Утро началось прежде, чем Катя открыла глаза. Оно было совсем не похоже на городское: прозрачное, чистейшее, немного неуютное. Пахло скотиной и резиновыми сапогами, неожиданной свежестью травы в росе. Из открытых дверей тянуло рассветным холодом, дымом, парным молоком. И когда Катя, наконец проснувшись, выбежала босиком на крыльцо, она увидела, что молоко повсюду: двор был залит им – белым-белым, густым, непрозрачным. Где-то совсем рядом, утонувшая в молоке, мычала корова.
Туман рассеивался быстро. Стали видны очертания соседских заборов и крыш, огромных тополей в школьном дворе, и журавль колодца, и брошенный в придорожной колее трактор.
Никто не обращал на Катю внимания, взрослые были заняты хозяйством, а она была предоставлена сама себе с самого утра, и ей нравилась эта свобода: достать из буфета хлеб и мед, самой налить себе в кружку парного молока из теплой, повязаной марлечкой банки.
День задался жарким. Это был июнь, его середина, лето только начинало жить и спешило радоваться солнцу и легкому ветру, несущему с полей медовые ароматы. Катя со старшей Ларисой пошли за ягодой. У Ларисы был большой пятилитровый бидон, а у Кати маленький. Было к полудню, солнце жгло, роса высохла, грязь на дороге взялась оргомными сухими комками. Кате было неудобно шагать в Ларисиных резиновых сапогах, они были ей велики и тяжелы, но без сапог на поле нельзя: вдруг змея, сказала бабушка. Бабушка очень боялась змей. И лошадей боялась, говорила, что они могут укусить или лягнуть. А Катя лошадей любила. Она подолгу смотрела из-за забора на дедову лошадь: как та фыркает, как переступает с ноги на ногу, как пытается дотянуться до травы. Катя срывала жесткие зеленые стебли и протягивала лошади, лошадь принимала их благодарно и жевала желтo-коричневыми страшными зубами. Но Катя не боялась.
Ларисин бидон быстро наполнялся ягодами. На полях росла земляника – ползуниха, как ее называют. Катя тоже старалась не отставать, собирать маленькие душистые ягодки было несложно, но она все время отвлекалась, рассматривала травы. Вот клевер: бархатистый бело-лиловый цветочек с тремя листиками. Говорят, найти четыре – к счастью. Вот тысячелистник, мохнатый, как гусеница, с белым ароматным цветом. Вот желтые дырявые лепестки зверобоя, его тоже нужно нарвать, бабушка попросила – на чай.
Они возвращались с поля уставшие, разгоряченные полуденным солнцем, проголодавшиеся. Им навстречу медлено двигалась подвода, а за ней шла группа людей, Катя удивилась, что все они одеты в черное, и женщины замотаны в платки, хотя такая жара.
– Кто это? – спросила она у Ларисы.
– Это дед, который за речкой жил, помер. Видишь, гроб? Это его хоронят.
– Умер? – переспросила Катя.
– Ну да, помер два дня назад, а сегодня хоронят. Видишь, гроб несут? Принесут на кладбище и в землю опустят. Это Наташкин дед был, которая теперь в городе живет. Больше нету у нее деда.
Кате стало жалко Наташку, но не надолго. Неожиданная мысль заставила ее остановиться.
– А наш дед? Тоже умрет?
– Все умрут – спокойно подтвердила Лариска.
„Все, – повторила про себя Катя. – Все – значит, и я?“ – Об этом она спросить побоялась.
Лариса посмотрела в ее расстроенное личико.
– Ты чего реветь надумала? Ты же его и не знала, дедушку этого. Не плачь. Мы сегодня на поминки пойдем, на обед. Компот будем пить, любишь компот?
Кате вдруг ужасно захотелось компота. Мысль о нем вытеснила все остальные, она почувствовала сильную жажду, но вода у них вся закончилась. „Скорей бы домой, – думала она, – и напиться вдоволь, и скорей бы пойти на поминки“.
