Авторы статьи: чёрт Таран (одна из душ Ивана Тарана), тень рыжего кота, Большой Шар (душа живой девушки), Рыжик (ожившее представление о девушке в образе котёнка).
Кольцо существованья тесно:
Как все пути приводят в Рим,
Так нам заранее известно,
Что всё мы рабски повторим.
И мне, как всем, всё тот же жребий
Мерещится в грядущей мгле:
Опять – любить Её на небе
И изменить ей на земле.
Блок
Для меня существует метафизика времён года, которая материализовалась в своеобразном календаре поэтов. По моим наблюдениям, в марте хорошо читать Стефана Малларме. Под знаком Малларме вышел мой первый сборник стихотворений – «Эмигрант», что, несмотря на присутствующий в нём трагизм, получился лёгким, похожим на долгое светлое молчание, напоминающее вечерний воздух в конце марта. Апрель – месяц Георга Гейма и Иннокентия Анненского. Под знаком этих поэтов вышел мой второй стихотворный сборник – «Сценарий для жизни», где есть концентрация очень светлых и чёрных видений смерти.
Тревожный июнь – месяц Эдгара По. Ноябрь и декабрь – время Блока. И так далее. Виктора Богданова хорошо читать все 12 месяцев в году, но всё-таки он – поэт зимний.
Даже не потому, что зима и её атрибуты (зимняя ночь, снегопад, морозный ветер, Новый год, Бог Мороз, блоковские сумерки, холодные звёзды, немое пространство) изображаются в «Стихотворениях 1992 года» и «Несколько моих душ» чаще, чем другие времена года. Дело и не в том, что Виктор Богданов создаёт метафизику зимы (у него есть метафизика весны, осени, а возможно, и лета). Дело в том, что метафизика зимы – фактор книготворчества в опубликованных сборниках Богданова. Зима у него – одновременно концепт (conceptum), символ и лейтмотив. Профессиональные филологи глядят с опаской на того, кто употребляет в своей речи таинственное слово «самозавершение», но именно как самозавершение личности понимает Виктор литературу – одновременно как приученье человека к небытию и единоборство со смертью. Таким образом, концепт зимы связан с концептом итога и даже реализует его.
О том, что Виктор Богданов – поэт-метафизик, «бросающийся в неизвестное», даёт знать «Портрет» – начальное, заглавное стихотворение книги «Несколько моих душ». Оно – о самом важном для любого поэта – о поиске самого себя:
Нет, не жалоб на жизнь
ожидают от нас наши дети
и не мудрых речей,
и даже не праведных слёз –
а бездонности глаз,
наших глаз на случайном портрете, –
том, что к ним не Господь,
а мусорный ветер донёс.
17. 01. 1993
Жалобы на жизнь, «годная для других мудрость» (Бальмонт), праведные слёзы – было, было! Лирический герой «Портрета» жаждет новой правды и за это «причтён к злодеям». Его жизнь – подвиг. В наши дни метафизика – подвиг.
На чём основана богдановская метафизика зимы? Несмотря на богоборчество, автор книги «Несколько моих душ» – поэт любви как явления «тонкого мира»:
Мы венчаны вечною речью,
которая скоро пройдёт –
я палочкой клейкой отмечу
прощального слова полёт.
И нам – на развалинах звука
под звёздными сводами быть
и, чувствуя там друг друга,
бояться во тьму завыть.
28. 02. 1992
В книгах Богданова возлюбленная то является в виде души («По молодости чем не нагрешишь: /то любишь дух, то веришь в Бога» – «Мудрость»), то предстаёт земной женщиной: «И, не взяв со стола баночку с чёрной тушью,/ ты уходишь». Возлюбленная ассоциируется с зимой. Возможно, Виктор Богданов, сформировавшийся как поэт не без влияния Серебряного века, знал это стихотворение Блока:
Жду я холодного дня,
Сумерек серых я жду.
Замерло сердце, звеня:
Ты говорила: «Приду, –
Жди на распутьи – вдали
Людных и ярких дорог,
Чтобы с величьем земли
Ты разлучиться не мог.
Тихо приду и замру,
Как твоё сердце звеня,
Двери тебе отопру
В сумерках зимнего дня».
В книгах «Стихотворения 1992 года» и «Несколько моих душ» просматривается единый сюжет любви. Встреча Поэта и Дамы происходит зимой, «на морозном ветру». И это не случайность. Пристрастие к зиме связано, с одной стороны, с христианством (в январе родился Христос), с другой стороны, с языческим посрамлением старого года. Зима – абсолютная свобода (а весна – свобода от свободы). Зима – «нулевое» время, конец старой жизни и начало новой, перепутье. Стефан Малларме называл это время года «порой надежд и светлого труда» (перевод Романа Дубровкина). Кроме того, зима означает уединение:
А потом… Купэ. Деревня. Много снега, леса. Святки.
