по «Три разговора» Владимира Соловьёва, 1900 г.
Действующие лица
ДАМА - СТАРУШКА
ТЕИСТ - ДРУГ - ИОАНН-СТАРЕЦ
АТЕИСТ - СТРАННИК - ИМПЕРАТОР
ГЕНЕРАЛ - ОДИН
ПОЛИТИК - ДРУГОЙ
I
Слышится разноголосье: люди расходятся после окончания некоего собрания. Пятеро выходят во двор-сад, продолжая разговор. Режиссёрам и актёрам - самим по тексту выстраивать характеры, усматривая настроения, передвижения-мизансцены, паузы, эмоции, привлечение зрителя.
ГЕНЕРАЛ – Нет, вы мне скажите прямо: есть или нет христолюбие и российское достославное воинство?
ПОЛИТИК – Очевидно, есть. А вы слышали что-то другое? Они, что, упразднены?
ГЕНЕРАЛ – Вы же понимаете, что я не о том. Я спрашиваю, есть ли христолюбивого воинства армия или она уже называется как-то по-другому?
ТЕИСТ – Думаю, ничего плохого в том, чтобы сохранить старое название. И действительно, почему бы современной армии не быть христолюбивым воинством и так называться?
ГЕНЕРАЛ – Называться? По-вашему, белое и чёрное, сладкое и горькое, трус и герой – это всё названия?
ТЕИСТ – Так я же это не от себя, я от людей, соблюдающих законы.
ДАМА – Очевидно, вы, генерал, хотели что-то сказать от своего собственного «христолюбивого воинства».
ГЕНЕРАЛ – Да, верно. Хочу сказать, что военный человек всегда знал и знает, что он служит не только полезно-нужному, но и благородно-почётному делу, которому всегда служили герои и вожди народов. И дело это освящалось в церквах и возвеличивалось всем народом! И вдруг находятся те, что говорят, будто это дурно, противно Божьим заповедям и должно быть уничтожено на корню. Горе миру от соблазнов. Но горе тем людям, чрез кого соблазны эти передаются.
АТЕИСТ – Не берите в голову, генерал, осуждающие войну и военную службу были и раньше: это же для них пережиток древнего людоедства.
ГЕНЕРАЛ – Да, но голоса их - не из тучи гром: услышал и забыл. У меня спрашивают, кем считать себя военному: человеком настоящим, гражданином своей страны или извергом естества своего? Уважать свою службу в армии или ужасаться дела такого да каяться в нём?
ПОЛИТИК – Фантастическая постановка вопроса! Генерал! Конечно же, вам оставаться на службе и исполнять приказания начальства!
ГЕНЕРАЛ – Фантастика? Вы, видно, не знаете, что в определённых случаях приказания начальства даже и не надо ждать. До недавнего времени я знал, что должен поддерживать и укреплять в своих войсках боевой дух, то есть, готовность каждого солдата бить врагов и самому быть убитым во имя жизни других, для чего, собственно, и нужна уверенность, что война – это дело святое. И вот у этой уверенности иные голоса хотят отнять её нравственно-религиозное основание. Две силы связывают народ в целое, в государство: железо и огонь – физически, по краям его, и правда и любовь – духовно, изнутри.
ПОЛИТИК – Радикального переворота нет, вы преувеличиваете, генерал. Все знают, что война есть зло, что чем меньше её, тем лучше. И все знают, что полное уничтожение этого зла, увы, дело невозможное, что бедствие это надо претерпевать и преодолевать.
ГЕНЕРАЛ – И только-то? А вы не замечали, что все святые у нас - монахи или военные?
ПОЛИТИК – По-вашему, только монахи да военные – образцы нравственности?
ГЕНЕРАЛ – Нет, конечно, я и сам знаю много добродетельных людей среди разных мирских профессий. И ясно, что христианские народы, как и все другие народы, особенно уважают звание военное, как воспитывающее святость патриотизма в человеке для обороны своего отечества. Вот такой взгляд, я считаю, несовместим с теперешним походом против войны.
ПОЛИТИК – Да, пресса тоже шумит о том, что христианство осуждает войну, что должна исчезнуть вся система милитаризма.
ТЕИСТ – Христианство, безусловно, осуждает войну, как губительство, но в крайне необходимых случаях она и сама подымает народ на битву во имя самозащиты.
ПОЛИТИК – Прошло то время, когда религиозные догматы составляли единственный духовный интерес. А надо ли вам, военным, озабочивать себя такой проблемой? Оставайтесь вы солью земли, красою человечества и будьте главным правителем страны! Только не покушайтесь на наш карман больше того, что вам следует.
ГЕНЕРАЛ – Мы как будто на Луне разговариваем. Вы что в торричеллиевой пустоте военных держите, чтоб до них влияния посторонние не доходили? Нет уж, раз военная служба должная повинность для всех и каждого, любой ваш взгляд на военное дело непременно будет продуман и военными. Война агрессивная – зло, да, но военная служба – необходимость на случай войны справедливой. И ей нужно постоянно развивать боевые качества, и военный дух!
ТЕИСТ - А мне казалось, что с введением всеобщей воинской повинности будут упразднены войска, а затем и отдельные государства.
ГЕНЕРАЛ – Простите, не понял…
ТЕИСТ – Подумайте, а ведь это превосходно: милитаризм порождает систему всеобщей воинской повинности, но гибнет и сам, и все основы военного строя!
ДАМА – Во, как вы повеселели! А то всё такой грустный, ну, совсем не истинный христианин!
ПОЛИТИК – Грустного кругом много. Одна мне радость: мысль о неизбежном торжестве разума наперекор всему!
АТЕИСТ – Что Европа и Россия медленно съедают себя сами - это несомненно. А вот какие радости произойдут от этого, сказать трудно.
ТЕИСТ – Торжеством добра и разума будет полное уничтожение такого людоедства как война и военщина! Можете и не сомневаться в этом.
АТЕИСТ – А я вот совершенно уверен в обратном.
ТЕИСТ – Это в чём же обратном?
АТЕИСТ – Да в том, что мир не есть безусловное добро, и война не есть безусловное зло. Проще говоря, бывает и дурной мир, бывает и умная война.
ПОЛИТИК – Получается, добро – это как если я уведу чужую жену со всем её имуществом от мужа, а зло – когда всё это уведут у меня. Остроумно, да ума не видно, потому что безнравственно. Послушать бы, как умные люди обсуждают вопрос о войне с точки зрения нравственности.
ДАМА – А умные люди – зануды: не могут без какой-нибудь схоластики и метафизики судить о таком ясном, исторически обусловленном простом вопросе.
ПОЛИТИК – Моя точка зрения – европейская! В Испании в средние века христиан было меньше мусульман. Но стань и они мусульманами, разве создали бы они роман Сервантеса? даму Кальдерона? Открыли бы они Америку? Хотя Сервантес и назвал их «племенем изменническим и лживым по природе», я признаю всё лучшее, что есть у мусульман, но подчинение им активной части христиан было бы прямым отрицанием всемирно-исторического смысла. Да собственно именно поэтому оно и не случилось: в Провидении – сила!
ТЕИСТ – Хотите сказать, что всё относительно? И нет никакой безусловной разницы между дурным и хорошим?
АТЕИСТ – Простите, не понял вас: разве наш политик не согласен, что добро и зло, безусловно, противоположны? Просто он утверждает, что войну не окрасить одной чёрной краской, как и мир – одной белой.
ТЕИСТ – Вы - о противоречиях внутренних, а куда же девать безусловные различия добра и зла?
ДАМА – А ведь я знала, что мы ударимся в схоластику! По-разному, но одно и то же!
АТЕИСТ – Погодите, мы как раз подходим к делу. Так вы утверждаете, что убить, то есть отнять жизнь у другого, есть безусловное зло?
ТЕИСТ – Без сомнения.
АТЕИСТ – И быть убитым, конечно, тоже безусловное зло?
ТЕИСТ – Разумеется. Но ведь мы говорили про нравственное зло, то есть про действия, которые зависят от самого человека разумного, а не от тех, которые с ним случаются помимо его воли. Об этом ещё Сократ и стоики говорили.
АТЕИСТ – Оставим древних. Да и с нас довольно, а то ведь вы утверждаете, что зло при убийстве не в самом физическом факте, а в нравственной причине этого факта, то есть в злой воле убивающего, так?
ТЕИСТ – И только! Ведь без злой воли его не было бы и убийства, было бы несчастье или неосторожность.
ГЕНЕРАЛ – Как при неудачной операции, например, это понятно. Но вот если человек доброй воли, а идёт на убийство как на крайнюю необходимость, это, по-вашему, зло безусловное или нет?
ТЕИСТ – Думаю, безусловное, раз воля его согласилась на это.
ГЕНЕРАЛ – А если воле его некогда обдумывать мораль своего поступка, когда ему надо быстро защитить невинных людей, или честь собственной дочери, или жизнь свою?
АТЕИСТ – Какие же тут могут быть возражения? Разговор наш начался с войны, как о явлении общем, всемирном. Ведь не был же Наполеон в положении отца, вынужденного защищать невинность дочери от изверга.
ДАМА – Вот отсюда, пожалуй, можно дальше.
ГЕНЕРАЛ – Ловко вы ушли от неприятного вам вопроса. И всё же, оставим отца с дочерью, ибо это из области натуральных нравственных чувств, когда смешно думать, что отец сначала станет размышлять, имеет ли он право на жизнь этого злодея или нет. Вот и дама наша согласна – смеётся!
ДАМА – Думаю, славен будет и тот бездетный моралист, кто заступится за человека, ему чужого. Ведь если он станет призывать злодея к его совести, может быть убит сам, или потом задохнётся от упрёков своей же совести, если оставит зло и пройдёт мимо.
ТЕИСТ – Я призываю вас вспомнить, что Бог не в силе, а в правде.
