(Комедия-фарс)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
МИША
ЖЕНЯ (ЕВГЕНИЯ)
ДИМА
ПОЛЯ
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
(Декорация на всю пьесу одна – это коммунальная двухкомнатная квартира. На переднем плане – общая кухня. В глубине – прихожая и дверь в ванную и в санузел. Слева – комната Миши и Жени, справа – комната Димы и Поли. Сейчас на сцене Поля и Дима. Он – с большим рюкзаком и с зачехленным ружьем).
ДИМА. Ну, что, женушка, пожелай мне удачной кабаньей охоты.
ПОЛЯ. Кабаньей? Да я бы пожелала, но, боюсь, Димуль, что тебе опять никто не встретится в лесу свирепее зайца.
ДИМА. Перестань. Захарыч уверяет, что на этот раз он такое, такое нашел местечко, где этих самых кабанов, как мух на помойке.
ПОЛЯ. Это он случайно не о городском зоопарке?
ДИМА. Я серьезно… Ой, главное едва не забыл! (Достает из рюкзака резиновую утку с бантиком на шее). Прости меня, Кряша! И дай мне удачи! (И, с чувством поцеловав ее в заднее место, убирает обратно). Ну а теперь, Поль, благослови меня на дорожку… (Тянет к жене губы для поцелуя).
ПОЛЯ. Ну конечно! Его первый, самый пылкий, самый пламенный поцелуй в ненаглядный утиный зад, ну а уж супружнице – то, что осталось!
ДИМА. Ну Поля! Ты же знаешь, что Кряша – это давний мой талисман, который я всегда целую перед охотой.
ПОЛЯ. Хм! А может, попросить нашего главного режиссера целовать и меня тогда в то же самое фартовое место перед каждой премьерой?
ДИМА. Ку-уда-а!?
ПОЛЯ. А что? Как знать, а вдруг и оно у меня обладает такой же чудодейственной силой?
ДИМА (потрясая ружьем). Полька!! Даже и думать не смей об этом!
ПОЛЯ. Тише! Отелло! Новых наших соседей ревом своим разбудишь! Лучше б подумал – а каково мне-то, мне-то с этой парой чудиков тут теперь одной оставаться?
ДИМА. Да-а, странноватая парочка…
ПОЛЯ. А особенно он. Представляешь, Димуль – да он же все эти четыре дня с какой-то банкой стеклянной ну буквально ни на минуту не расстается.
ДИМА. Ну и что? Может, ему надо кое-что отлить в поликлинику для анализов – вот он и держит постоянно баночку под рукой.
ПОЛЯ. Баночку? И это ты об его пятилитровке!?
ДИМА. Ой, все, все, Поль, на встречу с Захарычем опаздываю! Пока! Через недельку увидимся! (Торопливо уходит).
(Появилась ЖЕНЯ).
ЖЕНЯ. Доброе утро! Тут кто-то кричал, или мне послышалось?
ПОЛЯ. Понимаете… А это… Мой супруг показывал, как кричит раненый кабан.
ЖЕНЯ. Раненый кабан? Который во всю глотку орал, чтобы кто-то о чем-то и думать не смел?
ПОЛЯ. Видите ли… Это был цирковой кабан.
ЖЕНЯ. Цирковой? Но ведь кабаны…
ПОЛЯ. Это был кабан-чревовещатель. Впрочем, не пора ли, девушка, наконец-то нам с вами познакомиться? Так сказать, по-соседски.
ЖЕНЯ. Но ведь согласитесь, что кабаны…
ПОЛЯ. О, Господи! Да ну и пес с ними, с этими кабанами. Меня Полей зовут. А вас?
ЖЕНЯ. Меня?.. Женя.
ПОЛЯ. Прелестное имя.
ЖЕНЯ. А знаете, по-моему, я вас уже где-то видела.
ПОЛЯ. Вполне возможно. Я ведь – актриса нашего городского театра драмы.
ЖЕНЯ. Что вы говорите!
ПОЛЯ. Хотя и мечтаю стать когда-нибудь режиссером. Ах, если б вы знали, Женечка, сколько у меня фантазии в голове, сколько мыслей!..
