Ананьева Елена. В традиции: удар в поддых

О судьбах людских и барьерах, не только языковых
За радость тихую дышать и жить
Кого, скажите, мне благодарить?
Осип Мандельштам

А как произошло наоборот ?!
Не радость, а поломано весло,
Поток понес, железный и смурной,
Кого «благодарить» за смерть его,
За смерть других, за что?
Е.А.

Как о каждом поэте, об Осипе Мандельштаме написано множество исследований, монографий, очерков, эссе.

Это же отдельные мысли, моменты, читая о которых в воспоминаниях Надежды Мандельштам и проецируя их на современную жизнь, вижу предзнаменования, идентичность нашему времени, не менее уже трагичному.

Почему захотела попробовать извлечь из пучин книжного потока строк кристаллы живых мыслей?! Стихийно... Попалась в руки книга*. Перечитала, увидела все иным взором и потеряла покой. Облеченные в форму нового повествования, они могут стать магическим кристаллом, отражающим переформатированную матрицу этого столетия, хотя наш герой уже писал нежные и восторженные, вдумчивые стихи в начале прошлого:

«Образ твой, мучительный и зыбкий,
Я не мог в тумане осязать.
"Господи!" - сказал я по ошибке,
Сам того не думая сказать.

Божье имя, как большая птица,
Вылетело из моей груди.
Впереди густой туман клубится,
И пустая клетка позади.»
1912 г.

Что видится молодому человеку в те, благополучные еще годы?

Ответ в стихах: «Впереди густой туман клубится». Интуиция?! И мучительный и зыбкий образ Господа. У него свои отношения с ним. По природе нервозный, отрицающий скорее, чем принимаюший мир, спорящий, неугомонный и непримиримый в компромиссах «Щелкунчик» – таков характер, а как известно: посеешь характер – пожнешь судьбу. Зааесть пирогом не получилось...

А ведь как остро воспринимается происходящее, в накаленном пространстве отношений между постсоветскими странами, прочитанное под углом зрения тридцатых годов. Погружение в их пучину произошло снова уже под впечатлением творчества О.М., как сокращает инициалы поэта и мужа Надежда Мандельштам, (далее также Н.М.).

Эссе Евгения Ермолина «Имперский выдох», недавно опубликованное в е-журнале «Континент», зацепило мой интерес и скорее всего, спровоцировало дальнейшее осмысление в этом контексте.

Осмысливая творчество Иосифа Бродского с подачи Дмитрия Быкова, Е.Е.(смею думать, что могу тоже так обозначить), дает иной взгляд в названии. У меня же, читая о О.М., возникла ассоциация в некоторых иных аспектах: « В традиции – поддых». То, что пережили тысячи талантливых людей в те годы, изолированные, замордованные, растерзанные, преданные забвению, открывается еще ярче, заглядывая в святая святых даже этой одной несчастной семьи гениального поэта. Признанные, или как пишут, назначенные четырьмя самыми главными поэтами прошлого века, есть: Пастернак Мандельштам, Цветаева, Ахматова. Иосиф Бродский в своей знаменитой лекции подчеркивает, что гениальных поэтов назначают! Только кто может взять на себя такую смелость, избрать наверняка, кроме Господа, кому виднее: кто гениален, для этого нужно хотя бы быть выше. Но не об этом речь. Все они, связанные одной цепью тридцатых, протащившие ее тяжкие звенья сквозь жизнь и творчество в определенное время, выпавшее на их долю. В обрамлении крепких звеньев проступают стихи, оставленные будущему. «Петербург, я еще не хочу умирать...» программное Мандельштамовское, и это его «штам», его единица отсчета. Кто хочет умирать?! Но поэты чувствуют состояния особо – стихи наполнены предсмертными предчувствиями, о них уже в то время предостерегали автора от трагических последствий в будущем. Характер поэта не мог приспосабливать его к духу времени. Он был изначально выше его.