ДАМА – Вот-вот, ибо в правде-то и есть сила. Что скажете?
АТЕИСТ – Скажу, что давайте ближе к делу: молитвою божьей вы вмиг не остановите злодея.
ДАМА – Если молитва вмиг не свершит чуда, можно напугать злодея: отвлечь его страхом от замысла злого.
ТЕИСТ – Не приведи вам Бог иметь свой опыт, подобный. Но я верю, что в мире может происходить только то, что согласно с волею Божьей.
АТЕИСТ – Простите, сколько лет вам?
ТЕИСТ – Какое это имеет значение? Ну так, побольше тридцати будет.
АТЕИСТ – Значит, вам уже приходилось слышать, видеть, читать, что злые, то есть, безнравственные дела всё-таки совершаются на этом свете?
ТЕИСТ – Ну-так…
АТЕИСТ – Значит, нравственный порядок, то есть, воля Божья, сама собой в мире людей не осуществляется без участия самих людей?
ПОЛИТИК – Если зло существует, значит, Бог или не хочет, или не может ему помешать. Выходит, всемогущей и благой силы нет и вовсе?
ДАМА – Ах, что вы такое говорите?
ГЕНЕРАЛ – Вот и договорились. Поистине, пофилософствуй – ум вскружится. Как будто воля Божья связана с нашими представлениями о добре и зле, а не наоборот.
АТЕИСТ – Вот-вот, очевидно, что Богу не всё равно: истребляет ли сильный мерзавец безобидное существо, или сильная воля человека разумного убивает зверя злого в облике человека.
ТЕИСТ – Нравственно важно то, во имя чего кто кого убивает. Если зверь…
ДАМА – Ай-ай-ай, господа, ваш спор ведёт в тупик: вы же не про зверя в буквальном смысле. Если я говорю своей дочери: какие ты глупости говоришь, ангел мой! Не станете же вы упрекать меня: разве могут говорить глупости ангелы?!
ТЕИСТ – Извините, мы же понимаем, что злодей назван зверем метафорически. Но вот про неразумность и бессовестность мы говорим в буквальном смысле: не может человек с разумом и совестью совершать дела злые!
АТЕИСТ – Бесконечная игра словами. Я думаю, что зверский человек отличается от нас не отсутствием ума и совести, а своей решимостью действовать им наперекор, по прихоти зверя в себе.
ГЕНЕРАЛ – Вот именно. И убить такого зверя, всё равно, что убить волка или тигра, бросившегося на человека.
ТЕИСТ – Всё дело в вас самом: если вы не захотите нарушить требования вашего разума и совести, вы его не убьёте.
АТЕИСТ – Часто разум и совесть говорят мне совсем другое и, кажется, более разумное и добросовестное.
ДАМА – Это любопытно, послушаем.
АТЕИСТ – В совершении действия меж мной и злодеем есть ещё и третья сторона – жертва насилия. И, значит, воля Божья тут в том, чтобы я спас эту жертву, по возможности как-то щадя злодея, в зависимости от условий происшествия. Но главное: я должен помочь тому, кого обижают. Вот что говорит мне моя совесть.
ГЕНЕРАЛ – Центр прорван, ура!
ТЕИСТ – Моя совесть говорит мне определённее и короче – не убий! Вот и всё.
ДАМА – А я скажу для нашего вопроса: разве Тамерлан или Македонский заставляли убивать и убивали для защиты слабых от злодеев?
ГЕНЕРАЛ – Тамерлан, Македонский... а вот в Киеве, в 12-ом столетии, удельные князья, по-видимому, ваших же взглядов, не соглашались идти против половцев, говоря, что им жалко подвергать людей бедствиям войны. А великий князь Мономах сказал им: - Вот вы жалеете половцев, а они как наедут толпой большою, крестьян всех перебьют, жён с детьми в плен заберут, скот весь угонят и село всё выжгут. Что ж вы, своих-то людей не жалеете? Я их жалею, потому и зову вас на половцев. – Послушались пристыженные князья, и земля отдохнула тогда при Мономахе. Ну, а потом они вернулись снова к своему миролюбию, избегая внешних войн. А у войны характер такой: если ты не готов к ней, она как раз сама к тебе и придёт.
ТЕИСТ – Не понимаю, при чём тут ещё и какой-то Мономах, которого, может, и вовсе не существовало.
ДАМА – Знать своих предков полезно. Мы же не в огороде под капустой найдены как дети малые.
ПОЛИТИК – Предки… а как же тем, у кого нет предков?
ТЕИСТ – Во всяком случае, у каждого народа есть два великих предка – две истории: отечественная и всемирная, заглядывать туда – полезно. Но и Евангелие при этом тоже.
АТЕИСТ – По мне, важнее знать того, кто сегодня, сейчас скажет, что надо делать и как быть, когда целый народ другой врагом идёт на народ мой. Пожалуй, тут я пойду за Мономахом! А «не убий» - это, прежде всего, вопрос личной совести.
ГЕНЕРАЛ – Если дело в личной совести, так я расскажу вам. Был в моей жизни случай, когда мною владела одна только добрая сила. И это доброе дело было убийством. И не малым. Не одного человека, но больше пяти тысяч людей убил я за четверть часа.
ДАМА – Вы это серьёзно, генерал?
ГЕНЕРАЛ – Совершенно. Не сам я убивал, да ещё и из шести орудий, картечью.
ДАМА – В чём же тут ваше доброе дело?
ГЕНЕРАЛ – Доброе, потому что уничтожил я тогда не простых людей, а… дело тут совсем особенное. Оно и до сих пор выворачивает мне всю душу. Дело было в последнюю турецкую войну. Я был при кавказской армии на Аладжинских высотах, когда мы обломали все бока «непобедимому» Гази-Мухрат-паше. Я командовал разведочным отрядом. Так вот продвинулись мы в эту азиатчину. Спускаемся в долину, в село одно, на карте оно значится как армянское село. Но оттуда дым поднимается. Я стянул свой отряд на всякий случай. Смотрю, казаки мои, что впереди, остановились. Поскакал я к ним. По смраду жареного мяса подумал, что башибузуки кухню свою оставили. Но что оказалось, Боже праведный… Огромный обоз с беглыми армянами не успел спастись, тут они его и захватили. Под телегами развели огонь, а армян, кого головой, кого ногами, кого спиной или животом привязав к телеге, на огонь свесили. Женщины с отрезанными грудями, животы вспороты… Не могу подробности вам… Одно ужасное так и сейчас перед глазами: женщина на земле, за шею к телеге привязана, с искривлённым лицом - от ужаса, видать, и померла: перед ней на шесте малыш голый привязан, под ним – решётка с ещё не потухшими углями. Тут на меня тоска смертная нашла, на мир божий смотреть больно и противно стало, командую: Вперёд! А тут из колодца вылезает ободранный малыш: армянин оказался из соседнего села. Плачет, что башибузуки в их селе, и там со всеми делают то же, что и здесь. Тут со мною какое-то просветление сделалось! Подсадил его к себе на лошадь и – в ущелье! На крыльях летел, уверен был, что знаю, что и как нужно сделать! Вышли на большую дорогу, навёл я трубу: конницы там - видимо-невидимо. Увидали нас азиатские чудовища и ну жарить по нас из европейских ружей. Старший командир просит разрешить атаковать их, разогнать. – Голубчик ты мой, - говорю ему, - сладости мало чтоб их разогнать, мне Бог велит прикончить их! Вступите в перестрелку и отходите к орудиям. - А сам дрожу от нетерпения: младенец тот на шесте перед глазами. Отходим мы, а черти те всей оравой и криками дикими – на нас. Ну, вижу час наш пришёл: Господи благослови и приказал батарее пальбу по чертям. Такого дьявольского визга я отродясь не слыхал. Дал второй залп картечи: орда вся – назад. А я тут вдогонку – и третий! Заметались, давят друг друга. Тут и казаки мои окружили их и раскрошили, как капусту. Но на душе у меня светло! Урядник был у меня, Одарченко, - начитанный, способный, в Англии точно был бы первым министром, а у нас он в Сибирь попал за сопротивление властям при закрытии какого-то монастыря и истреблении гроба почитаемого старца. Так вот, велел я ему тогда убитых наших похоронить по-христиански. Он и пел хорошо. И подумал я тогда, что христолюбивое воинство есть! И что война – зло, когда она во зло, и добро – когда она во имя защиты: себя или другого, злом обиженного, и что дело моё тогда было святым отмщением злу презлейшему.
ДАМА – Все сомнений, уважаемый генерал, вы поступили так, как велела вам ваша совесть. Человек без совести и нация без совести – заложники у Смерти. Совесть и разум – вот что позволяет каждой нации познать в своей судьбе Высшую Волю, чтобы не погибнуть. Согласитесь, друзья, что это стоящая задача для размышлений патриота.
ТЕИСТ – Я согласен.
ТЕИСТ – Но, генерал, неужели же потом вы никак не вспомнили о неприятелях, которых вы убили в таком количестве?
ГЕНЕРАЛ – А вы что, хотели бы, чтобы я дал им ещё и христианское погребение? Этим шакалам, которые не были ни христиане, ни мусульмане, а чёрт знает, какое отродье? Нет, забота другая ещё была: объявил я людям, чтобы к чёртовой падали этой и близко подходить не смели: ну, знаете, по обычаю, прощупать карманы хотели. А ведь чуму какую могли бы подхватить.
ТЕИСТ – И всё же, я думаю, никакое это не «честное и святое дело» было, а борьба одних разбойников с другими.
ГЕНЕРАЛ – Так ведь то-то и есть, что с другими, совсем другого сорта. А вы думаете, что пограбить при оказии то же самое, что младенцев на глазах матерей поджаривать? Нет, умри тогда я, с умершими казаками, занял бы своё место рядом с добрым евангельским разбойником и предстал бы перед Всевышним со спокойной совестью.