ЖЕНЯ. А ваш супруг тоже актер?
ПОЛЯ. О, нет. Мой Дима – самый обычный инженер. Ну а вы, Женечка, кем работаете?
ЖЕНЯ. Я? А я – самый обычный парикмахер.
ПОЛЯ. Прелестно.
ЖЕНЯ. И знаете, как меня называет в связи с этим мой муж?
ПОЛЯ. И как?
ЖЕНЯ. Моя волосогрызка!
ПОЛЯ. Довольно смешно. Он у вас тоже самый обычный волосогры… парикмахер?
ЖЕНЯ. Нет-нет. Мишенька у меня энтомолог.
ПОЛЯ. Кто-кто?
ЖЕНЯ. Энтомолог. Энтомология – это наука о насекомых. Ну, там, о жуках, о комарах, о пчелах и так далее.
ПОЛЯ. Ты погляди. Самая распоследняя мелкая тварь, а вот поди ж – и она свою науку имеет.
ЖЕНЯ. И специализируется мой Миша на муравьях.
ПОЛЯ. Очаровательно.
ЖЕНЯ. Видели банку, с которой он все время ходит? Так у него там муравей живет в малюсеньком муравейнике. Имя – Пантелеймон. Миша его жизнедеятельность изучает.
ПОЛЯ. С ума сойти. Самое настоящее шоу – «За стеклом». И вот за это-то вашему мужу и платят зарплату?
ЖЕНЯ. Да, в их институте.
ПОЛЯ. Я фонарею. Ну а если еще и муравей, наблюдая из банки за вашим мужем, зашибает там же в институте за это зарплату, то я вам завидую.
ЖЕНЯ. Вы? Мне? А вот это, Поля, вы зря.
ПОЛЯ. Почему?
ЖЕНЯ. Да ведь из-за этого Пантелеймона Миша совсем обо мне забыл. Представляете – днями, днями с ним общается, а на меня ноль внимания.
ПОЛЯ. Ну а спит ваш ученый с кем?
ЖЕНЯ. С кем? Да с проклятой этой банкой в обнимку!
ПОЛЯ. Ну и ну-у!.. Экий Стенька Разин наоборот! Но если атаман боевых друзей на бабу променял, то этот – бабу на муравья!
ЖЕНЯ. Вот именно!
ПОЛЯ. Нет, ну увлекись он какой-нибудь муравьихой, то я бы его еще хоть как-то могла понять, но – Пантелеймоном!?.. Да, а какого этот муравей цвета? Случайно не голубого?
ЖЕНЯ. Да нет, обычного, черненький такой.
ПОЛЯ. Да-а, тяже-елый случай… Ну да ничего. Имеется в заначке у наших российских баб старинный, веками проверенный способ, как вернуть внимание и любовь мужа.
ЖЕНЯ. И как же?
ПОЛЯ. Р-ревность. А точнее – измена.
ЖЕНЯ. Измена!? Да Миша ж после этого безо всякой науки прихлопнет меня, как последнюю муху! Да я и сама не пойду на это! Ведь я-то люблю, люблю его!
ПОЛЯ. Да ну ты пойми, Жень – якобы. Якобы изменишь ему. На словах. Да, быть может, хватит даже и мнимых, воображаемых поцелуев, чтобы мужик наконец-то очухался, да и вернулся в священное семейное стойло. Ну так как – хочешь этого?
ЖЕНЯ (вздыхает). Хочу…
ПОЛЯ. Вот и отлично. Тогда не будем терять времени. Короче! Благоверный мой на недельку укатил на охоту – вот этим-то мы и воспользуемся в нашей интриге. А теперь айда ко мне, вкратце обрисую тебе свой режиссерский замысел.
(Они уходят. Появился МИША с банкой).
