Бродовский Валерий. Мазки времени


Посвящается художнику Виктору Чемсо 

   Место для этой картины в экспозиции он определил сразу, однако что-то в ней явно беспокоило автора. Это заметили некоторые из его помощников. Несколько раз за день художник снимал свою работу, отворачивал к стене, занимался другими холстами, а затем вновь возвращался к ней. Еще оставалось время, когда можно было что-то изменить: заменить одни картины на другие, перевесить. Назавтра назначено долгожданное открытие его персональной выставки, где художник покажет все лучшее, что создал за свою сорокалетнюю творческую деятельность.
   Он – известный живописец, заслуженный художник, педагог. На чествовании, как и положено, будут выступать друзья по творческому цеху, ученики, коллеги из художественного училища, у истоков которого художник стоял вместе со своей рано ушедшей из этого мира женой, и в котором затем преподавал всю жизнь. Будут произноситься хвалебные речи, дариться подарки. Представители министерства культуры наверняка вручат юбиляру очередную грамоту или диплом за вклад в общую копилку культурных ценностей страны, быть может даже наградят медалью. Но это будет завтра: торжественно, величественно, официально.
   Сегодня же художник еще не раз пройдется по залам галереи, чтобы окончательно утвердиться в мысли: все написанное им вряд ли понравится современной публике. Они, художники старой закваски, никогда не бывают удовлетворены до конца своими работами. И чем больше с годами прибавляется творческого мастерства, тем требовательнее к себе становится живописец, потому что он знает истину: сила искусства заключается не в том, как оно выглядит, а в том, как оно действует на человека. Но современному зрителю больше нравятся парфюмерно-мультяшные картинки. Главное, чтобы на холсте была яркая палитра красок, да позаковыристее рисунок, а еще лучше – никакого. Это как с бутылкой элитного шампанского: одним нравится красочная этикетка, другие восхищаются выстрелом пробки, брызгами и лишь знатоки оценивают сам напиток. Правда, таковых мало. Народ в основном предпочитает напитки попроще, но покрепче.
   В очередной раз переходя из зала в зал, где его помощники продолжали готовить экспозицию, он снова остановился у этой картины…
   Живописцы знают, какое из написанных полотен знаковое в их творчестве. Чем маститее автор, тем больше пиковых полотен в его карьере. Вот они-то и остаются после него как творческий багаж или, как любят писать в своих статьях искусствоведы – след. Все случайные работы с годами исчезают. Разве только у прославленных в веках авторов, полотна которых растасканы по музеям и частным коллекциям, любая маломальская почеркушка имеет ценность, ибо здесь уже платят за имя. Однако, даже у самых гениальных художников никогда не бывало много выдающихся работ. Всегда есть картины удачные и не очень. Если же иной художник патологически влюблен во все, что сотворил за свою жизнь, то это, очевидно, уже относится к другой сфере искусства – искусству врачевания тщеславия и честолюбия.
   Готовясь к своей юбилейной выставке, художник знал, какое из полотен будет доминирующим в экспозиции. Картина, перед которой он остановился, не могла быть таковой по ряду причин. Написана она давно, еще в самом начале его становления как живописца. В те годы многие писали в так называемом «суровом стиле», и сейчас удивить этой работой зрителя было бы сложно.
   На холсте, чуть больше метра по вертикали, написанная широкими мазками мастихином, была изображена молодая женщина. Она стояла у раскрытого окна спиной к зрителю, в легком ситцевом платьице, подчеркивавшем ее стройную фигуру, с короткой стрижкой темных волос. Маленький круглый столик, на котором расположились графин с водой, небольшая ваза с ландышами и несколько журналов, да старый комод с радиолой - вот, пожалуй, и все, что окружало женщину в интерьере.
   На первый взгляд ничего выдающегося картина из себя не представляла. Правда, был у нее один необычный эффект: когда стало вечереть и в зале включили боковое освещение, двор, куда выглядывала женщина, неожиданно засветился словно подсвеченный. Все, кто находился в помещении, собрались возле картины, восхищаясь столь необычным приемом мастера. И чем темнее становилось за окном выставочного зала, тем больше светлел на картине двор, где на подъемных кранах у строящихся многоэтажек вдруг стали зажигаться башенные огни.