ТЕИСТ – Да, но только доброму разбойнику в Евангелии могут уподобиться не только единоземцы и единоверцы, но и люди всех народов и религий.
ГЕНЕРАЛ – А я и не делал различий: и не спрашивал даже у зверья того, какой они веры-религии. Я видел их зло над другими и хотел, чтоб примерили они это зло на себе.
ТЕИСТ – А если бы вы вспомнили, что то самое, по-вашему чёртово отродье, всё-таки люди?
ГЕНЕРАЛ – Не пойму вас: то вы сами говорили, что злой человек есть то же, что зверь безответственный, то теперь для вас башибузук, жарящий людей, может оказаться рядом с евангельским добрым разбойником. Вы уж разберитесь с этим. А по-моему, важно не то, что во всяком человеке есть зачатки добра и зла, а то, что из двух в ком пересилило. Не то важно, что из винограда можно сделать и сок, и уксус, а то, что вот в этой бутылке сейчас заключается: сок или уксус? Все люди братья? Прекрасно. Но ведь и братья бывают разные. И если я дам затрещину Каину за Авеля, вы упрекнёте меня, что я братство забыл? Нет, отлично помню, потому и вмешался, а не помнил бы, так мимо бы и прошёл.
ТЕИСТ – А откуда такая дилемма – или мимо пройти, или затрещину дать?
ГЕНЕРАЛ – А вы знаете решение третье? А, да-да, вы предлагали просить Бога о прямом его вмешательстве, чтобы он, значит, чёртова сына в разум привёл. Послушайте, ведь вот все благочестивые люди перед обедом молятся, но жевать-то – жуют сами, своими челюстями. Так и я, поверьте, перед командой стрелять молился.
ТЕИСТ – Такая молитва есть кощунство. Не молиться Богу нужно, а поступать по-Божьи. Вы, не зная их языка, должны были бы жестами и всем своим видом указать на ошибку и убедить отказаться от ложного пути.
ГЕНЕРАЛ – Жестами! Да они в эти жесты мои и стреляли бы, и смеялись бы, как над сумасшедшим. Нет, вы это серьёзно? Думаете сердца башибузуков, жарящих детей и вспарывающих животы у женщин, можно смягчить трогательными евангельскими словами? И жестами?
ТЕИСТ – Я не сказал евангельскими, я сказал…
АТЕИСТ – Как думаете, Христос достаточно был проникнут евангельским духом или нет?
ТЕИСТ – Что за вопрос?
АТЕИСТ – А то, что я желаю знать: почему же Он не пробудил добро в душе Иуды, Ирода, фарисеев, наконец, у того злого разбойника, которого забывают рядом с его добрым товарищем. И потом сам же Христос подвергся жестокому преследованию, предательству и смертной казни по злу – по злобе своих врагов. Почему же, прощая их, он не избавил души их от той ужасной тьмы, в которой они находились, не победил их злобы своей кротостью, не пробудил в них добра, не пробудил их духовно? Не смог или не хотел?
ТЕИСТ – Я приустал для словесного фехтования с вами и с христолюбивым воинством генерала, я пожалуй… (тут часы бьют время…)
ДАМА – Время обеда, господа. Предлагаю продолжить разговор после. Вы согласны?
ПОЛИТИК – Продолжить? А я было обрадовался его концу: мне показалось, что спор принял неприятный запах войн религиозных. А мне моя жизнь всё-таки дороже. Нет, я согласен, но только чтобы о религиях было, ради Бога, поменьше.
АТЕИСТ – Как раз чтоб религии было меньше, надо говорить о ней больше.
ДАМА – Итак, друзья, продолжим после обеда! И пусть каждый из нас приготовит своё непобедимое утверждение или возражение.
II
ДАМА – Простите, а может у него просто с этим (трогает свою голову) что-то было не так? ПОЛИТИК – Странное дело: люди никак не могут овладеть простой, но единственно необходимой добродетелью – вежливостью!
ДАМА – И вы можете убедить, что вежливость – единственная необходимость добродетели?
ПОЛИТИК – Я политик, в области морали, думаю, вам легче принести доказательства для этого.
ДАМА – Пожалуй. Однако, согласитесь, вы с лёгкостью существуете в разных компаниях в любимом своём Монте-Карло.
ПОЛИТИК – Вы правы, мадам. И в Монте-Карло, и во все подобные места я вмещаю себя без потребности в представителе высшей добродетели. Но здесь? Нет, трудно в обществе, в компании, где нет вежливых людей.
ГЕНЕРАЛ - Не знаю, о каких компаниях вы, а вот мне в турецкой компании никак нельзя было обойтись ещё и без некоторых других добродетелей.
ПОЛИТИК – Так ведь я говорю о нормальной жизни в культурном человеческом обществе, о повседневной жизни, где ни высших добродетелей, ни христианства. (Теисту, который качает головой) Что, вы со мной не согласны?
ТЕИСТ – Я вспомнил о печальном происшествии, о котором известили меня.
ДАМА – Что такое?
ТЕИСТ – Друг мой внезапно умер.
ГЕНЕРАЛ – Не известный ли это романист, о котором в газетах писали, но как-то глухо?
ТЕИСТ – Он самый. То-то и есть что – глухо.
ДАМА – А почему вы вспомнили его сейчас? Он, что, умер от чьей–то невежливости?
ТЕИСТ – Наоборот, от своей собственной чрезмерной вежливости.
ДАМА – Любопытно. Расскажите, если можно.
ТЕИСТ – Да тут и скрывать нечего. Мой друг тоже считал, что вежливость есть первая необходимая ступень общественной нравственности. И сам строго исполнял все её требования: он аккуратно читал все получаемые им письма, аккуратно писал рецензии на все книги и брошюры, старательно отвечал на все просьбы и ходатайства, то есть, днями постоянно был в хлопотах по чужим делам; принимал все приглашения, и всех к нему посетителей. Пока был молод, легко переносил тяжёлую цепь из всех своих вежливостей. Но когда они стали для него адом, веселей служить им стало помогать ему вино. И вот в один крепко-винный день свой он и покончил… но не с вежливостями своими, а с собой.
ТЕИСТ – Нет-нет, но очевидно, что он потерял душевное равновесие.
ГЕНЕРАЛ – «Просто»… Я такие случаи сумасшествия видал, что если их разбирать, сам с ума сойдёшь, так что не просто с этим, не просто.
ПОЛИТИК – Во всяком случае, вежливость тут не при чём.
ТЕИСТ – А я думаю, при чём, если она возведена в какое-то абсолютное правило.
ПОЛИТИК – Любой абсолют не соответствует живой действительности. Есть только правила необходимые: скажем, опрятность! Во всём! Это приближённо к вежливости. Мне, скажем, тоже удобнее эти правила исполнять, чем нарушать. Но что касаемо друга вашего, простите, тут уж не вежливость, а какое-то нелепое самопожертвование.
ДАМА – Очевидно же: непомерно развитая совестливость перешла у него в манию. Она и погубила его. Ужасно: погибнуть из-за такой глупости. Что же вы, не могли его образумить?
ТЕИСТ – Старался я. И союзник в этом был у меня: странник один афонский, полу-юродивый. Друг мой часто советовался с ним по духовным делам.
1
1-ая СЦЕНКА (под перенесённым светом) – монолог Странника.
ДРУГ – Есть у меня нравственные сомнения: прав ли я? не согрешил ли?
СТРАННИК – Э-э, пустое это: ну, слегка согрешил. Ну да, зло это - грех твой лёгкий. А зло помнить – злопамятство! Тоже грех. А ты грех свой лёгкий забудь, не мучь себя. А вот то зло, что тебе другие сделают, помни, потому что в этом зле тебе польза есть: впредь таких людей остерегаться будешь. Один только грех есть смертный – уныние, потому что из него – отчаяние, а отчаяние – это и не грех уже, а сама смерть духовная, вот. Ну, какие там ещё у тебя грехи? Пьянство? Так ведь умный пьёт в меру свою, а дурак – он и ключевой водой обопьётся. Значит, сила тут не в вине, а в безумии: по безумию и сгорают, от водки или от себя самого в безумии. И по седьмой заповеди скажу тебе: судить мудрено, а похвалить невозможно. Немецкий учёный один, даже страницу помню: 176-ая, так он, друг ты мой, усердно предостерегает от нерасчётливой траты жизненных сил. По молодости мы в том мало что смыслим, а вот потом сокрушаемся: ах, я глупый, чистоту телесную свою потерял. Глупость это. Всё равно что в шуты дьяволу себя отдать. Крупного греха за тобой ведь нет: не своровал же ты по-крупному? Сегодня многие крупно воруют. Ну, а если такие мысли о грехах: не обидел ли кого чем и как – осознай их да брось, не мучай себя. В театр сходи, книжку умную почитай. Ну, а если правило от меня хочешь, вот тебе и правило: в вере будь твёрд не по страху грехов, а потому, что умному человеку уж очень приятно с Богом быть. Молитва для души хороша своя, собственная, по своему состоянию. Умеренность для желудка хороша. Не зовут – не ходи. Не спрашивают – сам не лезь. С теми, что в душу чужую лезут, потому что в своей душе пусто, ты и не общайся. А просят – дай, сколько можешь.
2
ДАМА – Какой удивительный моралист: греши и не кайся! Хорошо?
ТЕИСТ – Но это не совсем так, это вы по-своему приняли. А он сказал – осознай да и брось: не мучать же себя до потери сознания.
ГЕНЕРАЛ – Я думаю, не всем он так говорит: пакостника какого-нибудь, душегубца, наверно, в другом тоне поучает.
ТЕИСТ – Конечно. А как заметит нравственную мстительность – философом становится. Одну очень умную и образованную старушку в такое восхищение привёл, вы только послушайте!
