Складень витальный
1.
«троллейбус» как метафора – машина, жёстко закреплённая в линии электропередач, оторвись от которых – и она превращается в металлический хлам – это не символ механистичности жизни и смерти? – плюс – это «общественный транспорт» – общий котёл, «давильня» – но над этим всем брезжит какой-то белый свет – жизнь никогда не исчерпывает себя и в самой глубине своей превращается в свою противоположность
2.
они игнорируют всё что разрушает их картину мира в которой им удобно как на мягком диване перед телевизором – вот добро, вот зло – всё ясно и они пытаются натянуть свою черно-белую схему на этот странный втягивающий в себя как водоворот в воронку призрачный и разноцветный мир – и этот мир расползается на части – остаётся только их безобразные тени – этих чёрных обычных существ черно-белая глупая клетка пустая – в которой вон тот – тот сегмент как лакуна – след отбеливателя – белое пятно рассудка – унитаз и отверстие в нём куда нечистоты стекают и куда уйдут эти боги чтобы стать биосферой и ободом жизни – комарами дрожащими пред лампой подъездной, алгоритмами блёклого рая и мелом подводного дна
Ламентации белого попугая
«бедный я и убогий – я подумал о том, что вот я работаю жизнь Герострата
подлунного мира
за какие-то крохи, копейки – за тяжкую мзду и за год получаю я столько
сколько иной богатый бездельник тратит за день –
большую часть этой жизни рабочий я механизм – удавка на собственной шее
и только когда я пишу я живу – жизнь проходит по краю сознания, бренного
тела – в белом сумраке глупом начертано: «мир – несправедлив» и прекрасен
как священная рана изюбря на диком рассвете когда чёрный охотник
стреляет и падает тень на еловые ветви и солнце восходит над миром – «мир
несправедлив но прекрасен» – повторит как наив голубой голубой попугай и
алый бухарик ползёт к вожделенной скамейке – вот банка открытого пива,
вот родимый друг Гена что тоже косой и
поддатый нам станцует родимчик и вяжет нелепую тень в вензеля
на асфальте где дерево тихо растает и возникнет шарманщик и тихо и нудно
споёт…»
Танцую комаринского играя на балалайке
я хочу лить сопли и слёзы уткнувшись в платок своей мамы – современная
философия – это птичий язык с коего соскочила, «из которого» ушла мысль –
дрочащий себя продукт вторичной переработки, не имеющий ничего общего
с теми Истинами, который он интерпретирует и к которым он апеллирует –
сама «наука-философия» – это профессорский проект людей – в сущности
шарлатанов не любящих мысль и не умеющих мыслить, людей которые уже
не могут увидеть современную диспозицию – они видят только кусок
соседней стены, кусок железа на соседней свалке, тот самый кусок, что ещё
не утащили бомжи, капли винного и липкого дождя на оконном стекле,
старый пыльный винил и если они всё так же смотрят «на полотно
художника» – на «полотно жизни» – они видят сегмент – ёбаный – подобный
себе, сегмент с которым они не могут справиться хотя пытаются пропихнуть
его к себе в рот, засунуть себе в зад, как филе рябчика или рыбы а после они
засыпают и им снятся кошмары как они идут по туннелю вольфрамовых
дуг – в конце бесконечной анфилады их поджидает Дьявол в красном фраке
и мраке – этот вечный Джедай Звёздного Пути – Законодатель Гостиниц
из которых не могут выбраться постояльцы и алый колышущийся мак
растущий на горном плато возле озера Иссык-Куль
Не очень большой текст – борьба с собой и борьба с призраками – забрав хлеб у одних ты не накормишь других