Поминки устроили во дворе. Вытащили столы и лавки, поставили на траве. Катя крутилась между женщинами в нетерпении, когда же можно будет за стол. А они делали последние приготовления, протирали тарелки и ложки. Заведовала всем баба Зина, ей помогали женщины помоложе, и среди них тетя Поля, библиотекарь. Тетя Поля очень нравилась Кате: высокая, с прической, пахнущая духами – городская, нездешняя.
– Уберите вилки-то со стола, – ругалась баба Зина. – Нельзя ж вилки-то на поминках!
– Почему нельзя? – удивилась тетя Поля.
Баба Зина покосилась на Катю и сказала наставительно: – Нельзя, потому что черти на том свете покойника вилками тыкать начнут.
– Почему Вы думаете, что он к чертям попал? Может, он, наоборот, в раю с ангелами, – вызывающе возразила тетя Поля. – А в приличном обществе едят вилками.
– Интеллигентка вшивая, – проворчала баба Зина, отходя.
Тетя Поля сделала вид, что не услышала и сказала Кате:
– Пойдем, Катюша, за стол. Садись вот тут, возле меня.
Катя послушно села рядом, но ей было очень неуютно. Она очень боялась вшей. Мама учила, что волосы надо регулярно мыть и расчесывать – не то вши заведутся. Проверяла Катину голову: „Смотри, – говорила, – в деревне расческу свою никому не давай, не то вшей нахватаешь“.
И вот теперь Катя сидела рядом с красивой тетей Полей и представляла, как в ее гладких, блестящих, высоко забранных волосах ползают маленькие, противные насекомые, и больше всего боялась, как бы они не перескочили на нее. А тетя Поля, как нарочно, то и дело обнимала девочку, пододвигала ей кутью и сухофрукты. „Хочешь компотику, Катенька?“ – ласково спрашивала она, но Катя лишь испуганно мотала головой и сантиметр за сантиметром отодвигалась по скамеечке подальше от пахнущей розами тети Поли. Это были тети Полины духи: их запах был очень тонкий, но требовательный. Исчезал временами, но стоило тете Поле протянуть руку или поправить волосы, как он вновь напоминал о себе, не оставлял в покое. И было еще что-то, что не оставляло в покое Катю... А вокруг сидели знакомые и незнакомые люди, брали ложками мясо с тарелок, ели булочки, выпивали из разномастных рюмок. „Ну, помянем,“ – говорили они. И кто-то вздыхал тяжело и отвечал: „Царствие небесное, все там будем“...
апрель-май 2017 г.
Туман рассеивался быстро. Стали видны очертания соседских заборов и крыш, огромных тополей в школьном дворе, и журавль колодца, и брошенный в придорожной колее трактор.
Никто не обращал на Катю внимания, взрослые были заняты хозяйством, а она была предоставлена сама себе с самого утра, и ей нравилась эта свобода: достать из буфета хлеб и мед, самой налить себе в кружку парного молока из теплой, повязаной марлечкой банки.
День задался жарким. Это был июнь, его середина, лето только начинало жить и спешило радоваться солнцу и легкому ветру, несущему с полей медовые ароматы. Катя со старшей Ларисой пошли за ягодой. У Ларисы был большой пятилитровый бидон, а у Кати маленький. Было к полудню, солнце жгло, роса высохла, грязь на дороге взялась оргомными сухими комками. Кате было неудобно шагать в Ларисиных резиновых сапогах, они были ей велики и тяжелы, но без сапог на поле нельзя: вдруг змея, сказала бабушка. Бабушка очень боялась змей. И лошадей боялась, говорила, что они могут укусить или лягнуть. А Катя лошадей любила. Она подолгу смотрела из-за забора на дедову лошадь: как та фыркает, как переступает с ноги на ногу, как пытается дотянуться до травы. Катя срывала жесткие зеленые стебли и протягивала лошади, лошадь принимала их благодарно и жевала желтo-коричневыми страшными зубами. Но Катя не боялась.
Ларисин бидон быстро наполнялся ягодами. На полях росла земляника – ползуниха, как ее называют. Катя тоже старалась не отставать, собирать маленькие душистые ягодки было несложно, но она все время отвлекалась, рассматривала травы. Вот клевер: бархатистый бело-лиловый цветочек с тремя листиками. Говорят, найти четыре – к счастью. Вот тысячелистник, мохнатый, как гусеница, с белым ароматным цветом. Вот желтые дырявые лепестки зверобоя, его тоже нужно нарвать, бабушка попросила – на чай.