3
2-ая СЦЕНКА (под перенесённым светом) – Странник и Старушка
СТАРУШКА – Я человек русской веры, но заграничного воспитания. Много наслышана я о вас: говорят, вы от Бога среди нас. А у меня так много душевных затруднений, душа так ноет, уныние такое… и желание такое рассказать вам об этом, чтобы вы...
СТРАННИК – Понятно, сестра, понятно. А скажи мне, сестра моя, вот стоит разве этакою дрянью себя беспокоить? Ну, кому это нужно? Вот и мне, простому мужику, скучно это слушать, а ты думаешь, что это Богу-то интересно! Ну, понятно и мне, и тебе: стара ты, слаба, лучше уже и не будешь, так зачем ещё копаться тебе в каких-то там душевных затруднениях…
СТАРУШКА – Так ведь, брат ты мой, душа болит, исповедаться пред Богом хочет!
СТРАННИК – А ты вот что… Нет, давай я расскажу тебе что-то из жизни отшельников, ты, сестра, видать, не глупая, поймёшь всё сразу.
СТАРУШКА – Расскажи, душа моя, я тебя послушаю.
СТРАННИК – Вот два отшельника в пустыне спасаются. Пещеры их рядом, но они меж собою не разговаривают, только псалмами иногда перекликаются. Так проводят они много лет, и слава о них по миру всему распространяется. Задумал что-то дьявол и вложил обоим им сразу одно намерение. Так они наутро, ни слова не говоря друг другу, собрались и пошли в город столичный. Продали они там всё добро своё, что имели, и три дня, и три ночи кутили с кем попало. А потом вернулись назад в свою пустыню. И вот…
4
3-я СЦЕНКА (под перенесённым светом) – два отшельника…
ОДИН – Погиб я теперь совсем, окаянный. Плачет сердце моё, сокрушается: такой скверны ничем ведь не замолишь. Даром пропали теперь все мои посты и бдения, и молитвы – одним разом безвозвратно их погубил я… Да ты что, обезумел что ли: радостен, псалмы себе под нос распеваешь, ты что, ничуть не сокрушаешься?
ДРУГОЙ – А о чём мне сокрушаться?
ОДИН – Как о чём? А где мы были? Откуда мы вернулись?
ДРУГОЙ – О, слава Всевышнему, хранящему столь знаменитый и благочестивый град!
ОДИН – Да мы-то с тобой что там делали?
ДРУГОЙ – А то ты забыл: святым поклонились, с монахолюбивыми людьми беседовали, градоправителя посетили!
ОДИН – А ночевали-то мы где? Не в блудилище разве?
ДРУГОЙ – Храни Бог! Вечер и ночь разве не патриаршем дворе мы проводили?
ОДИН – Святые мученики! Да ты рассудка что ль лишился? А вином мы где упивались?
ДРУГОЙ – Не помнишь? От патриаршей трапезы, по случаю святого праздника, много мы с тобой яств и вин вкусили!
ОДИН – Несчастный! А целовался-то с нами кто? о худшем другом уж я умолчу.
ДРУГОЙ – А сам ты уж забыл? Лобзанием святым почтил нас на расставании отец отцов, блаженнейший архиепископ великого града столичного!
ОДИН – Да что ты, насмехаешься надо мной что ли? Или за вчерашние мерзости в тебя сам дьявол вселился?
ДРУГОЙ – Ну, не знаю, в кого из нас дьявол вселился. Я радуюсь Божьим дарам и хвалю Создателя. А ты в уныние ушёл, беснуешься: дом пастыря нашего блудищем называешь.
ОДИН – Ах ты, еретик, чёртово отродье! Уста твои – всеклятые! Вот я тебя сейчас…
5
ГЕНЕРАЛ – Видите, и для монахов бодрость духа нужна. А сейчас на военных даже уныние напускают.
ДАМА – Мы как-то удалились от вопроса о вежливости
ПОЛИТИК – Из вчерашнего разговора у меня осталась ссылка на Владимира Мономаха и ваш рассказ, генерал. Тут и спора никакого нет: хорошо делал Мономах, когда половцев громил, а генерал наш правильно сделал, что башибузуков перебил. Нет спора, что справедливость имеет свои требования к возмездию. И нет спора, что война есть то средство, которым отстаивается и укрепляется государство.
ДАМА – А как же Северная Америка?
ПОЛИТИК – Северная Америка? Она же была европейской колонией. Но как только захотела стать государством, долголетней войной стала добывать себе политическую независимость.
ТЕИСТ – Вот вы утверждаете важность войны для сохранения жизни государства. А мне кажется, что придёт время неважности, ненужности государства: когда люди откажутся от поклонения насилию.
ПОЛИТИК – Да?! Вы уверены, что можете устроить прочное общежитие без принудительных государственных форм? Хорошо ещё, не отрицаете войну как важное условие при создании и сохранении государства. Объединение европейских наций в общей культурной жизни приостановило междоусобия, они стали непростительны при возможности мирно уладить международные споры. Решать их войной сейчас всё равно, что из Петербурга приехать в Марсель в тарантасе на тройке. Война теперь не нужна, она рискованно не выгодна! Военный период истории человечества кончился!
ТЕИСТ – Нет, я не призываю к немедленному разоружению, об этом не может быть и речи, но я утверждаю, что наши дети уже сумеют договариваться, а не воевать. Война теряет не только свой практический смысл, но и свой мистический ореол. Генерал, вы говорили, что все наши святые - из монахов и военных. А вот скажите, отчего при одинаковых личных правах на святость Александр Невский, кто бил ливонцев и шведов в 13 –ом веке, святой, а Александр Суворов, бивший французов и турок в 18-ом, не святой? Почему?
ГЕНЕРАЛ – Да потому, что Невский сражался за национально-политическую будущность своего отечества, а подвиги Суворова, хотя и очень значительные, не отвечали такой настоятельной потребности. Вот он и остался только военной знаменитостью.
ДАМА – Кстати и полководцы 12-ого года, хотя и спасли Россию от Наполеона, однако в святые они тоже не попали.
ПОЛИТИК – Потому что спасение России от Наполеона – это патриотическая риторика. Наше национальное самочувствие тогда поднялось высоко, хотя и рискованным методом.
ТЕИСТ – Как я понимаю, вот и по-вашему ненужность войн становится яснее.
ПОЛИТИК – Не так однозначно. К примеру, я вот не могу назвать здравой такую политику, что сегодня спасает Турцию, а завтра вынуждена бы громить её, но напрягается, оглядываясь на европейскую коалицию. Это же не политика, донкихотство какое-то.
ТЕИСТ – Но вы же одобрили генерала за то, что он за армян просто истребил башибузуков, даже не пытаясь нравственно воздействовать на них.
ПОЛИТИК – Наш генерал, увидев зверства турецкого войска над мирным армянским населением, поступил по чувству человека нормального, и по долгу службы не обязанного думать о возможности нравственного перевоспитания зверя в состоянии его зверства. Подумайте сами: в 1877 г. наш генерал истребил башибузуков, спасая сотню мирных армян, а в 1895 г. армянская резня теми же башибузуками унесла жизни полмиллиона людей. Но, конечно же, я, как и вы, хотел бы, чтобы война, как таковая, стала бы бесполезною.
ГЕНЕРАЛ – Если бы государственные мужи знали бы своё дело так же хорошо, как военные - своё, не было бы никаких иррегулярных войск и жутких таких избиений.
ПОЛИТИК – А что было бы с Турецкой империей? А-аа, молчите.
ГЕНЕРАЛ – Я военный, не Бог.
ПОЛИТИК – А как быть с присутствием турецких солдат в Иерусалиме? Спросите у паломников, вам скажут, что уйди они оттуда, христиане разных исповеданий сами уничтожат друг друга.
ДАМА – Что-то не пойму я, как-то странно вы спорите: то осуждаете турок, то их превозносите.
ГЕНЕРАЛ – Усмирить турок, чтоб они сложили оружие, один только путь: ублаготворить их всячески - и насчёт религии и насчёт всего прочего. Хотя двулик этот чёрт, как Янус.
ПОЛИТИК – Вот-вот. Про севастопольский погром помнить надо бы. Чтобы воевать с Турцией – это сначала надо лишиться разума.
ДАМА – Хорошо, что история не по вашему разуму делается, простите. Это что же, вы и за Австрию стоите так, как за Турцию?
ПОЛИТИК – Вы правы, люди другого разума, не моего, давно уже объявили: «если бы Австрии не было, её надо было бы выдумать». И представить трудно, что может произойти с исчезновением империи Габсбургов.
ДАМА – А о франко-русском союзе что вы скажете?
ПОЛИТИК – Щекотливый вопрос. Франция – нация прогрессивная и богатая. Сближение с нею выгодно. И потом, это же союз предосторожности и мира. Ни у кого нет охоты затевать европейскую войну. Успокоительно то, что современные нации не хотят воевать друг с другом.
ГЕНЕРАЛ – Не хотеть войны – одно, а вступать в войну вынужденно, когда это надо – другое. В этом смысле военная сила, или, как говорится, военная рука – ещё долго будет необходима для человечества.
ПОЛИТИК – Однако, это не мешает тому, чтобы постепенно исчезала, так сказать, национальная драчливость.
АТЕИСТ – Она просто переродится в местечковую драчливость: парламентские потасовки видели?! Разные партии, разные мнения, разные устремления!
ГЕНЕРАЛ – По-вашему, если одна какая нация плохо дерётся, так уж и во всём мире военные качества пропадут?
АТЕИСТ – И верно: если уж непременно хотят христиане быть сами по себе, а турки их за это непременно уничтожать хотят, так что же, мир сложа руки смотреть на это будет?