МИША. Доброе утро, Пантелеймончик! Ну и как, проснулся, мой маленький? У-тю-тю-тю!.. (Вздыхает). Ну вот! Не дает Господь нам с женой ребеночка, так хоть с тобой, малыш, пообщаюсь. Да, а сказать, в честь кого я тебя назвал Пантелеймоном? Был я тогда еще совсем крошкой – да вот где-то с тебя размером, клянусь, и проживал в небольшом таком селе. Ну и подружился я с одним очень симпатичным кухонным тараканом со сломанной лапкой. А усами своими он дико смахивал на моего дедушку, известного во всей округе кузнеца Пантелеймона Макарыча. Вот из-за усов-то я и назвал славное насекомое тоже Пантелеймоном. Ох, и добрейшей же души был таракан! Как говорится – мухи не обидит. Ну а потом… потом он погиб. Переходил сельскую улицу в неположенном месте, да и угодил под корову. Целые сутки я рыдал, забившись в его тараканью норку, а потом-то и решил посвятить всю свою жизнь горячо мною любимым, друзьям нашим малым – насекомым… Так что в честь вот этого-то чудного, душевного таракана я и дал, Пантелеймошенька, тебе это славное имя. Так, а что бы тебе сейчас дать покушать на завтрак? (Ходит, ищет). Молочка? Кашки? Кефира? Умоляю только – не переедай, а то на глазах ведь толстеешь. Уж не решил ли ты подзаняться борьбой сумо?
(Появилась ЖЕНЯ).
ЖЕНЯ. Мишенька, ты здесь?..
МИША. Не мешай. Меня беспокоит здоровье Пантелеймона. Муравей катастрофически быстро толстеет. Скоро пузо у него станет толще банки.
ЖЕНЯ. Да ты только об его пузе и думаешь!
МИША. А может, у него сахарный диабет?
ЖЕНЯ. Обратись к хорошему ветеринару.
МИША. Полагаешь, эти коновалы что-то в муравьях понимают?
ЖЕНЯ. Да, а он у тебя случайно рожать не собрался? А что? Генетический какой-нибудь сбой в организме – ну и…
МИША. Слушай, Жень, помолчи – а? У меня вон муравей уж какой день из головы не вылазит, а ты тут…
ЖЕНЯ. А что я?
МИША. А ты моим мыслям мешаешь.
ЖЕНЯ. Я!?
МИША. Ты.
ЖЕНЯ. Мешаю!?
МИША. Да.
ЖЕНЯ. Что же, хорошо… Хор-рошо!
МИША. Ну, пока-то хорошего мало.
ЖЕНЯ. Ну, у тебя, значит, муравей в голове, а вот у меня… у меня тогда… майские жуки!
МИША. Кто?..
ЖЕНЯ. Майские жуки!
МИША. Не понял? А при чем тут они?
ЖЕНЯ. При чем?.. А ты вообрази, Миша, такую картину. Некий интересный молодой майский жук подкатил недавно на кухне к одной майской жучихе, да и…
МИША. Ну?
ЖЕНЯ. Да и ну раздевать ее… своим взглядом!..
МИША. Вот еще глупости. Майские жуки всю жизнь голышом ходят.
ЖЕНЯ. Это не имеет значения, голышом они были или же в штанах от Кардена. Ведь все дело в том, что он так, так пучил на нее свои распутные глазенки…
МИША. И как же?
ЖЕНЯ. А так, будто собирался тут же ей заделать маленького январского жучонка!
МИША. Погоди, погоди. Это у майских-то жуков? Январский жучонок?..
ЖЕНЯ. Так ведь он появится через девять месяцев после мая! То есть – в январе!
МИША. Но…
ЖЕНЯ. Нет, я понимаю, конечно, Миш, что ты сам-то пока еще не рожал, но уж чтобы не знать таких-то элементарных вещей!..
МИША. Слушай, Жень, не говори ерунды. Майские жуки не такие легкомысленные существа, как люди, и у них, ей-ей, просто нет времени, чтобы месяцами тянуть с потомством. Так что и рожают они куда быстрее.
ЖЕНЯ. Что ты говоришь! А ведь я-то всю жизнь думала…
МИША. Это не важно, что ты думала. Тут важно, о чем думают жуки перед тем, как… кхм-кхм… Да, а с чего ты о них заговорила?