И еще о Бродском. О дружбе Иосифа Бродского с Анной Ахматовой широко известно. Анна Ахматова дружила с семьей О.М. и с Надеждой Мандельштам, они считали это знакомство – огромной, одной из главных удач жизни. Будучи уже Нобелевским лауреатом, Иосиф Бродский, говорил о Мандельштаме, с которого, считается, во многом списал свой трагический образ. Думается, не в такой степени.

В знаменитой Нобелевской лекции читаем:

«Строго говоря, не Мандельштам выражал время, а время выражало себя через Мандельштама. Петербург, в архитектуре которого классицизм нашел свое непреходящее выражение, был для Мандельштама российской Александрией. Сквозь контуры города проступала античная Эллада, куда поэт убегал в метрику Гомера, в александрийский стих («Бессонница. Гомер. Тугие паруса...»), где, по-язычески живучий, он брал верх над своим отчаянием, над одиночеством, которое никогда не оставляло его. При этом он всегда, подобно Одиссею, был «пространством и временем полный. Греция была для него вечна, как Рим, как библейская Иудея и христианство. В генетической памяти этого эллина, иудея, римлянина Средиземноморье было родным домом. А дома с постоянным адресом, который после Октября в России полагался всякому советскому гражданину с паспортом, у Мандельштама никогда, за вычетом считанных недель, не было. Он оставался сиротой эпохи, «бездомным во всесоюзном масштабе». Столь точно сказано в эссе опубликованном в интернете, Аркадия Львова, одессита, с которым мне посчастливилось также вести мои проекты, что можно было бы на том и закончить повествование. Но я отвлеклась, обратив внимание на высказывания Бродского о О.М. И не случайно. А почему, узнаете дальше, дорогие читатели.

Вернемся к книге воспомининий Н.М. Описывая первый же обыск, изымание стихов и поиски «Волка», среди присутствующих был Бродский. Позже он строго предупреждал О.М. не читать ему никаких стихов, дабы ему не нужно было бы доносить на поэта(!) Эта фраза меня обескуражила. Бродский?!.. Значит... Бродский... был подвержен синдрому павлика морозова, хотя он не с отцом общался. Но коллегой по поэтическому цеху… и это другой Бродский. Не менее интересная фигура, которая меня не могла не заинтересовать.

Давид Григорьевич Бродский родился на юге Бессарабской губернии в Аккермане. Учился на медицинском факультете Новороссийского университета в Одессе,

(в котором возможно тогда, будучи доцентом, преподавал мой дедушка Иоанн клиническую терапию). По воспоминаниям друживших с ним, переводчиком Бродским, поэтов Семёна Липкина, Семёна Кирсанова и Осипа Колычёва, обладал недюжинной силой и фотографической памятью, владел множеством иностранных языков. В начале 1920-х годов был членом литературного кружка «Потоки Октября», работал в редакциях одесских газет. Летом 1926 года перебрался в Москву, жил в Кунцево по соседству с Эдуардом Багрицким, в соавторстве с которым написал поэтическую пародию «Не Васька Шибанов» на РАПП.

Бродский, впитывая в себя флюиды поэзии, источаемые постоянно О.М., запрещенные, с сочащимся в них недовольством режимом, независимостью от него эллинаиудея Осипа Мандельштама, теоретически предполагает, должен был донести, мог донести куда и кому следует. Он, Бродский, словно сексот, непонятно почему, часто появлялся у поэта в непредвиденный момент и сидел непонятное количество времени. Но, что он доносил – неизвестно.

Доносы, подленькое и мерзотное дельце, было заложено уже в той системе. Молодые поэты, слепо верящие в святость победы революции, пользовались благами и не кривили душой. Одним из таких был Николай Тихонов. Даже такие вызывали некий восторг у О.М. и Надежды. Но в окружении О.М. поэты были более солидного возраста, воспитывавшиеся в царских гимназиях, получившие системное образование, знание языков, многие не приняли закрытый «занавес», изменение моральных ценностей, опустошение душ и нравов, служение режиму и почитание вождя народов, двойственность морали, и, возможно, предполагаемый в дальнейшем разгул коррупции или явления «новых» русских миру, кто знает, хотя будущее для них было в тумане. Некоторые, известно, могли и приспосабливались тоже. Об этом есть много свидетельств в истории не только литературы.