ТЕИСТ – Вот чтобы не доводить до этого, немцы повели хорошую политику: потихоньку и дружелюбно культивировать Турцию стали. Поверили, что поймут турки, что вырезывать население в своей стране – дело не только дурное, преступное, но и совершенно себе невыгодное.
ДАМА – Нам тягаться с немцами и тут – дело безнадёжное.
ГЕНЕРАЛ – А мы и не тягаемся. У нас и свои методы имеются. В 19 –ом веке из-за чего война с Турцией была? Чтоб оградить человеческие права турецких христиан. А культивирование турков немцами не избавили их от армянских избиений.
ТЕИСТ – И не избавят, поскольку вопрос этот не морально-этический, а лежит в пространстве разных религий.
ПОЛИТИК – Вот потому я и признаю тонкую немецкую политику мудрой, что она старается ввести Турцию в среду культурных наций, учит справедливо управлять разными народами своей страны.
ДАМА – Говоря о Турции, вы, конечно, имеете в виду не народ, а его руководство. Так разве позволит европеизироваться своему народу его религиозное руководство? Не думаю. Последнее слово у него всегда будет насилие. Как бы ещё при этом не досталось и самой цивилизации европейской.
АТЕИСТ – А разве забыты «турецкие зверства» в России ещё и при Петре Великом?
ТЕИСТ – В России были зверства и свои: не стонал что ли народ под игом дурных помещиков? Не стонали солдаты под игом шпицрутена? Отменили то и другое – и прекратились стоны. Почему бы не упразднить в Турции причину армянского стона?
ГЕНЕРАЛ – Это несравнимые параллели. Невозможность того в Турции от того, что нехристианский народ притесняет христианский, а сделать из этих двух одно - вот немцы и стараются.
ПОЛИТИК – Немцы хотят опровергнуть такой предрассудок как религиозная дикость у того или иного народа. В политике я принимаю всё, кроме религии, тут её бы нам поменьше, если уж невозможно, чтоб не совсем.
ТЕИСТ – Если культурным прогрессом Турции занимаются немцы, в чём же состоит задача русской политики в восточном вопросе?
ПОЛИТИК – Русская политика в восточном вопросе не обособлена и не изолирована. Задача её с 16 века в том, чтобы оборонять культурный мир от опасного нашествия с чьей бы то ни было стороны. Политика эта иногда становится общей с той страной или странами с кем есть уговор держать оборону вместе. И сейчас, в нашем столетии характер её тот же: придерживать военные средства до поры, пока есть возможность удерживать мир средствами мирными.
АТЕИСТ – Важно суметь не попасть в ту или иную скверную историю.
ГЕНЕРАЛ – Согласен. Факт, что никакая политическая ошибка не проходит даром.
ДАМА – В этом есть что-то мистическое.
ПОЛИТИК – В чём угодно, только не в политике. Военную значительность нельзя заслужить хвастливыми словами - только действиями. Так и культурную значимость можно заслужить лишь трудами и успехами на мирных поприщах.
ГЕНЕРАЛ – Сегодня всемирная история переносит центр тяжести на Дальний Восток. Там у России много дел.
ПОЛИТИК – Там есть задача: культурное сотрудничество с Англией. Чтобы избегать недостойного соперничества и бессмысленной вражды.
ДАМА – Однако, такое превращение, к несчастью, происходит и у людей, и у народов как будто неким роковым образом.
АТЕИСТ – Враждовать с англичанами – безумие. Хотя не успеешь оглянуться, как китайцы уже ближе, чем соотечественники Шекспира и Байрона.
ПОЛИТИК – Дружбы с Китаем хотели бы все. Но я сейчас о другом. В политике России две задачи в тесном переплетении: поддержание европейского мира и все-всяческое воздействие на народы варварские. Иначе будет как тогда, когда не верили в нашествие монголов.
ГЕНЕРАЛ – Да, и нашествие монголов, и война европейская казались невероятностью. А мне вот не верится ни в «солидарность европейских наций», ни в «мир во всём мире». В житейском быту и от друзей близких то по шее, а то и под дых нежданно получаешь, а тут народы, нации со своими интересами. Так что всеобщей солидарности, видно, никогда и не будет.
ПОЛИТИК – Как же не будет, когда она лежит в самой природе вещей?! Мы солидарны и с европейцами и с азиатами, потому как сами мы и европейцы, и азиаты мы в чём-то. И пусть до устали кричат себе о разном дурном русофобы.
АТЕИСТ – А может и не торопиться нам в европейцы, пока они сами там меж собой никак не разберутся.
ПОЛИТИК – Будьте спокойны, уж Франция и Германия до разрыва меж собою никогда не дойдут.
ДАМА – Хорошо бы вот всю национальную вражду взять да и засадить куда подальше!
ТЕИСТ – Глобально это как? Как, если в одной семье, в одном роде-племени вражда до жутких сцен доходит.
АТЕИСТ – Ну, Европе это не грозит. Европа – это один культурно-исторический тип, один германо-романский народ. А вот мы – другой культурно-исторический тип, мы составляем свой особый, греко-славянский тип.
ПОЛИТИК – Вот оно, вот здесь впадение ваше в тот самый азиатизм: православная середина в нём вами-то и не замечаема. А ты гони природу в дверь, она в окно влетит. А природа-то в том, что Россия – это великая окраина Европы в сторону Азии. Отделаться от этой второй души нашей нам невозможно. Да и не нужно.
ГЕНЕРАЛ – Двоедушие – тяжёлая ноша. Необходимо, чтобы возобладала одна душа. Разумеется, лучшая: умственно более сильная, богатая внутренними возможностями, более способная к прогрессу. Так и началось это при Петре великом.
ПОЛИТИК – Так и продолжается по сей день: ведь мы бесповоротные европейцы, а азиатский осадок – так, на дне души.
АТЕИСТ – Это очевидно даже, так сказать, грамматически: русские – это же прилагательное, так к какому же существительному оно относится?
ДАМА – Очевидно, к существительному человек: русский человек, русские люди.
ПОЛИТИК – А вот и нет, это слишком широко и неопределённо. А вот конкретное – европеец! Русский европеец, русские европейцы, как европейцы французские, немецкие.
ВТОРОЙ – Чует душа моя, и предвидит ум мой: завтра и китаец объявит себя европейцем.
ДАМА – И прекрасно: мир входит в эпоху распространения европейской культуры!
ПОЛИТИК – Понятие европеец совпадёт с понятием человек, а понятие европейский культурный мир – с понятием человечества. Мир глобально станет европейским.
ТЕИСТ – Внешне, да, может быть. Но внутренне ни один народ не согласится скрыть под понятием европеец своё исторически национальное различие, свои национально-бытовые и культурные ценности.
ГЕНЕРАЛ – Безусловно. Даже если Европа объединит и умиротворит всё человечество, в нём всё же останутся натуральные градации и нюансы культуры, которыми различаются меж собою народы.
ПОЛИТИК – Эгалитарность безразлична, потому от её ошибок нужно беречься всем. Вот если бы зулусы, буры или кто ещё такой, могли бы создать таких художников как Шиллер, Россини или других писателей, учёных – тогда бы да, другой был бы о них разговор.
ДАМА – Так это у них ещё впереди: ведь и швейцарцы были пастухами, а кем американцы были, когда только образовывались как таковые? У Майн-Рида ответ есть. А потом они взяли да все религии соединили да одной выставкой и представили. В Париже потом так хотели, но у них не вышло: все веры отказались. Подумать только, идеализм какой фантастический: единое человечество с единой верой!
АТЕИСТ – Но смогли же войти в этот ваш идеализм американцы! Значит – это не фантазия!
ДАМА – Но и непонятно что: был Бог и войны, а теперь - культура и мир, так что ли?
ПОЛИТИК – Приблизительно так.
ДАМА – А приближённо ко мне, можно чуть пояснее?
ПОЛИТИК – Можно. Вы знаете, что культура – это сокровищница мировой мысли. Она существует, и слава Богу. Есть в ней новые и ещё будут другие Шекспиры и Ньютоны. Но это не в нашей власти. А вот есть в культуре и другая сторона, практическая, нравственная, то есть, та, что в частной жизни называется воспитанностью, вежливостью, учтивостью.
АТЕИСТ – Это то одно, что может и должно стать всеобщим и обязательным: нельзя ни от кого требовать ни высшего ума, ни высшей добродетели, но можно требовать от всех приобретённой учтивости.
ТЕИСТ - Это есть тот минимум, благодаря чему вместе с Заповедями люди могут жить по-человечески. Вежливость и есть культурность. Она даже важнее грамотности. И она равно необходима и в частно-социальных отношениях, и в отношениях политических и разного рода международных.
АТЕИСТ – Недаром по-французски политес и политика – в ближайшем родстве.
ТЕИСТ – Заметьте, у передовых наций вышла из употребления дуэль уже тогда, когда Россия оплакивала двух своих лучших поэтов, погибших на поединке.
ПОЛИТИК – Так вот настоящая культура и требует, чтобы всякая драчка между людьми и между нациями была бы упразднена. Мирная политика – вот мерило и симптом культурного прогресса. Вот почему я утверждаю, что литературная агитация против войны есть явление отрадное. Мирное, то есть, вежливое, то есть, для всех выгодное улаживание всех международных отношений и столкновений – это норма здравой политики в культурном человечестве.
ГЕНЕРАЛ – Аксиома. А я вот вчера перебирал свои книги, Тургенева «Дым» стал перелистывать… дым… вы понимаете – дым…
ДАМА – Прошу прощения, генерал, даже если вы и без намёка на дым от аксиом нашего уважаемого политика, позвольте, перенесём наш разговор. Господа, время обеда. Прервёмся на обед?
III
ГЕНЕРАЛ – Так я, уважаемый вы наш политик, по поводу вашего определения, что «мирная политика есть симптом прогресса». В Тургеневском «Дыме» тоже есть об этом, что «прогресс – это симптом».