поговорим теперь о тех приёмах, методах, способах – о тех стратегиях, с помощью которых, руководствуясь которыми нас превращают в общество стройного быдла, в общество гражданской войны, а пространство устилают трупами и руинами – роют перевёрнутые курганы братских могил и устраивают гекатомбы – во-первых, это практики расчеловечевания – достаточно заставить забыть нас об общей участи – о том, что все мы люди – заставить забыть о Человеке и заставить забыть нас о нашей смертности и для этого разделить нас – на буржуев и пролетариев – женщин и мужчин – сознательных феминистов и не сознательных и преступных патриархалов – выкрасить обе стороны в чёрный и белый цвета – кого в какой не важно – цвета меняются – это змея, кубик Рубика, хамелеон – любимая игрушка детства, и теперь можно заставить разорванные части человечества убивать, насиловать и грабить друг друга – так называемые «национальности» тоже подходят для этой цели – фактически отторжение есть форма объективации и обсценивания – можно ещё выделить какую-то группу в социуме – стигматизировать её – и именно интересы этой группы объявить приоритетом общества – тут можно обвинить другие группы в отличиях этих групп от стигматизируемых и назвать эти отличия привилегиями и под видом борьбы за права угнетённых и совершить «великую революцию» и т. п. – тут я вспоминаю историю, которую в пересказе одной фем-активистки я как-то услышал – про отца, бросившего ребёнка и мать на произвол судьбы – мать в результате каких-то злоключений стала инвалидом – справку и пособие по инвалидности ей не выдало родное государство и она нищенствует в маленьком российском городе вместе с дитём, собирая деньги и в инете и в реале – да это обычная история для Евразии – для фем-активистки всё это – идеальное подтверждение её тезисов – теперь моя – не моя, потому что, к счастью, не обо мне, но тем не менее украинская история – про одного парня, от которого ушла жена – бросила его с ребёнком – вместе с бабушкой – своей мамой он воспитывал его и кормил – у бабушки маленькая пенсия – у него низкооплачиваемая работа – потом он попал под какую-то «раздачу» – уличную драку – сейчас это обычное дело – его избили – он стал калекой и потерял работу – они живут на пособие по безработице – их обед – одна буханка хлеба с кипячёной водой и вот этот вот сюжет абсолютно не соответствует тем сказкам нового парабольшевизма – сказкам, воплотившимся в виде лапши, которую вешают на уши доверчивому обывателю – потому что все эти сказки – это идеология – потому что идеология – это схема, и эта схема пуста, а жизнь жива и наполнена, и есть Сансара и Нирвана, и в Сансаре – в этой юдоли скорбей всегда будут несчастные и больные – а мир устроен иерархично, и есть Судьба, и от неё не уйдешь – мы можем только облегчить страдания, но мы не в силах их исцелить, и то, о чём говорит Традиция, – мы можем изменить только себя, и это единственная реальная борьба, которая возможна, а парабольшевики забудут о стигматизируемых на второй день переворота, ибо их цель – это перераспределение мирового капитала и власть – новая власть в новом мире
Небесный ловец – трилистник
1.
ты спросила меня: «почему интеллигентные и образованные люди сейчас так
охотно называют себя люмпенами?» – я отвечу тебе вороша носком ботинка
пожелтевшую листву: «потому что они и есть люмпены в худшем случае –
в лучшем они – маргиналы и плывут по осенним каналам – там где лодка –
весло не дрожит и зеркальная гладь так прекрасна осенним багрянцем и
осеннее небо как сон глубоко и бежит целый ряд облаков – ну а социум – это
юдоль белых роботов – злые машины в этом чёрном цеху долбят Дятлу
Дупло вместо нашей Земли Золотой и больные животные рвут свои цепи
порхая в их телесном составе – во ржи молодой и в дыму белых ягодиц –
села наяда на столик – продаёт лимонад и зелёный и острый сироп и играет
оркестр – бал стихает и пыльные люстры зажигаются блёкло – кавалеры
укутайте дам!»
2.