ЖЕНЯ. С чего? Да с того, что – представляешь, Миш? – вот и новенький наш сосед вчера на меня на кухне уставился ну таки-им взглядом!..
МИША. Это каким – таким?
ЖЕНЯ. А таким, как майский жук на жучиху перед тем, как ей заделать жучонка!
МИША. Что-о-о!?
ЖЕНЯ. Да!
МИША. И ты молчала!?
ЖЕНЯ. А я что – должна была заверещать от восторга?
МИША. Нет! Но сразу же сообщить мне об этом! Почему до сих пор-то молчала?
ЖЕНЯ. Не хотела отвлекать тебя от изучения пантелеймонова пуза.
МИША. Та-ак! Ну а потом-то что было?
ЖЕНЯ. А потом я, бешено хлопнув дверью, гордо удалилась из кухни, чтобы погладить бель… Боже! Да ведь я же забыла утюг у нас в комнате выключить! (Торопливо уходит).
МИША. Ах, Пантелеймон, Пантелеймон! Ну а вы-то, вы-то? Вы-то, муравьи, живете, небось, куда порядочнее, чем мы, люди? Безо всяких этих идиотских взглядов, поцелуев, томных вздохов… А, кстати, как это вы без них вообще-то обходитесь? Ну а по ночам с муравьихами чем занимаетесь? Пятки чешете друг другу, что ли? (Появился мрачный ДИМА, буркнул что-то приветственное). А, это вы… Послушайте-ка, любезнейший… А скажите… это как же вчера вы посмели смотреть на мою жену?
ДИМА (озадачен). Я? На вашу жену?..
МИША. Да. На кухне.
ДИМА. А… а как я посмел на нее смотреть?
МИША (волнуясь, вспыльчиво). Говорите, как? Как?.. А так, как какой-нибудь бесстыжий майский жук на жучиху!
ДИМА (еще более озадачен). Я? Как бесстыжий майский жук на жучиху?..
МИША. Да!
ДИМА. Слушайте… Уверяю, что вашей жучке… жучихе… то есть вашей жене это просто почудилось.
МИША. Неужели?
ДИМА. Честное слово.
МИША. Но вы все же видели ее на кухне вчера?
ДИМА. Видел.
МИША. И о чем подумали, когда на нее смотрели?
ДИМА. О чем я тогда подумал?..
МИША. Да!
ДИМА. Гм! Ну, что? Смотрю – вертится у плиты некое несчастное прокопченное существо предположительно женского пола в засаленном и драном халатике. Ну, варит какую-то вонючую хренотень, вероятно, чтобы травить ею мышей… В наши кастрюли при этом существо это, смотрю, не плюет, сиплым пропитым басом не матерится – что ж, и на том, как говорится, спасибо.
МИША. Так вы и правда равнодушны к моей жене?
ДИМА. Я? Как майский жук к прошлогодним окуркам.
МИША. Спасибо! Вы меня успокоили.
ДИМА. Надеюсь – навеки! (Ушел в свою комнату, хлопнув дверью).
(ДИМА и ПОЛЯ у себя).
ПОЛЯ. Дима!?
ДИМА. Нет, Поль, представляешь? – звонит Захарыч и заявляет, что только-только с аппендицитом загремел в больницу! Вот тебе и охота!
ПОЛЯ. Ничего страшного. И в больнице тоже водятся утки. Особенно под кроватью.
ДИМА. Смешно. Да, послушай, Поль – а наш новый сосед случайно не удрал из психушки?
ПОЛЯ. А что?
ДИМА. Да то он, представь, то сравнивает меня с майским жуком, то вообразил, что я на его женушку не так глянул…
ПОЛЯ. Как? Ты уже видел его?
ДИМА. Да, минуту назад.
ПОЛЯ. Ну и что ты ему сказал?
ДИМА. Что майский жук чихал на его жену с десятого этажа туберкулезного диспансера.
ПОЛЯ. Та-а-ак! Ну вот уж нет, Димуль. И хочешь ты этого или не хочешь, а только придется тебе и впрямь положить глаз на его супругу.
ДИМА. Не понял?