Они возвращались с поля уставшие, разгоряченные полуденным солнцем, проголодавшиеся. Им навстречу медлено двигалась подвода, а за ней шла группа людей, Катя удивилась, что все они одеты в черное, и женщины замотаны в платки, хотя такая жара.
– Кто это? – спросила она у Ларисы.
– Это дед, который за речкой жил, помер. Видишь, гроб? Это его хоронят.
– Умер? – переспросила Катя.
– Ну да, помер два дня назад, а сегодня хоронят. Видишь, гроб несут? Принесут на кладбище и в землю опустят. Это Наташкин дед был, которая теперь в городе живет. Больше нету у нее деда.
Кате стало жалко Наташку, но не надолго. Неожиданная мысль заставила ее остановиться.
– А наш дед? Тоже умрет?
– Все умрут – спокойно подтвердила Лариска.
„Все, – повторила про себя Катя. – Все – значит, и я?“ – Об этом она спросить побоялась.
Лариса посмотрела в ее расстроенное личико.
– Ты чего реветь надумала? Ты же его и не знала, дедушку этого. Не плачь. Мы сегодня на поминки пойдем, на обед. Компот будем пить, любишь компот?
Кате вдруг ужасно захотелось компота. Мысль о нем вытеснила все остальные, она почувствовала сильную жажду, но вода у них вся закончилась. „Скорей бы домой, – думала она, – и напиться вдоволь, и скорей бы пойти на поминки“.
Поминки устроили во дворе. Вытащили столы и лавки, поставили на траве. Катя крутилась между женщинами в нетерпении, когда же можно будет за стол. А они делали последние приготовления, протирали тарелки и ложки. Заведовала всем баба Зина, ей помогали женщины помоложе, и среди них тетя Поля, библиотекарь. Тетя Поля очень нравилась Кате: высокая, с прической, пахнущая духами – городская, нездешняя.
– Уберите вилки-то со стола, – ругалась баба Зина. – Нельзя ж вилки-то на поминках!
– Почему нельзя? – удивилась тетя Поля.
Баба Зина покосилась на Катю и сказала наставительно: – Нельзя, потому что черти на том свете покойника вилками тыкать начнут.
– Почему Вы думаете, что он к чертям попал? Может, он, наоборот, в раю с ангелами, – вызывающе возразила тетя Поля. – А в приличном обществе едят вилками.
– Интеллигентка вшивая, – проворчала баба Зина, отходя.
Тетя Поля сделала вид, что не услышала и сказала Кате:
– Пойдем, Катюша, за стол. Садись вот тут, возле меня.
Катя послушно села рядом, но ей было очень неуютно. Она очень боялась вшей. Мама учила, что волосы надо регулярно мыть и расчесывать – не то вши заведутся. Проверяла Катину голову: „Смотри, – говорила, – в деревне расческу свою никому не давай, не то вшей нахватаешь“.
И вот теперь Катя сидела рядом с красивой тетей Полей и представляла, как в ее гладких, блестящих, высоко забранных волосах ползают маленькие, противные насекомые, и больше всего боялась, как бы они не перескочили на нее. А тетя Поля, как нарочно, то и дело обнимала девочку, пододвигала ей кутью и сухофрукты. „Хочешь компотику, Катенька?“ – ласково спрашивала она, но Катя лишь испуганно мотала головой и сантиметр за сантиметром отодвигалась по скамеечке подальше от пахнущей розами тети Поли. Это были тети Полины духи: их запах был очень тонкий, но требовательный. Исчезал временами, но стоило тете Поле протянуть руку или поправить волосы, как он вновь напоминал о себе, не оставлял в покое. И было еще что-то, что не оставляло в покое Катю... А вокруг сидели знакомые и незнакомые люди, брали ложками мясо с тарелок, ели булочки, выпивали из разномастных рюмок. „Ну, помянем,“ – говорили они. И кто-то вздыхал тяжело и отвечал: „Царствие небесное, все там будем“...
апрель-май 2017 г.