенних кленов медь.
Будда сел на наш буфет старинный.
Радостно свечам для нас гореть.
Мы втроем — семья почти святая,
в ангельской гармонии живем.
И не надо мне иного рая,
чем мой дом, земной уютный дом.
Можно только вообразить, сколь злобно издевались бы над «мещанским уютом», веящим от этого стихотворения, «передовые» советские литераторы 20-х или 30-х годов! Сколько совершенно искреннего презрения прозвучало бы в их гневных филиппиках! Но мы, люди, счастливо уцелевшие в ужасах окаянного XX века, прекрасно понимаем, знаем по собственному опыту и опыту родителей, сколь лживы были ориентиры тех, «кто вышел строить и несть» почти сотню лет назад. Мы знаем, чего это стоило людям и чем это завершилось. Нам есть что с чем сравнивать! Впрочем, об этом очень хорошо сказала сама Элла Крылова в другом стихотворении:
Поглубже погрузиться надо в тьму,
чтоб лучше оценить источник света.
Вот такая получилась у Эллы Крыловой книга: разные темы, разные сюжеты, разные религии, но объединяет все любовь к людям, любовь к природе, радость существования и, конечно же, высокая поэтичность. И вера. Не фанатичная, не меркантильная, а искренняя и добрая. И характерно, что книга завершается стихотворением, написанным 15 декабря 2014 года и подводящим итог этого трудного для автора времени:
Теперь успокойся. Своим чередом
идет эта жизнь, то казня, то щадя.
Есть муж, есть котенок, есть добрый наш дом.
Есть Бог. Он рассудит всех чуть погодя.
Купи цикламены. Поставь на окно.
Весенним весельем дохнет в декабре.
И пусть за окном все темно и темно —
рождественской вспыхнуть уж скоро заре.