Замороженные ночи и крещенская луна.
Домик. Нежно и уютно. Упоенье без оглядки.
Валентина безрассудна! Валентина влюблена!
(Игорь Северянин)
Ещё один символ надежды (перепутья и уединения) – сумерки. В стихотворениях Богданова они зачастую сопровождаются воспоминаниями о возлюбленной.
Поэт изображает не то, что чувствовал лирический герой «Валентины» Северянина к Валентине, но вечную любовь:
Город – твой муж, и на этих пустых площадях
я шатался один, в той ночи, когда ты уезжала
от великой любви, второпях
не запомнив вокзала.
И теперь твоя вечность прохожим раздвинута на
этот город, чьи стены, фонтаны, панели
знают тени твои, что с асфальтобетонного дна
к мелким звёздам летели.
И когда ты опять, после жизни, вернёшься сюда –
в переулки, в дворы, те, что в прошлом ты мнила чужими, –
ты увидишь, как в воздухе блещет слюда
наших слов над его мостовыми.
15. 08. 1995
Или:
Каждый день здесь плывут облака в направленьи Тебя.
Зима – это и время разлуки. Сюжет представляет собой кольцо. «Мальчик правоверный», любивший женщину, был вознесён ей «к холодным звёздам на кресте зимы», и теперь это «усталый путник», который «жаждет обрести / свои утраты светлые, кочует / в немом пространстве в поисках времён, / которые не жаловал когда-то». Расставание сопровождается раскаянием Поэта и «святой ложью» его возлюбленной. Эта «святая ложь» ассоциируется со светом, что «стремительней света», но и от неё не остаётся следов. Теперь зима – время одиночества: «И пускай этот Бог, эта соль, в моих ранах саднит / как пророку в себе напророченная награда…». Сравните с Евангелием от Матфея (10: 41): «кто принимает пророка, во имя пророка, получит награду пророка; и кто принимает праведника, во имя праведника, получит награду праведника».
Зима превращается во время мечтаний и воспоминаний. То же самое можно сказать о сумерках, «слово» которых «тлеет солнцем / полночным». Лирический герой любит свою Даму как дух, изменяя ему с земными женщинами («Стоит лечь на чужую кровать, / как все сны начинают сбываться»). Но выше читаем: «Затихать, остывать, убывать, / уповать, узнавать, забываться». Зима даёт лишь временное забвение.
Выхода нет, но субъект сознания богдановских книг, подобно Пастернаку, хочет «привлечь к себе любовь пространства», это нужно для обретения смысла жизни, интуитивного самопознания, поиска самого себя:
Пространство ждёт меня.
И:
<…> пространство течёт, как мёд
с ложки, из глаза Божьего – в душу.
– Несмотря на богоборчество.
Даже не потому, что зима и её атрибуты (зимняя ночь, снегопад, морозный ветер, Новый год, Бог Мороз, блоковские сумерки, холодные звёзды, немое пространство) изображаются в «Стихотворениях 1992 года» и «Несколько моих душ» чаще, чем другие времена года. Дело и не в том, что Виктор Богданов создаёт метафизику зимы (у него есть метафизика весны, осени, а возможно, и лета). Дело в том, что метафизика зимы – фактор книготворчества в опубликованных сборниках Богданова. Зима у него – одновременно концепт (conceptum), символ и лейтмотив. Профессиональные филологи глядят с опаской на того, кто употребляет в своей речи таинственное слово «самозавершение», но именно как самозавершение личности понимает Виктор литературу – одновременно как приученье человека к небытию и единоборство со смертью. Таким образом, концепт зимы связан с концептом итога и даже реализует его.
О том, что Виктор Богданов – поэт-метафизик, «бросающийся в неизвестное», даёт знать «Портрет» – начальное, заглавное стихотворение книги «Несколько моих душ». Оно – о самом важном для любого поэта – о поиске самого себя:
Нет, не жалоб на жизнь
ожидают от нас наши дети
и не мудрых речей,
и даже не праведных слёз –
а бездонности глаз,
наших глаз на случайном портрете, –
том, что к ним не Господь,
а мусорный ветер донёс.
17. 01. 1993
Жалобы на жизнь, «годная для других мудрость» (Бальмонт), праведные слёзы – было, было! Лирический герой «Портрета» жаждет новой правды и за это «причтён к злодеям». Его жизнь – подвиг. В наши дни метафизика – подвиг.