С момента, когда О.М., тонко воспринимающий действительность, остро чувствующий фальш и цинизм, дал пощечину Алексею Толстому, жизнь его зависла на волоске. А здесь еще стихи, которые он никогда не контролировал и не впускал в особые желобы дозволенного, читал, часто среди тех, кому не стоило доверять, заведомо понимая, чем это может обернуться. Общество расслоилось и разделилось вокруг оси вождя. Кто выслуживались и лицемерили, получали доплаты, квартиры и дачи, известные привилегии и льготы в жизни.

На 25й странице, как двадцать пятый кадр, нахожу «Принцип деления на своих и чужих», прекрасный мостик в наши дни: в литературный водоворот или лучше сказать окололитературный... Цитата Н.М. о Лидии Багрицкой, выразившей основной моральный закон о тех, кому надлежало быть нашей интеллигенцией. А не в этом ли слое образуется общественное мнение? «Деление на своих и чужих» - тогда то называлось «чуждый элемент» - шло еще от гражданской войны с ее неизбежным правилом «Кто кого?» После победы и капитуляции победители всегда претендуют на награды, подачки и поблажки, а побежденные подлежат искоренению.

Но тут то и оказывается, что состоять в категории «своих» не бывает ни наследственным, ни даже пожизненным. ... «Принцип деления на своих и чужих приводит к тому, что каждый скатывающийся становится чужим именно потому, что он катится вниз.» Гениально. Испытано! И даже на себе. Не пущать. Отъехав на Н-количество километров стала... ведь только формально чужой, и – не пущать!.. редко, но кое где у нас порой... Добиваться того, что было раньше, имеется в виду в литературный мир, приходится не малыми усилиями. Шлюзы закрыты. Для своих – «зеленая улица». При чем ведь дело касается не личных интересов. Разве что творческих. Ну, помилуйте, разве можно назвать их личными?! Но... Благо не для всех! «Послущайте, есть же среди отказников и светлые головы!» - слышу диалог. Но как вспоминает О.М., звучал отказ и почему то на украинском:

«Не треба!» - почему, как, кто определил, по каким критериям?

Сколько таких «судей», начиненных мраком, завистью, злобой, увы, узнала тоже, есть сейчас. Так ведь вообще без ответа оставляют. Ведь, считают наверное, чем больше отбросить, тем больще останется внимания и привилегий себе, любимому. Не считаться. Не пущать. Не читать, но и не пущать. Баста. А ведь кличка «чужой» фас!» так актуальна и знакома большинству недопушенных.

В те времена на своих положиться было невозможно. Свои становились тут же чужими при стечении обстоятельств. В заключение об этом знаковая цитата от Н.М.: «Причинность и целесообразность – основные категории нашей потребительской философии» - говоря еще о какой то гуманности в отношении к реабилитированным, к которым не может быть доверия. Ведь дыма то, мол, без огня не бывает. Но подтасовка фактов бывает. А использование фактов себе на пользу в споре с противником и фабрикация нужных, вплоть до провокаций, взрывов, заказных убийств?!... Что не может быть, потому что быть не может?! Но ведь есть и в нашей действительности, и это факт. «Факт есть, но он не доказан». И это также цитаты уже нашего времени. Но мы о том... Хотя и об этом еще столько напишут и так, что волосы будут шевелиться. Ведь трагедия 2 мая в Одессе требует тщательного и беспристрастного расследования. А мнения полярны и заказчик неизвестен. Обе стороны кивают друг на друга в совершении массового, дикого преступления. Брошена тень на светлый город. Его жители возмущены и выражают открыто свою позицию совершенной трагедией. Но вот злословам сколько есть возможности дальше продолжить свой злоряд. И двойные стандарты прошлого доводятся до филигранных актов провокаций по новой технологии. Создается фальшивая матрица, раскрыть и доказать обратное практически невозможно. Особенно, если факты лежат в руках сильных. Ими можно крутить в выгодную сторону. Появляются такие вешдоки времени: бук, осколки, грады, а там и буряты, «зеленые человечки», «груз» и прочие нарицательные имена. А как же истина? Она тоже по заказу?