ПОЛЯ. Да ну как бы тебе сказать… В общем… Пока тебя тут не было, мы с его женой Женей решили изобразить дело так, что у тебя зародилось, мол, к Женечке некое чувство…
ДИМА. У меня!? К ней!?
ПОЛЯ. Молодец, на лету все хватаешь.
ДИМА. Да ты что, Поль, с ума сошла? Ну вот какое, какое у меня может быть чувство к этому серому зачуханному мышонку?
ПОЛЯ. Какое? Чувство жалости.
ДИМА. Жалости?..
ПОЛЯ. Да. Плавно переходящее в чувство сострадания, нежности… Ну и в конечном счете – любви!
ДИМА. Любви!?
ПОЛЯ. О, ты еще не знаешь своего сердца! Да, Дима, да – любви! Любви к этой несчастной молодой женщине, посвятившей лучшие свои годы этому ученому сухарю, этому профи по насекомым, чья башка битком набита муравьями, тараканами и комарами! И хотя чугунный твой котелок еще этого не уяснил, но вот сердце, сердце твое уже начинает постепенно осознавать, что эта молодая скромная женщина – почти святая!
ДИМА. Хорошо. Ладно. Пускай зачуханный этот мышонок без пяти минут святой – да только меня-то, пойми, его святость нисколько не чешет.
ПОЛЯ. Н-да-а, похоже, я явно недооценила чугунность твоего котелка. В таком случае, Димуль, умоляю – изобрази тогда хотя бы видимость чувства к этой несчастной.
ДИМА. Вот те на. Для чего?
ПОЛЯ. Чтобы вызвать ревность у ее мужа.
ДИМА. И схлопотать от него банкой по морде?
ПОЛЯ. Нет. Чтобы у него проснулось прежнее его чувство к жене.
ДИМА. Ну По-ля! Еще раз повторяю – что меня ихние соседские чувства нисколько не чешут.
ПОЛЯ. Ну я прошу. Помоги девочке. Да ты пойми – её муж ей с муравьем изменяет.
ДИМА (изумлен). С ке-е-ем?
ПОЛЯ. С муравьем. Мысленно. Видишь ли, муженька этого муравей в банке больше, чем жена, чешет.
ДИМА. Вот теперь уяснил. Хотя и не очень много. И все же, Поль, врать соседу про свои чувства к его жене я не буду. Зачем? А вдруг он и муравей просто созданы друг для друга, всю жизнь будут по-европейски счастливы в браке, ну и наконец оба с лучезарной улыбкой умрут в один и тот же день под колесами самосвала.
ПОЛЯ. Не говори ерунды. Так, значит, ты не хочешь помочь нам с Женей?
ДИМА. Не хочу. Боюсь доставить муравью горе.
ПОЛЯ. Ну хорошо… Тогда ближайшие семь ночей ты проведешь со своей ненаглядной Кряшей вот под этой койкой. В привычных охотничьих условиях. У Кряши хоть мозги есть – глядишь, и подскажет тебе, что надо делать.
ДИМА. Ну Поля…. Ну вот какой, какой смысл ссориться нам из-за каких-то двух малознакомых людей и их любвеобильного муравья? Ты это можешь мне объяснить?
ПОЛЯ. Дима… Хочешь, понимай это, как женскую солидарность, хочешь – как мою жалость к этой несчастной девочке, но я и на самом деле хочу ей хоть как-то помочь.
ДИМА. Тебя это правда чешет?
ПОЛЯ. Правда. И надеюсь, что и ты хоть немного почешешься. Ведь от тебя-то и требуется всего ничего – изобразить легкую симпатию к этой девочке.
ДИМА (вздыхает). Ну хорошо… Я попробую. А то ведь знаю: ты упрямая, все равно не отстанешь. Итак, что конкретно от меня требуется?
ПОЛЯ. Вот так бы сразу-то, ягодка. Объясняю…
(МИША, он все там же).