ПОЛИТИК – Да? но симптом чего?
ТЕИСТ – Я понял это так, что прогресс в своём развитии есть одновременно и симптом конца.
ПОЛИТИК – Приятно иметь дело с умными людьми. Однако, я снова спрошу: симптом конца чего?
ГЕНЕРАЛ – Так мы же толковали о чём? Об истории человечества! Вот мы и добрались до самого интересного, что исторический процесс идёт к своей развязке.
ТЕИСТ – Так вы подберётесь к самому антихристу.
АТЕИСТ – Вот именно, - к нему.
ПОЛИТИК – Ну, вот и религия тут замешалась – добра уж не ждать.
АТЕИСТ – Господа, а может непозволительно нам тратить время на рассуждения о вещах, которые могут иметь значение, ну, разве что для папуасов?!
ДАМА – Зачем же так сердиться, что уж и в папуасы нас отбросить?! А ведь и у них есть свои верные понятия. Бог и младенцев умудряет.
ГЕНЕРАЛ – А может, «знает кошка, чьё мясо съела»: признайтесь, друг, может, вы и есть антихрист, а?!
ТЕИСТ – А то как же: разве вы не знаете, что ныне каждый третий – антихрист?
ДАМА – Огоо! Своего пороху не выдумать, можно в модной форме побыть, так что ли, друг? Только без личной обиды, пожалуйста.
ПОЛИТИК – Верный расклад психологии. Нет повода обижаться по поводу антихриста в разговоре. Я, например, ни во что мистическое не верю, но оно меня интересует. Как и в живописи, где я абсолютно плох, но она меня интересует как общеобразовательная, обще-эстетическая часть нашей духовной жизни.
ДАМА – Да, но вы все религии ненавидите.
ПОЛИТИК – Ненавидеть я и вообще-то не умею. Но как человек мыслящий интересуюсь ими всеми. И Лукреция читал, и Ренана. Ренан отослал меня к Нерону. Интересно. Но ведь идея антихриста была гораздо раньше Нерона.
ГЕНЕРАЛ – Свободного времени, видать, у вас слишком много: нет бы всё о Христе, а то сдался вам этот антихрист?
ДАМА – Причём, не он нам, а почему-то мы ему, - вот что интересно. Называет себя сторонником народа, демократом, и разрушает повсюду эту самую демократию. Сорит деньгами: подкупает людей и их, уже своих, продвигает в разные органы и во власть. Кругом сеет ненависть, войны, разврат, уничтожает в нациях и религиях добрые традиции. Из-под его руки исчезают люди, беженцы, дети.
ТЕИСТ – По библейскому воззрению, антихристианство - это самозванство! То есть, это когда имя Христово внешне присваивают те, кто по сути враждебны Духу Его.
ГЕНЕРАЛ – Понятное дело: играй он в открытую, так и не был бы дьяволом.
ПОЛИТИК – Так и среди христиан есть такие самозванцы: повсюду по миру масса людей, что из христианства делают себе специальное занятие, а из имени Христа какую-то монополию, привилегию себе. Живодёры, готовые инквизицию восстановить. Нравственно тошно от них. Или эти вот постники да безбрачники, что добродетель и совесть открыли себе, как Америку, потеряв при этом правдивость и здравый смысл. Зевота физическая от них так меня и одолевает.
ГЕНЕРАЛ – Кому христианство – в радость, а кому и в ненависть, вот дьявол и потирает руки в радости от такой разности.
ТЕИСТ – Известное дело: многая простота удобопревратна, то есть, простота хуже воровства. Конечно, всего антихриста на одних пословицах не объяснить. Но уверен, все вы признаёте существование и силу зла в жизни.
ДАМА – Поневоле признаешь. Ведь даже очень часто зло оказывается сильнее добра.
ТЕИСТ – Это потому что Добро всегда в своём одиночестве, а Зло чаще всего дело компанейское.
ГЕНЕРАЛ – Спора нет: зло так же реально существует, как и добро. Сам Бог почему-то зло рядом с собою терпит.
АТЕИСТ – Так это как в самой природе и как в науке физике: плюс и минус – мертвы друг без друга.
ПОЛИТИК – Вот потому мне и желательно услышать об этих вещах не хвалу или брань, а нормальное человеческое слово.
ТЕИСТ – Вот вы его и послушайте: «Не мир пришёл я принести на землю, а разделение».
ДАМА – Он ещё сказал, что сынами Божьими нарекутся миротворцы. Но как же примирить непримиримое?
ТЕИСТ – Вот так, как и сказано: разделением между миром истинным, добрым и миром ложным, дурным. Мир людей основан на смешении того и другого внешне, но с их враждой меж собою внутренне.
ДАМА – Непонятен парадокс: в столкновении двух сил на войне понятно, когда побеждает сторона одна, усиливает свои позиции и сторона другая. А вот в борьбе добра со злом - с усилением стороны одной, ослабевает сторона другая. Значит забота у людей одна: чтобы добра среди них было больше, тогда уж, само собой, зла будет меньше.
АТЕИСТ – Вот оно как просто всё у вас! Вы что знаете случай, когда доброта доброго сделала добрым злого?
ДАМА – Постойте, припомнила я: это же вы задались вопросом, почему и сам Христос ничего не смог сделать с душой Иуды?
АТЕИСТ – Вопрос этот так и повис над нашим разговором.
ТЕИСТ – Может, потому, что время тогда было слишком тёмное, и только немногие души были в той степени развития, чтобы внутренняя сила истины могла бы быть ощутима. Сказал же тогда Христос: «Дела, которые Я творю, и вы сотворите, и ещё больше этого сотворите». Значит, на высшей ступени нравственного развития человечество непротивлением злу насилием будет творить чудеса.
ГЕНЕРАЛ – Да будет вам! Могли бы, давно бы уж и творили чудеса эти ваши. Я человек военный, кроме Бога и Родины люблю своё военное дело вообще и артиллерийское в особенности. И думаю о себе, что я не людоед, нет. Просто я, как поэт один хорошо сказал: «Резон ли в этом или не резон – я за чужой не отвечаю сон».
ДАМА – Выходит, надо дожидаться того, кто сможет провести Христову заповедь о любви к врагу и прощении обид, кто одною кротостью своею сможет обращать злые души в добрые.
АТЕИСТ – Я знаю одного такого человека. Поверьте, результат прямо обратный: сердца злодеев-друзей только ещё более ожесточились, и кроткий несчастный тот так и погиб под грузом их ожесточённости. Так и ушли они: он – к Богу, а они туда – во власть.
ГЕНЕРАЛ – Слыхал и я об истории этой.
АТЕИСТ – Алексей Толстой в стихотворении изложил историю эту. Не издали, конечно.
ДАМА – Так поэт изобразил историю эту в жанре фарса, поэтому и не издали.
ГЕНЕРАЛ – Вот я и говорю: если бы гнал добряк наш от себя подальше своих злодеев, а не занимался бы перевоспитанием их своей всепрощающей добротой, так и жив бы он сейчас остался.
ТЕИСТ – Своей доброте он добровольно пожертвовал себя, стал мученик доброты. А как быть с девой юной, что по молодости глупа: доказать ничего не может, да уже и не желает. Так что же, её не жалко?
АТЕИСТ – Жалко, конечно. Вот потому и да здравствует Европа: в ней множество чуждых друг другу, а то и враждующих сторон, постепенно становятся достойной частью европейского мира. И есть надежда, что он разрастётся и охватит народы в одно солидарное и мирное международное целое.
ПОЛИТИК – Могу представить себе, сколько дурного будет атрофировано и сколько хорошего возникнет и разовьётся!
АТЕИСТ – При условии одном: если Европа сумеет соблюсти в себе количественную равномерность разных народов при явном перевесе основного своего состава.
ГЕНЕРАЛ – Я понял, о чём вы. И я согласен с вами. Иначе что родит плюс, то может породить и минус, и в результате получится нечто близкое к нулю.
ДАМА – Ах, друзья вы мои, как подумаю, что и я, и все, и всё, что мне дорого, наверняка должно исчезнуть, становится так всё равно, дерутся ли где какие-то народы или окультуриваются они где-то в Европе, вежливы ли и воспитаны ли в уважении друг к другу .
АТЕИСТ – С личной, эгоистической точки зрения, конечно, вы правы, - это всё равно.
ТЕИСТ – Почему же с эгоистической? С любой точки зрения. Смерть всё равняет. Перед нею что эгоизм, что альтруизм – одинаково бессмысленны.
ПОЛИТИК – Послушайте, да, вы знаете, что и дети ваши, и внуки умрут, но это же не мешает вам заботиться об их благе так, как если бы оно было вечно. Вы трудитесь для них потому, что любите их, и потому что отдавать им силы свои и время жизни своей – это доставляет вам удовольствие.
ДАМА – И не только. Мы заботимся о ближних, имея к ним живую любовь! То есть, мы заботимся о них не для чего-нибудь, а потому что! Такую любовь нельзя иметь к человечеству вообще, предполагая его идеальным в его будущем.
ГЕНЕРАЛ – Простите, это что же, по-вашему получается, что всякая прогрессивная общекультурная деятельность ни к чему, поскольку впереди у каждого и у всех есть она - матушка-смерть?
ТЕИСТ – Христианское учение даже не допускает такой постановки вопроса. Люди живут в нелепой уверенности, что жизнь им дана для их наслаждения, забывая и о Хозяине, который их послал, и о цели, зачем Он их в их жизнь послал. Они не ищут правды Божьей, чтоб остальное всё им приложилось. Нет, они ищут всего остального и, пресытясь тем, разочаровываются и начинают разрушать Царство Божье разными своими государствами, войсками, судами, институтами, заводами…
ПОЛИТИК – Позвольте, это какая-то риторическая импровизация. С чего вы взяли, что мы посланы сюда кем-то и для чего-то? И это как: на улице кто-то может подойти ко мне, объявить, что он посланник и послан туда-то и для того-то? И я не должен буду искать помощи для избавления от этого маньяка?