Н. М. пишет: « По своей наивности я думала, что общественное мнение всегда стоит за слабого против сильного, за обиженного против обидчика, за жертву против зверя.»

Его, мнение большинства, формируют более сильные. В чьих руках власть. И оно стоит денег. Пиар и реклама дорогого стоят.

Если просмотреть по шкале популярности, взять хотя бы в мире литературы: кто выше, кто ниже, из каких слоев, мужчины или женщины? Даже не стоит отвечать на эти вопросы. И так понятно. Наиболее уязвленная категория женщин, особенно среднего возраста, свое дело сделали в жизни, нужно получить за это благодарность, признание заслуг, ан, нет. Ларчик для этой категории закрыт. Разве не так?! Разве я не это имела в виду, когда писала в своей книжке «Штрихи и пробелы квадрата древних», что вокруг женщин-матерей, выполнивших свою функцию, происходит «заговор ближних», как в «Интернационале дураков» Александра Мелихова. Он его определяет, как «заговор, направленный не только против гениев, но и против всех нормальный людей... и этот заговор давно сложился среди нас.»

Вторя аналитическим исследованиям прошлого писательнице Элане, которую узнала позднее, осмысливается и подтверждается подобная, преднамеренная ситуация обструкции. Не стоит труда вычислить: кому это выгодно. Кому «не треба!»

О, М. повезло хоть в том, что рядом была верная жена. Она приняла на свои плечи тяготы досмотров, следствий и заключения мужа, его попытку самоубийства, ссылку, черту оседлости, безденежье, бесправье, голод, снова арест, - унизительную нищету.

Смерть от истощения – поэта! Поэта, чьи стихи брали, как пишут энциклопедисты Википедии, не давая высохнуть чернилам в центральные издания страны. Чьи стихи постоянно печатались в газетах и журналах. Их лента опутывала, видно, завистников и слабаков. Меньше народа, больше кислорода. Та же формула. Унизить другого, особенно поставить ниже себя представителей слабого пола, сделав их таким, да еще наградив эпитетами, чуть ли ни неполноценности, и прочих изъянов, а также допуская к раздаче коврижек, мягко говоря, после оказания услуг, расплаты соответствующей монетой – выставление альтернатив: или забвение, или унижение.

«Не одна слеза ребенка не должна пролиться,» - слова Достоевского. А сколько таких слез в годы бесправия?! От бессилия перед сильным. За строки мнений – уничтожение? Лишать возможности дискуссий, переубеждения, раскаяния, возможно. Права личности на самоопределение, в чем оно? Мотивации не интересуют. Их нанимают и они подотчетны плательщикам. Мелким сошкам системы могут и не заплатить. Читала о подобных ситуациях на сайте «Мир православия», когда набирая из постсоветских республик доброльцев в Сирию в поддержку режима Асада, обещая заплатить огромные деньги, потом выставляют требование: получить в бою все необходимое. И оставляют молодого человека, но уже наемника, сам на сам с проблемами еще по хлеще, чем на гражданке. Тот, кто набирал в эти ряды, испаряется и занимается оболванием других. Втягиванием в воронку жертв. И это – перевернутая пирамида. Жертвы нужны были по разнарядке тогда, они и сейчас в «цене». А слово литератора: «Не треба!»

Не буду в эти дебри углубляться, хотя отчетливо прослеживаются традиции жестокости, безразличия к судьбам, падение нравов тех, кто стоит над исполнителями. и тогда, и сейчас. Это касается творцов всех сфер, и особенно уязвленной и массовой части – поэтов.