лунный город в темноте – белые молитвы – я на ангельском черте зажигаю
месяц – алый маятник луны в облаке пылает – белый ангел в кабаке серьги
пропивает – «да – достались от жены – от Небесной Птицы – мы здесь все
поражены и хотим напиться и поэтому мой Ад – Белый Аде мой, мы пойдём
в Небесный Сад как к себе домой и зажжём Небесный Сон в Белых
Облаках» – падай ангел на крыльцо – в золотых штанах Солнце спустится
во тьму там где ты горел – в непостижное уму твой Орёл летел
3.
малиновым Адом дорожу и картонным злодеем что насилует тихо мою
дорогую семью – в вены кровь загоняет дурную и в голову фаллосом тычет и
бежит словно Смерть по текущему в море ручью что замёрз – восемь галок
летает под небом, восемь писем несутся стрелой в дорогие края где я не был
как вы – ослепительно не был и несёт меня море в объятия снов как в ручья
рукава – соболя золотые и сосны что спускаются в осень – в зиме же найдут
свой предел – «где вы были родные?» – пусть петел малиновый спросит эту
тёмную тяжесть – замёрзшую тень на кресте
Канцона 555
один из моих френдов в соцсетях писал про одного мальчика – дескать
слушает панк и любит Марину Цветаеву – что у него в голове? – что отвечу
я? – бедные люди несчастные всё же я и сам люблю и black metal и doom и
Цветаеву тоже – я и сам хохочу гогоча от нелепой Тверской где разряжены
люди то зайцами, то ослами, а то теми нелепыми существами что зовутся
ангелами или Чебурашками – но всё объясняется просто – нет культуры увы
и целостность нечем увы объяснить – её нету увы – всё распалось на части –
всадник скачет на лошади нету у него головы и вообще парадигма исчезла –
лишь синтагма зелёные цепи протянет – то лучи колдовские – юпитеры
дальних миров – а на самом-то деле огонёчки что плавают в мире как глаза
лютых кошек – как тайны весёлых морей – из бирюлек мы сложим себя –
вроде куклы – бомжи что сложили из пакетов цветных – на башке у ней
чьё-то ведро – хоровод вокруг водят, костёр разожгли, Новый год отмечают –
и во пламени пластик ютится и чей-то паркет – ты даосом быть можешь и
менеджером стройматериалов – чашку кофе поставишь, прочтёшь
Чжуан-цзы и споёшь: «Oh hallelujah…» и потом ляжешь спать – мозаичный
увы человек – твоё тело во тьме, голова в небесах, а сердце в Вальхалле – ты
коллаж – ты реклама контекстная – ты – ничего
Эклога третья
o baby Brown – броуновское движение нижних миров совершенно – какашки
падают вниз по сливной трубе с таким шумом как будто это оратория Баха,
скрипичный концерт иль тальянка в саду загулявшего гостя – все ласточки
вниз устремляются – тихо паденье к вечернему дню и к закату, к зелёному
небу и к глади пустой той воды что покоит всех нас – зелёные зяблики пели
в саду замирая – уставшие воины в бронзе у храма стоят – огромные тени
скользят между маем и смертью – двуглавые девы стоят между ночью
и днём – пусть лунные ангелы тают в глухом отдаленьи как тёмные призраки
белых и низких частот но я замираю – я флаг – я труба в чистом поле – я
песню пою – белый дым вылетает во мглу – я ангелом болен – иду
над чернеющим морем и падаю в пропасть весёлых и полных Надежд – они
кувыркаются – ладят нелепые струны и песню играют – играют на гуслях –
те самые звуки в них воют что прячутся в нас
Время не остановишь – оно течет под грязным льдом
как весенний ручей и подмывает отвесные снежные комья и берега
и ещё раз о Советском Союзе – как нам кажется – Советский Союз – это
борьба с нашим страшным и воронкообразным временем – стальной
магистралью уходящих в подземелье поездов – борьба с тем самым временем
Барокко о котором писал Джон Донн – борьба с индивидуальной душой