   Картина называлась «Мечты». Она действительно настраивала на соответствующие мысли: молодая женщина, вероятно, ждет мужа в их новой квартире. За окном полным ходом идет строительство социалистического государства, где совсем скоро все нуждающиеся получат столь долгожданное жилье. Будущее обещает быть замечательным, как и положено в таком великом государстве, как союз трудовых братских народов.
   Конечно, этот необычный эффект картины, написанной в холодных, перламутрово-голубых тонах, являлся находкой мастера, но у маститого живописца было много работ более выдающихся. И все же эта волновала его больше остальных…
   Уже давно разошлись по домам все, кто помогал ему развешивать картины. В зале оставались сам автор да ночной охранник. Бывшему военному офицеру, который, выйдя на пенсию, подрабатывал сторожем, надлежало закрыть на ночь выставочный зал, но пожилой человек с пониманием относился к текущему моменту: процесс формирования экспозиции может длиться бесконечно долго. Художнику все время кажется, что еще чего-то не хватает.
   Сторожа, наблюдавшего за завтрашним юбиляром, распирало любопытство. Он давно обратил внимание, что внимание художника приковывала одна из картин, у которой тот сейчас снова остановился. Сторож ожидал, наблюдая за лицом автора, на котором глаза выдавали сильное напряжение.
- Наверное, одна из самых любимых картин? – осмелился в какой-то момент спросить он. Впереди у сторожа была долгая ночь, и он был не прочь часть вечера скоротать за беседой с этим человеком.
- Одна из старых работ, - ответил художник, кинув короткий взгляд на него.
- А женщина – супруга?
   Автор кивнул. Он явно не был настроен отвечать любопытствующему. В его голове мелькали картинки из прошлой жизни.
- Ну, раз не торопитесь домой, приглашаю вас на чашку чая! - предложил отставной офицер…
   Эту картину, долгие годы хранившуюся в запасниках мастерской, в тот день многие из окружения художника увидели впервые. На полотне действительно была изображена его жена. Некоторые еще помнили эту красивую, талантливую художницу, педагога, которая могла оставить на земле яркий творческий след. Могла, но судьба распорядилась иначе.
   Ей было чуть больше сорока, когда она заболела. Ударившись в троллейбусе о поручень, некоторое время не обращала особого внимания на появившуюся в груди боль: не хотела беспокоить мужа, у которого после нескольких успешных участий в сборных выставках, где его картины были по достоинству оценены прессой, неожиданно начались сложности. После очередной выставки кто-то поместил в газету статейку, где выставил художника едва ли не извращенцем, пишущим «голых баб». «Такое буржуазное искусство нам не нужно!» - кричала статья в унисон своему времени. Возможно, этот пасквиль и прошел бы незамеченным общественностью, да только написан он был от имени ветерана войны. В те годы по мнению большинства обывателей, воспитанных в лучших традициях коммунистического аскетизма в искусстве, такой подход к живописи никак не соответствовал идеалам советского человека. Художнику, в чьем творчестве поэзия женского тела занимала лишь мизерную часть, пришлось пройти через унижение, объясняя чиновникам из партийных кругов, отреагировавших на «крик народной души», чем отличается обнаженная натура от «голой бабы».
   Лишь спустя некоторое время стало известно, что никакого ветерана не существовало, а статья была написана одним из завистливых коллег по художественному цеху, который испытывал патологическое несогласие с успехами своего более талантливого собрата.
   Этот неприятный эпизод сильно подорвал душевное состояние художника и отнял много времени, слишком много. Когда шум вокруг статьи наконец поутих, супруга призналась ему в плохом самочувствии. Они сразу же обратились к врачам, но было уже поздно: обнаруженный рак прогрессировал. После долгих мучений она ушла, оставив на него двух дочерей, младшей из которых тогда едва исполнилось восемь лет.