Во всем есть две стороны медали. В то время у людей развилось две болезни: одни подозревали во всяком человеке стукача, другие боялись, что их примут за стукача. Эти отрыжки есть и в наши дни. А доказать что-либо кому-либо просто невозможно. Каждый, имея уже свое мнение, в нем уверен и все тут. Рвутся старые, даже родственные связи. Теряются друзья, уничтожаются семьи. А может стоит не рубить с плеча. Уважать мнения оппонента, дать возможность подумать и даже одуматься. Стараться убедить и переубедить. И вывод Надежда М. делает однозначный:

«Все мы стали психически сдвинутыми, чуть-чуть не в норме, не то, чтобы больными, но не совсем в порядке – подозрительными, залгавшимися, запутавщимися...»**

Перекликаются с этими строки о времени приездов к ним Анны Андреевны Ахматовой в гости. Она была первым гостем во время возвращения семьи в Москву. В маленькой комнатке, называемой «капищем», Осип Эмильевич носился взад и вперед и читал стихи, отчитываясь по заведенной ими с юности манере, отчитываться друг перед другом. Он ей в «Воронежских тетрадях», времени, когда она побывала там также и присутствовала при самых трагических событиях, написала: «А в комнате опального поэта Дежурит страх и музы в свой черед»...***. Страх за присутствующих, тех, кто становился при обвинении свидетелем и подлежал также изоляции и уничтожению, не покидал Мандельштамов.

Сия чаша, к счастью, их минула. И Надежду Яковлевну, и Анну Андреевну.

Значит, вот почему меня так «подбросило» после «Имперского выдоха»****, когда прочитала у Евгения Ермолина: «Уже советское время показало, в какое духовное убожество могут впасть литература и русский язык, как изолгаться, истаскаться. Но чудилось, что живая стихия и великая память перемогут и обновят загаженные родники смыслов.» Вот куда, в какие «авгиевы конюшни» привели те два слова: «Не треба!» И может уже тогда закладывался порог разногласий между народами и культурами?!

И еще почему взялась за виртуальное перо. В приглашении на участие в Международном научном конгрессе в Санкт Петербурге, прозвучала интересная мысль: «Всемирный научный конгресс на тему: "Оригинальность в науке и в искусстве". Тема общественно значима и актуальна. В современном мире отчетливо дают о себе знать две негативные тенденции, своеобразно проявляющие себя в науке и в искусстве. С одной стороны, безоговорочное утверждение жесткого конформизма, безаппелляционное осуждение инакомыслия, слепое подчинение моде и стереотипам в мышлении и поведении. С другой, ничем не обоснованное и безграничное самовыражение и самовозвеличивание, вседозволенность всюду и везде.» Это особенно чувствуется и в среде поэтической. Кто раньше занял посадочные места, тот правит бал. Тот выставляет шлюзы и просеивает через свои фильтры в ущерб живому и индивидуальному оригинальному процессу тонкие строки. Но этот процесс не подвластен ни времени, но авторитетам. Осуждение инакомыслия и в иных сферах уже пробило или пробивает с войнами и битвами брешь. Отсеивает бюрократов от искусства и литературы. Этот процесс необратим. Слово живет. Оно же приходит сквозь годы. Каким оно будет? Живым или мертвым? Решать сейчас.

Думается, что процесс возрождения впереди. Имя Осипа Эмильевича Мандельштама живет и всё чаще на слуху. В мире возрос интерес – скульптурная композиция в Нидерландах, установленная в конце сентября этого года с романтическим названием «Памятник любви», далеко идущие планы создать подобный символ почитания памяти Поэта в Санкт Петербурге – ступени возрождения и дань памяти. Открытие памятников - событие, сопровождаемое чтением стихов и дальнейшими переводами высокой поэзии на языки мира. Но это уже другая тема.