во славу плоти и скелета или хотя бы яблока из папье-маше и чучела
орлана-белохвоста, во славу каменных или картонных колонн Третьего
Интернационала – квазивосемнадцатый век перенесённый на крыльях
радости в двадцатый и организованный в нём комиссарами и инженерами
Наркомпроса – недопитый шоколад в фарфоровых чашечках, канарейка
в клетке – букли кавалеров и пышные причёски дам – рассвет на пустынном
и лесном полустанке где молодая и укутанная в платок женщина провожает
своего мужа вернувшегося на время – на побывку домой – в посёлок – отпуск
после госпиталя а потом на Финский фронт или в Забайкалье – а там
в далёкую от этого куска России и бывшей Российской Империи Монголию
на Халхин-Гол – а вот лозунг «время вперёд!» коммунистической
государственной пропаганды когда времени – песку в стеклянной колбе,
стрелкам часиков и механизму скрытому за циферблатом, кукушке
допотопных или новых ходиков – человеческому времени каждого обывателя
и простого гражданина заговаривали зубы – нужно было мчаться куда-то
не обращая внимания на настоящее – не давая себе передышки чтобы
остановиться и взглянуть окрест – на своё время – заглянуть в свою душу – что и сделал Бродский который был самым страшным врагом советской
власти – он впустил в эту комнату со спёртым воздухом утопии свежий
морозный воздух тлетворного времени которое убило населявших комнату
чудовищ или загнало их в подпол – сейчас происходит возрождение
советского проекта в двух модифицированных вариантах – подобии старого
классического совка – чудовища лезут из подвала и становятся китайскими
богами народа и новый вариант – переформатированный совок на новых
основаниях – ну а будущее конечно же явит свой вариант во всём его блеске
и пустом великолепии – так вот – сейчас время заговаривают «бесконечной
новизной» и это дурная бесконечность продуцируемых симулякров
которыми забивают головы и чахлые чакры дабы никто из широких и узких
масс не понимал где он находится и что происходит – а советская
литература – аналог литературы классицизма с мёртвым
законсервированным образцом – для восемнадцатого века таковым была
античность а для советской великая русская литература девятнадцатого – вот
это и есть вечность Традиции или Её подобия – солнечный заяц в прихожей,
пыльный кабинет профессора, а на полке бронзовая птица, книги а за окном
покрытым изморозью или преграждающим путь весёлой зелёной листве
лунноликого мая где – снаружи – вовне как и внутри «всё тот же день что и
был вчера» – да простится нам это цитата из Гребенщикова – советского
интеллигента периода распада империи когда нефть подешевела и водка
исчезла и произошло то что произошло
Жизнеописание Манвантары
биограф – биологический граф шастает в кустах сирени, стреляет из ружья,
отгоняет комаров веткой и курит большую сигару смотря на восход
полночного светила, трогая удилищем рыб трепыхающихся в ведре – они
с приятелем пришли к рыбакам – «да, Серёженька, жизнь – однозначная
штука – вот посмотришь на поезд который мчится на всех парах к любви – ан
и нет его – только белый пар клубится над рельсами и светит одинокая звезда
в тумане – та звезда называется Семафор и манит она уставших в ночи –
многие сбегаются на её свет – в будку путевого обходчика, чтобы сидеть
с ним и пить вприкуску чёрный чай из металлических кружек, есть сушку
и приговаривать: «ах хороша жизнь! ах хороша!» и смотреть неподвижно
в приотворённое окно выплеснув наружу остатки заварки и глядя
на дрожащую беззвучную ночь – тусклое марево наших желаний и наших
канувших в прорубь судеб – да святится имя этого Бога, который не оставил
нам ни креста, ни могилы»
Ледовый поход
1.