МИША. Ну а что, если, Пантелеймоша, у тебя и впрямь сахарный диабет? А что? Помнится, бросил я как-то в банку к тебе шоколадную конфету, и ты ведь не успокоился, пока с урчанием всю ее не сожрал. И вот с тех-то пор твой пузень, как на дрожжах, и… Слушай, а, может, тебе поголодать по системе йогов? А что? Живут, понимаешь ли, в Индии такие супернасекомые… то есть такие суперлюди, как йоги. И все такие здоровенные, как быки, и мудрые, как компьютер. Так вот по ихней знаменитой системе Камасут… голодания ты и мог бы запросто скинуть со своего пузца пару-другую килограммчиков.
(Появился ДИМА).
ДИМА. Дорогой сосед! А вы знаете, после нашей беседы я живо заинтересовался насекомыми и решил продолжить наш разговор о жуках.
МИША. О жуках?..
ДИМА. Исключительно и только о них. И я вынужден вам сознаться, что упоминаемый вами майский жук все-таки и впрямь положил немножко глаз на ту самую жучиху.
МИША. Что-о!? На замужнюю!? Да навозный жук он после этого!
ДИМА. Возможно. В какой-то, очень небольшой степени.
МИША. В небольшой!? Да после этого он с пяток и до головы весь в навозе!
ДИМА. Ну-ну-ну, не надо преувеличивать. Поскольку в общем и целом жук этот обожает законную свою персональную жучиху и, уверяю, не променяет ее ни на какое другое насекомое женского пола, да к тому же еще и в засаленном и драном халатике.
МИША. Предположим. Но тогда к чему все эти его навозные и сальные, как давно не стираный халат, взгляды?
ДИМА. Что ж, хорошо. Обрисую ситуацию в целом. Понимаете, дело в том, что упомянутый жук забыл как-то в кухне на подоконнике свою охотничью резиновую утку, Кряшу. И, вернувшись потом на кухню, обнаружил, что небезызвестная майская жучиха заботливо протирает его Кряшу влажной тряпкой. В сердце у жука что-то благодарно вспыхнуло, и он… он признательно поцеловал у жучихи руку.
МИША. Руку? Навозный жук поцеловал у нее руку?
ДИМА. И только. Хотя и, не скрою, его охватило вдруг жгучее желание поцеловать у нее еще и…
МИША. Что!?
ДИМА. Тряпку. Которой она протирала утку. После чего жук с большим достоинством удалился.
МИША (бормочет). Нюхать благородно свой любимый навоз… (Диме). Ну, с чем это таким большим он удалился из кухни, мы еще разберемся. А сейчас…
ДИМА. А сейчас я извиняюсь, но у меня дела по дому. (Уходит).
МИША. Ну – Пантелеймон? Ты все слышал? Нет-нет, малыш, я все понимаю – внешне это все выглядит более, чем невинно. Она – если он не врет – вытерла его утку, ну а он поцеловал ей за это руку… Но разве он не мог ей просто сказать «спасибо»? И потом, Пантелеймон, ты уверен, что это была именно рука, а не, скажем… ? Ох, и заикнуться-то страшно, что это могло быть на месте руки. И еще. Она уверяет, что это она вышла из кухни, гордо хлопнув дверью, ну а он – что это он, он с большим достоинством удалился. Но ведь не могли же они это сделать одновременно! Ибо она бы тогда при этом обязательно хлопнула по его достоинству кухонной дверью… И все же как всё на самом-то деле было? И как бы узнать всю правду об этом? А хотя… Хотя, Пантелеймоша… А ведь не так давно я встретил одного своего старого школьного приятеля. И ты знаешь, кто он теперь? Следователь угрозыска! Мастер допросов! И он поведал мне по пьянке немало интересного об искусстве допроса… Так вот теперь-то, значит, и я, я…
(Появилась ЖЕНЯ).
МИША. Жена!
ЖЕНЯ. Да, Миш?
МИША. А ну-ка отвечай – ну и с какой же такой целью ты утаила от меня некие обстоятельства, связанные с жуками?
ЖЕНЯ. С жуками? Какими?..
МИША. Которые – по твоим же рассказам – учинили на днях тут на кухне жутчайший разврат.
ЖЕНЯ. Но я… я ни о каком разврате не говорила!