   Говорят, годы лечат, но иногда они лишь слегка затягивают раны. Художник был человеком с сильным характером. Он простил своего бывшего товарища за пасквиль, ибо только сильные умеют прощать. Слабому на это не хватает сил. Жизнь продолжалась. Конечно, молодой здоровый мужчина пытался создать новые отношения с женщинами, но все не получалось.
   Сейчас, сидя с чашкой чая в руке, ему вдруг захотелось поделиться с малознакомым человеком своими воспоминаниями…
- Да, сколько же во все времена существовало людей, которые из-за одного лишь чувства зависти меняли судьбы других, порою отправляя их на смерть, - услышав историю художника, вздохнул отставник. - Зависть явилась первым смертным грехом, заставив одного из лучших учеников Господа, посчитавшего, что и ему подвластны все тайны мирозданья, вступить в соревнование с Богом. Проиграв его, дьявол, одно из имен которого – клеветник, взрастил в себе ненависть ко всему сотворенному Господом, посеяв в характерах некоторых людей гадкие черты.
   Закончив говорить, человек, явно неплохо знавший Писание, коротко перекрестился, словно оберегая себя от нечестивого.
- Знаете, я ведь эту картину после смерти жены никогда не доставал из хранилища, - глядя куда-то в сторону, тихо произнес художник. - Все боялся на нее смотреть…
   Сторож глядел на него с пониманием. В какой-то момент ему показалось, что от застывшего лица человека, словно от восковой маски, потянуло холодом.
- Для меня это не просто картина, - продолжал художник. - В ней заключено все самое лучшее, что связывает меня с прошлым: молодость, любимая женщина, дети, мечты. По большому счету кроме этого ничего и не нужно человеку, чтобы наслаждаться жизнью и достойно встретить заслуженную старость. Она ведь Богом не всем уготована. – Немного помолчав, он добавил: - Я прожил интересную и плодотворную жизнь, как мне казалось, но только сегодня, когда достал эту картину, понял, что именно в тех годах - моя лучшая доля!
   Они сидели за небольшим столиком прямо в выставочном зале: двое человек, поживших и кое-что повидавших на этом свете. Нарушая воцарившуюся тишину, сторож спросил:
- Вы сказали, что боялись смотреть на эту картину, почему?
- Да, боялся. Боялся, что… - Живописец пристально посмотрел на мужчину. – Не хочу показаться сумасшедшим, но… боялся, что она когда-нибудь повернется ко мне.
   Мужчина едва не поперхнулся горячим напитком.
- Боялись? Но сегодня вы столько времени провели возле этой картины!
- Да. Теперь я хочу, чтобы она, - он сделал паузу и выдохнул, - чтобы она повернулась…
   Открытие персональной выставки прошло великолепно. Публика встретила картины художника восторженно. Одаренный цветами, любовью и уважением своих коллег, учеников и близких, юбиляр принимал поздравления. Бывший военный, сдав утром свою вахту, специально пришел к открытию выставки, чтобы поддержать автора, с которым, как он полагал, его сблизил прошлый вечер, наполненный воспоминаниями. Вручив юбиляру цветы, он растворился среди гостей. Несколько раз старый отставник замечал, как художник украдкой бросал взгляд на полотно, возле которого они вчера стояли. В какой-то момент ему самому стало казаться, что женщина с картины вот-вот обернется к мужу. Какая-то неестественная, словно вымученная улыбка застыла на лице автора, а его глаза… Все, кто знал художника, уверяли, что они больше никогда не были такими, как прежде. В них навсегда поселилась тоска.
   Его не стало через год. Врачи так и не смогли определить причину смерти, лишь намекнули, что депрессия, в которой он пребывал в последнее время, особенно свойственна людям творческих профессий. А картина со столь оптимистическим названием «Мечты» была приобретена местным музеем изобразительных искусств. Иногда, когда экспонировались картины умершего художника, в музей приходил старый человек - бывший сторож из выставочного зала. Он подолгу останавливался у знакомой картины и всякий раз, когда смотрел на нее, вспоминал один из вечеров, который он провел с ее автором - человеком, невольно подсказавшим ему, как не терять прошлое в себе. Надо лишь иногда заглядывать туда, в свою молодость.