ДАМА – Зачем же так прикидываться: вы же отлично поняли общий христианский взгляд, что все мы зависим от Бога и обязаны служить Ему.
ПОЛИТИК – Простите, но я службы без жалованья не понимаю. К тому же, оказывается, что жалованье тут всем одно – смерть.
ДАМА – Так всё равно же умрёте.
ПОЛИТИК – Вот это «всё равно» и доказывает, что жизнь не есть служба. Ведь моего согласия на смерть, как и на моё рождение не спрашивали. А если это есть необходимость природы, так и незачем выдумывать какую-то службу какому-то хозяину. Живи, пока живётся. Старайся жить умно и культурно. Так что предложенное мнимое решение вопроса не выдерживает критики.
ГЕНЕРАЛ – Ни постановки вопроса, ни решения - словесный обход вопроса. Это как если я на плане окружу своим начерченным батальоном очерченную мною неприятельскую крепость и закричу: Ура, я взял эту крепость! На бумаге-то всё гладко, а в жизни - ямы да овраги, и нам по ним ходить.
ТЕИСТ – Вот, позвольте, Новый завет, всегда со мной. Зачитаю вам притчу о виноградарях. Она у трёх евангелистов, но значительной разницы меж ними нет. Вот, от Луки это. Заключительная проповедь Христа народу. Дело близилось к развязке. Противники Христа, партии первосвященников и книжников, стали требовать от Христа представить полномочия своей деятельности: по какому праву и в силу какой власти Он действует. - «Спрошу и Я вас об одном: крещение Иоанново от небес было или от людей?» И они отвечали, что не знают, откуда. «Так и Я не скажу вам, какою властью это делаю»
ДАМА – Христос не ответил им.
ТЕИСТ – Да как же не ответил? Ещё и на свидетеля своих полномочий указал. А вот и притча: Человек насадил виноградник, отдал его виноградарям и отлучился. А в должный срок послал к виноградарям человека своего, чтобы дали ему от плодов виноградника. Виноградари же, побив его, отослали его ни с чем. И послал он другого. И третьего. Что же делать? Послал сына: может, устыдятся они его. - Это же наследник, - рассудили меж собою виноградари, - убьём его, наследство нам достанется. – И что хозяин? убил их? Нет. Сказал им словами другой притчи: «Камень тот, что отвергли строители, стал во главу угла: всякий, кто упадёт на него – разобьётся, а на кого он упадёт – того раздавит». Хотели первосвященники убить и его, да побоялись народа. Вот вы мне сами и скажите, про что и про кого притча такая о виноградарях?
ДАМА – Постойте, у меня вот здесь (в голове) всё запуталось: то главная суть - в Нагорной проповеди; то – в поте лица своего трудиться надо, а то ничего не делать, а только размышлять; то - что всё нужно раздать бедным, то - никому ничего не давать, а только своей семье и себе всё оставить; то родить надо много, то совсем этого и не надо; то военная служба - главная беда, и обязанность христианина от неё отказаться, а то… (смотрит на генерала) Ну, никак не могу во всём этом разобраться.
ТЕИСТ – Я тоже думаю, что пора уже иметь толковое резюме всего этого. Кажется, уже его составляют.
ДАМА – Да пока составят, скажите мне в двух словах: в чём суть Евангелия, по-вашему?
ТЕИСТ – По-моему, в принципе непротивления злу насилием.
ПОЛИТИК – А при чём же при этом требования воздержания от табака, вина, мяса и дел любовных?
ТЕИСТ – Кажется, связь ясная: порочные привычки одуряют человека, заглушают в нём совесть, разумное сознание.
ДАМА – Вот именно. Христос не только проповедовал, но и сам исполнил требования своей проповеди – без сопротивления подвергся мучительной казни. Столько веков прошло: иные считают, что церковь исказила истинное христианство.
ТЕИСТ– А без церкви и совсем бы за столько веков всё позабылось бы, и пришлось бы заново всё восстанавливать. Ведь вот какая странность: внешне зло явно сильнее добра, и если это явное считать единственно реальным, то надо признать мир делом зла.
ДАМА – Зло есть в отсутствии добра.
ТЕИСТ – И не только. Зло индивидуальное - это когда в человеке осиливает всё его низшее. А зло общественное - это когда людская толпа, ослеплённая властью зла, не видит спасения от немногих лучших людей и противится их добрым усилиям, их же уничтожая.
ПОЛИТИК – Представим, что Сократ, как человек добра, не только восторжествовал над своими внутренними врагами - дурными страстями, но и сумел убедить и исправить общественных своих врагов, так какая польза от этого, если исправителю и исправленным одинаковый конец – смерть? Так не вернее ли этот печальный мир называть царством смерти, нежели Царством Божиим? Вот откуда пессимизм иных и отчаяние.
ДАМА – Позвольте, но ведь до этой самой смерти есть и тот смысл, что называется жизнью! От станции Рождение и до станции Смерть, каждому дан свой отрезок пути во времени: его жизнь! На что она - ему потом разбираться, но она дана ему – жизнь! И тут уже – оптимизм и вдохновение!
ТЕИСТ – Замечательно! Мы же знаем, что борьба добра и зла друг с другом ведётся не только в душе и в обществе, но и во всём физическом мире. Но всё это только условие, путь, шаги в веру нашу, равную и жизни, и смерти, и бессмертию.
ПОЛИТИК – И как удаётся вам заменять величину известную величиной неизвестной?
АТЕИСТ – Не пойму я, о чём разговор ваш через величины жизни и смерти. По мне, так важно одно христианское учение: что нам надо делать здесь и сейчас. И в этом у нас есть один господин, один хозяин – наша совесть. Поскольку смерть не в нашей воле, нравственное значение её для нас невелико. Хотя сам образ смерти не безразличен нам.
ДАМА – Скажите, а что вы разумеете под правдой Царства Божия?
АТЕИСТ – Я разумею то состояние людей, когда они действуют по чистой совести, и так, собственно, исполняют чистое добро – волю Божью.
ТЕИСТ – Но при этом, по-вашему, голос совести говорит только об исполнении должного здесь и сейчас.
АТЕИСТ – Разумеется.
ТЕИСТ – А напоминает ли вам ваша совесть кое о чём из того, что было с вами в вашем прошлом?
АТЕИСТ – Да, и с тем смыслом, чтобы, я ничего подобного не делал впредь.
ГЕНЕРАЛ – Голос совести не только предостерегает от недолжных поступков, но и подсказывает, как именно надо поступить здесь и сейчас.
АТЕИСТ – Вот именно. Согласен.
ПОЛИТИК – Но что есть одна совесть без ума? Ведь это ум оценивает обстоятельство и возможность для действия совести.
ДАМА – И верно: как разделить их? Совесть и ум – это как ваше здесь и сейчас.
ТЕИСТ – Разделять, конечно, не нужно, но различать их – должно. Даже помощь может быть подана умно, но бессовестно, то есть, может быть нравственной и безнравственной.
ДАМА – Верно: напоить, накормить человека, обеспечить его, то есть, подкупить его для совершения мошенничества или другого злого дела – это и есть безнравственно, то есть, с умом, пусть и хитро отрицательным, но без совести.
ТЕИСТ – Ум – служебное орудие нашей воли, но весьма сомнительное, так сказать, слуга двух господ: одинаково служит и добру, и злу. Значит, для достижения воли Божьей нужно ещё что-то и третье.
АТЕИСТ – Любопытно: и что же это?
ТЕИСТ – Это вдохновение добра! Это то, что – свыше! Это тот тройственный сплав, что делает сомнительное хорошее поведение несомненной жизнью в абсолютном добре.
АТЕИСТ – Но вы же знаете, что рядом с вдохновением свыше для личностей творческих, в обществе одинаково для всех действуют общие правила моральной, этической и законодательной силы, что также позволяет людям находиться в абсолютном добре.
ДАМА – Ну, будто бы! А то не знаете вы хозяина, кто одной ногой за границей, а с виноградника на родине ему работник наёмный доходы туда посылает. Хозяин живёт в своём добре – ведь он даёт работу другому.
ТЕИСТ – Это и есть соблазнительно обманчивая личина добра. Он не работу ему для него даёт, а он налагает на него обязанности, за которые может и сурово наказать, если что пойдёт не так даже по вине природы. Он лишён любви к ближнему, заботы о нём, он живёт лишь в своё удовольствие: ловкий самозванец, он думает о себе, что он сам и есть бог своего времени.
АТЕИСТ – Скажите, мне это только показалось, что вы приписываете добру какую-то силу за пределами нравственной сферы?
ТЕИСТ – Нет, не приписываю, и нет, не показалось: я исторически, логически и верой признаю собственную силу добра. Я считаю, что то, что для вас – мифология, для меня -реально та сила, что воздерживает от враждебности к вашему образу мыслей. Ведь враждовать из-за теоретических заблуждений – это дать себе аттестат малого ума, недоброго сердца и слабой веры. Вы, отрицатель религиозных истин, честный мне противник, и я чувствую к вам то самое, доброе, расположение.
ПОЛИТИК – Ну вот, так как благополучно выяснилось, что антихриста между нами нет, самое время вам, наконец, показать нам его портрет.
ТЕИСТ – Ах вот вы чего хотите. Я и Христа достоверного портрета не знаю. А антихриста и подавно.
АТЕИСТ – Портретов Христа немало у художников. Мне вот близок и понятен Христос Эль Греко.
ДАМА – А портрета какого-то там антихриста нам и не надо, упаси нас Господи! Я не знаю, зачем он и сам-то вообще нужен?
ГЕНЕРАЛ – Сложный вопрос. Стареют наши знания.