о чём поговорим? о существовании Бога? – ну что я могу вам сказать? – мне
близка мысль высказанная одним человеком – таким же как я или ты, о том
что у нас нет ни чувствилища чтобы ощутить присутствие Божие в теле,
ни интеллекта такого как нужно убогим чтобы понять Его волю, Его
предписанья, труды в этом мире безумном где нас давно соблазнили сказкой
про то что мы центр мира – основа Вселенной, цари и мы как тот пьяный что
мечется в комнате тесной – что ищет врага – топором сокрушает предметы –
что падает наземь и воет как дикий кентавр – он заперт в чулане и потом
своим истекает и белые птицы садятся на руки его – а мы только та
колокольня в долине пейзажа – ничтожный штришок – восемь галок на теле
креста – тяжёлый поход белых льдин нас с места срывает – рыбачили долго
но надо идти и идти в неясном тумане с неясытью умной – быть белой
заплатой на чёрном плаще пришлеца
2.
меня читает несколько человек – всех моих читателей можно уместить
в одной небольшой комнате – я песчинка в океане чужеродной тоски и дело
не в литературной коррупции, не в том что никого не интересует что ты
пишешь – хотя вожди группировок со своей клакой или литературные
генералы с узнаванием в литсреде чьи креатуры – это свои люди кого они и
пропагандируют руководствуясь то ли личными симпатиями то ли
корпоративными интересами – хотя есть и подлинные таланты среди
маленьких звёзд в нашем доме дурном – не важно что читатель дик забит и
еле жуёт Гумилёва – подавай ему Монову Солу, кого-то ещё – век двадцатый
уже Атлантида для зомби, девятнадцатый – время хвощей и дело не в этом а
в том что давно перестали красоту узнавать в лицо – вялый отпрыск будет
сопли глотать до потери сознанья – в голове алгоритм примитивный –
раз-два-три – раз-два-три и он будет брести по закату куда-то в озёра, сядет
в море купаясь в ночи голышом – но он будет чужой этой ночи, закату,
рассвету и бессмертному братству весёлых и влажных осин
Картина Репина
и вот на фоне одноокого однотонного пейзажа наблюдая себя в антураже
старинной круглой комнаты с мебелью в стиле ампир я смотрел в окно
бывшей венецианской башни на серые волны, бесплодных чаек – потому что
не добыли они плод трудов своих – с голодными клювами они летали возле
воды и кричали и я тоже кричал беззвучно в это холодное окно глядя
в небесные Эмпиреи – розовые словно лицо годовалого младенца на картине
фламандского художника и плакал о своей потерянной молодости,
безвозвратной юности и алой тоске Паладина Синих Небес лазоревых
облаков и белого братства – как же без него? – Мария Дэви Христос сидящая
на облаке поднимая одну руку кверху а в другой смиренно держа голубка
который ютится у её колен и что-то клюёт – то ли просо то ли пшено – пока
шатен смотрит на её руки голубок подбирает корм на широкой скатерти её
подола
Немного о том что сейчас мой вирш
я – персона нон-грата в современном русском литературном и мраморном
мире – вокруг меня полоса отчуждения, непонимания, незнания, невнимания
неосязания – меня не замечают – такого писателя нет и пока остальная
литературная тусовка – я говорю не обо всех – старательно вырабатывает
контент который нравится образованному плебсу – все эти известные
с детства образы, рассуждения, бэкграунд «культурного человека» –
но не мысли – мыслей нет – и пока сам образованный плебс до самозабвения
любит кошечек собачек свои фотки плюшевых медведей и голубых
надувных крокодилов – пока он любит «человечинку» – пыль в глаза, слезу
сантимента, рутину нежных дежурных и пламенных чувств, вопли натужного
сострадания – пластмассовую ногу – модель куклы – самой куклы нет – нет
её – человека нет а нога осталась – искусство бродит по своим путям – там –
в тумане под железнодорожными мостами где ютятся бомжи,
на привокзальной площади где цыгане торгуют наркотиками – там искусство
а совсем не с благополучными поэтами благополучно тащащими на себе груз
недоеденных книг, пыль столетий и трупы культуры которые не успели
захоронить