На чём основана богдановская метафизика зимы? Несмотря на богоборчество, автор книги «Несколько моих душ» – поэт любви как явления «тонкого мира»:
Мы венчаны вечною речью,
которая скоро пройдёт –
я палочкой клейкой отмечу
прощального слова полёт.
И нам – на развалинах звука
под звёздными сводами быть
и, чувствуя там друг друга,
бояться во тьму завыть.
28. 02. 1992
В книгах Богданова возлюбленная то является в виде души («По молодости чем не нагрешишь: /то любишь дух, то веришь в Бога» – «Мудрость»), то предстаёт земной женщиной: «И, не взяв со стола баночку с чёрной тушью,/ ты уходишь». Возлюбленная ассоциируется с зимой. Возможно, Виктор Богданов, сформировавшийся как поэт не без влияния Серебряного века, знал это стихотворение Блока:
Жду я холодного дня,
Сумерек серых я жду.
Замерло сердце, звеня:
Ты говорила: «Приду, –
Жди на распутьи – вдали
Людных и ярких дорог,
Чтобы с величьем земли
Ты разлучиться не мог.
Тихо приду и замру,
Как твоё сердце звеня,
Двери тебе отопру
В сумерках зимнего дня».
В книгах «Стихотворения 1992 года» и «Несколько моих душ» просматривается единый сюжет любви. Встреча Поэта и Дамы происходит зимой, «на морозном ветру». И это не случайность. Пристрастие к зиме связано, с одной стороны, с христианством (в январе родился Христос), с другой стороны, с языческим посрамлением старого года. Зима – абсолютная свобода (а весна – свобода от свободы). Зима – «нулевое» время, конец старой жизни и начало новой, перепутье. Стефан Малларме называл это время года «порой надежд и светлого труда» (перевод Романа Дубровкина). Кроме того, зима означает уединение:
А потом… Купэ. Деревня. Много снега, леса. Святки.
Замороженные ночи и крещенская луна.
Домик. Нежно и уютно. Упоенье без оглядки.
Валентина безрассудна! Валентина влюблена!
(Игорь Северянин)
Ещё один символ надежды (перепутья и уединения) – сумерки. В стихотворениях Богданова они зачастую сопровождаются воспоминаниями о возлюбленной.
Поэт изображает не то, что чувствовал лирический герой «Валентины» Северянина к Валентине, но вечную любовь:
Город – твой муж, и на этих пустых площадях
я шатался один, в той ночи, когда ты уезжала
от великой любви, второпях
не запомнив вокзала.
И теперь твоя вечность прохожим раздвинута на
этот город, чьи стены, фонтаны, панели
знают тени твои, что с асфальтобетонного дна
к мелким звёздам летели.
И когда ты опять, после жизни, вернёшься сюда –
в переулки, в дворы, те, что в прошлом ты мнила чужими, –
ты увидишь, как в воздухе блещет слюда
наших слов над его мостовыми.
15. 08. 1995
Или:
Каждый день здесь плывут облака в направленьи Тебя.
Зима – это и время разлуки. Сюжет представляет собой кольцо. «Мальчик правоверный», любивший женщину, был вознесён ей «к холодным звёздам на кресте зимы», и теперь это «усталый путник», который «жаждет обрести / свои утраты светлые, кочует / в немом пространстве в поисках времён, / которые не жаловал когда-то». Расставание сопровождается раскаянием Поэта и «святой ложью» его возлюбленной. Эта «святая ложь» ассоциируется со светом, что «стремительней света», но и от неё не остаётся следов. Теперь зима – время одиночества: «И пускай этот Бог, эта соль, в моих ранах саднит / как пророку в себе напророченная награда…». Сравните с Евангелием от Матфея (10: 41): «кто принимает пророка, во имя пророка, получит награду пророка; и кто принимает праведника, во имя праведника, получит награду праведника».
Зима превращается во время мечтаний и воспоминаний. То же самое можно сказать о сумерках, «слово» которых «тлеет солнцем / полночным». Лирический герой любит свою Даму как дух, изменяя ему с земными женщинами («Стоит лечь на чужую кровать, / как все сны начинают сбываться»). Но выше читаем: «Затихать, остывать, убывать, / уповать, узнавать, забываться». Зима даёт лишь временное забвение.
Выхода нет, но субъект сознания богдановских книг, подобно Пастернаку, хочет «привлечь к себе любовь пространства», это нужно для обретения смысла жизни, интуитивного самопознания, поиска самого себя:
Пространство ждёт меня.
И:
<…> пространство течёт, как мёд
с ложки, из глаза Божьего – в душу.
– Несмотря на богоборчество.