ПОЛИТИК – Кто взрослеет, а кто и стареет. Даже сама земля ведь тоже не молодеет. Вот и чувствуется какое-то обоюдное у нас с ней утомление.
ГЕНЕРАЛ – Ну да, антихрист-чёрт своим хвостом туман на свет Божий намахивает.
ТЕИСТ - Напрасно смеётесь, хвостом, не хвостом, а наказания себе за то не избежит. Люди по необходимости становятся не только верующими, но и мыслящими.
АТЕИСТ – Ха, смею думать, что я хоть и атеист, но - гомо думающий!
ДАМА – Так а кто же всё-таки такой этот антихрист? Небось, тоже сапиенс?
ТЕИСТ – Ещё какой! Верующие спиритуалисты называли его сверхчеловеком.
4-ая СЦЕНКА (с перенесением света) - Император
ИМПЕРАТОР - Ясный ум мой всегда подсказывает мне, во что надо верить: в Бога, Мессию, добро. А я? Ну почему не в меня? Самолюбив я, да, безмерно. И красив! Филантроп и аскет я. Я! Зачем же мне любить другого, когда я сам для себя и есть этот другой. Так и только так: я, Аполлоний, и я люблю себя! Сильно люблю, потому что мои достоинства ничуть не ниже возможностей Бога. Христос пришёл раньше меня? Так и что? Ведь в порядке времени то, что приходит после, по существу и есть первое! То есть, более совершенное, потому что окончательное! У Христа был свой предтеча? И у меня предтеча есть: Он сам и есть - его призвание было в том, чтобы подготовить явление меня.
1
АТЕИСТ – Ну, оригинал! А ведь так же смотрел на свое отношение к Христу и Мухаммед.
2
ИМПЕРАТОР – Подумать только: Христос - нравственный исправитель людей! А я буду большим: я буду благодетелем людей! Христос добром и злом разделяет людей, а я их соединю всеми нужными им благами! Люди покупают всё, не зная, что и их самих купить можно! Христос грозит последним судом правды? А мой последний суд будет судом милости: Идите ко мне, люди, я дам каждому то, что ему нужно!
3
ДАМА – То есть, злому – зло, а доброму – добро?
4
ИМПЕРАТОР – Фу, ты, прочь, мысль жгучая: А вдруг Он вот сейчас придёт ко мне, и что? Я должен буду склониться перед Ним: Господи Сусе Христе, помилуй мя грешного? Я – сверхчеловек? Я, я, я, а не Он! Зависть жгучая? Да! Это она ненавистью душит меня. Ведь он ещё и жалеть меня станет. Нет, лучше уж сразу в пропасть… Зачем же так? Сам я должен делать дело своё во имя себя! Слов устных мало, я книгу напишу: «Грядущий человек. Открытый путь ко вселенскому миру и благоденствию» - вот! Самомнение? Нет, своё мнение! Я привлеку к моей истине не жертв, а хозяев жизни! Недорогие издания с моими портретами и в переводах на все языки мира распространю повсюду! Вся пресса будет кричать: Вот то, что нам нужно! Вот идеал, который не утопия! О, я увлеку всех! Он же сам и сказал: «Я пришёл во имя Отца - и не принимаете меня, а придёт другой во имя своё - того примете». Так вот я во имя своё и пришёл. Чтобы быть принятым, надо ещё быть и приятным! Ага, вот уже и заправилы европейской политики от могущественного братства франк-масонов почувствовали острую нужду во мне: «Единоличная исполнительная власть за Грядущим человеком!». Верно, братцы политики, вот и закрепите её, эту единоличную власть за мной! У меня повсюду связи с финансовыми и военными кругами. И вот я уже католический епископ! Гений во всех областях, я, Грядущий человек, единогласно выбран пожизненным президентом европейских соединённых штатов! Красноречиво, однако, изложил я им универсальную программу: очаровал собрание приятным видом своим и сильным голосом сказал:
(в зрительный зал, как на Вселенском соборе)
- Народы земли! Мир мой даю вам! - И закончил я так: - Вечный вселенский мир обеспечен! Ибо есть одна власть, которая сильнее всех прочих: власть моя – полномочного избранника Европы! Ни одна держава не осмелится сказать: Война, когда я говорю: Мир! Мир вам, народы! В один год сотворю я вам всемирную монархию! Всякий в ней станет получать по способностям и по труду. Прочно закреплю я основное равенство: равенство всеобщей сытости! Так будет решён социально-экономический вопрос! Понятно, что сытые, вы потом захотите ещё и не только спать. Так я удивлю вас, люди! Я предложу вам чудо: я умею притягивать атмосферическое электричество! Да, и умею заданно направлять его! Да! Я сведу вам огонь с небес!.. - Фу ты, ещё оказия мне: вопрос религиозный: христианство выигрывает и численностью, и нравственным качеством. Так у других стали возникать опасения разные и антипатии. Обсуждать стали тексты Евангелия и апостолов о князе века, Антихристом меня назвали. И Папа выразил недоверие ко мне, ко мне, всемирному повелителю! (и снова в зал) - Христиане, скажите, чем я могу осчастливить вас? Что для этого мне надо сделать? Я понял ваши перешёптывания: отныне на престоле своём восстановится Папа. Я сегодня же подпишу устав и богатые средства всемирному музею христианской археологии. Что ж вы молчите, что ещё мне надо сделать для вас, христиане?
ИОАНН-СТАРЕЦ – (из зала) Мы хотим единения христианских церквей с Богом Единым. Христос разделял добро и зло, а ты разделил христианство на много частей. (поднимается на сцену) А ты исповедуй перед нами Иисуса Христа Сына Божия, во плоти пришедшего, воскресшего и паки грядущего! Исповедуй Его, и мы примем тебя как предтечу Его Второго Пришествия.
ИМПЕРАТОР – (теряя внутреннее равновесие, самому себе) Молчи. Никого не бойся и молчи.
ИОАНН-СТАРЕЦ – А, испугался! Наш единый владыка – сын Бога Иисус Христос! А ты кто? Каин ты, убийца! Антихрист ты! Детушки, да он же антихрист! Отлучён будешь! Да свершится написанное! Во славу Спасителя нашего Иисуса Христа Вселенский собор Божиих церквей постановляет: прекратить всякое общение с отлучённым и с его мерзким сборищем. Ожидать неминуемого пришествия истинного Владыки нашего Иисуса Христа. Гряди, Господи наш Иисусе! Не дай смущать соблазнами простодушных людей злобными вымыслами дьявола. Анафема ему! Анафема! (Выстрел, как гром и молния: старец падает)
ИМПЕРАТОР – Ну, кто там ещё хочет выйти на суд Божий? Вы видите, вот, руки мои чисты, а спорить со Всевышним кто ещё там из вас хочет? Ну? (поправляя мантию на себе) Так наказаны будут и погибнут все враги мои от руки (палец вверх) Его. Но покончим распри. Дабы для общего блага укрепить связи церкви и государства, дабы искоренить злоупотребления папской власти, новым я назначу брата моего и друга, истинного православного и истинного евангелика, каков я есть истинный католик. (Светящиеся точки забегали над ним, цветы посыпались сверху, пение и музыка. Но какой-то подземный гул прерывает это, и после небольшой паузы) А хочешь, народ, проявить бурю своего восторга? Так я вам вот (кидает в народ бумажки) - лови, народ: индульгенции это! Я раздаю вам отпущение всех грехов ваших: прошлых, настоящих и будущих! Ликуй, народ, лови! (возгласы радости, шум, суета)
5
ДАМА – А что дальше-то с императором-антихристом? Развязка какова всего процесса: явления, прославления и крушения императора-антихриста?
ТЕИСТ – Не успел антихрист почувствовать себя всемогущим императором, как на него пришла новая беда: поднялись евреи. Он тут же переселился в Иерусалим, тайно поддерживая среди евреев слухи о том, что главная его задача – установить всемирное владычество Израиля. Евреи признали его Мессией, и восторженная преданность их ему не имела предела. Но вдруг они обнаружили, что он не обрезан. Паника, и беспредельная любовь сменилась беспредельной ненавистью к наглому самозванцу. Император-антихрист потерял самообладание и велел казнить всех непокорных ему евреев и христиан. Но встретил сильное сопротивление евреев, и убежал в Сирию, где собрал большое войско язычников. Но столкновения с евреями не произошло: сильное землетрясение под Мёртвым морем вызвало взрыв вулкана, огненная лава которого не пощадила его войско.
ДАМА – А что сам-то он, он что, спасся один-единственный? В сущности добрый, почему же столько ненависти к Богу?
ТЕИСТ – В том-то и дело, что не в сущности. Не всё то золото, что блестит. У поддельного золота – блеска хоть отбавляй, а силы существенной – никакой.
АТЕИСТ – Драма-то, вроде написана давно и вот уже вся она до конца. Занавес, господа!
ПОЛИТИК – До конца? Не думаю. Суетни и разговоров будет ещё ой, как много: занавес без конца будет отрывать и закрывать драму раздвоенной жизни человека.
ГЕНЕРАЛ – Насколько я знаю, друзья мои, занавес в этой исторической драме опустился на войне, на встрече двух войск.
ТЕИСТ – Разве на войне? А землетрясение? а вулкан? Или вам, военному, это не грозные силы?
АТЕИСТ – Грознее и нет, это правда.
ГЕНЕРАЛ – Однако, конец нашей беседы вернулся к её началу.
ПОЛИТИК – Всё великое земное разлетается, как дым. Когда-то жребий выпал Трое. Сегодня – нам, а завтра – выпадет другим. Время нам закругляться, друзья.
ДАМА – Всегда приятно поговорить с умными людьми. И полезно – вот главное! Но - занавес, господа, занавес.
ЗАНАВЕС
29. 06. 2019