МИША. Неужели? Ну а кто – Пантелеймон, что ли, рассказал тогда о попытках некоего навозного жука заделать майской жучихе маленького жучонка?
ЖЕНЯ. А-а, вон ты о чем…
МИША. Так вот сообщаю, что вышеозначенный жучара только что был тут и чистосердечно во всем сознался.
ЖЕНЯ. Жу… жучара сознался? Но ведь он же ушел на охоту!
МИША. Как я понимаю – стрелять блудливыми своими глазенками в сторону смазливых жучих?
ЖЕНЯ. Не имею понятия, чем и в какую сторону, но только сейчас он на охоте.
МИША. Ну а я повторяю, что он только что был тут и во всем сознался. Пантелеймон – свидетель.
ЖЕНЯ. Ладно, хорошо, ну и в чем же он вам с муравьем сознался?
МИША. В чем? В чем, говоришь, сознался? Да ни в чем ином, кроме как в сокрытом от нас майской жучихой пламенном поцелуе!
ЖЕНЯ. Поцелуе?.. Каком поцелуе?
МИША. Ка-ком!? И эта обслюнявленная с головы и до… майская жучиха еще имеет наглость у меня спрашивать!?
ЖЕНЯ. Так, значит… навозный жук ее все же поцеловал?
МИША. И с преогромнейшим удовольствием!
ЖЕНЯ. Это он сам сказал?
МИША. Да!
ЖЕНЯ. И… куда?
МИША. Ну конечно! Ну а сама осчастливленная его чмоканьем жучиха уже и забыла! И это понятно – была она в тот момент в полнейшем экстазе!
ЖЕНЯ. Та… так у них и до экстаза дошло?
МИША. Ну, жучихе, как соучастнице этого преступного и гнусного поцелуя это лучше знать… Ну а теперь не пора ли и ей самой наконец сознаться, куда же, в какое такое интимное жучье место ее навозный партнер соизволил ее лобызать?
ЖЕНЯ. А у этой жучихи подобных мест нету. Она порядочное насекомое.
МИША. Знаем мы, энтомологи, таких порядочных! Итак, назови нам наконец позорное место его распутного поцелуя.
ЖЕНЯ. Но жук вам уже ведь его назвал.
МИША. Ну а теперь мы с Пантелеймоном желаем еще и его партнершу услышать… Ну? Молчишь? И только все равно, Пантелеймон – я клянусь, клянусь! – но я сладкую эту парочку выведу на чистую воду, да и в этой же самой воде их нафиг и утоплю!
ЖЕНЯ. Ладно, хорошо! Хорошо! Раз уж сам он раскололся, куда целовал жучиху, то и она это откроет.
МИША. Вот так бы сразу. Ну – и куда?
ЖЕНЯ. А вот сюда, сюда – в щечку.
МИША. Та-а-ак!..
ЖЕНЯ. Ну а теперь мне пора.
МИША. Куда?
ЖЕНЯ. Я в поликлинику на прием собираюсь. (Уходит).
МИША. Ну и что скажешь, Пантелеймон? Молчишь? Оно и понятно. Мудрый ты зверь – оттого и молчишь. А и на самом деле – а что тут можно сказать? Дело ясное, что дело темное. (Появился ДИМА). Кхм-кхм-кхм! Ну и как же, интересно, после этого навозным жукам можно верить?
ДИМА. Что вы хотите этим сказать?
МИША. А то, что мелкотравчатый этот сын навоза поцеловал у майской жучихи не руку, как он всех уверял, а, оказывается, нечто совсем иное.
ДИМА. Нечто совсем иное?..
МИША. Да!
ДИМА. С чего вы это взяли?
МИША. Да жучиха сама об этом сказала.
ДИМА. Она… вам сама сказала?
МИША. Ровнехонько минуту назад. Ну а теперь, я надеюсь, навозный жучара и сам нам откроет доподлинное место своего преступного поцелуя?
ДИМА. Весьма сожалею, но он просил меня никому об этом не говорить.
МИША. Вот те на. Почему?
ДИМА. Это слишком интимная подробность. А этот жук, хотя он и впрямь в какой-то мере навозен, однако, уверяю, имеет понятие о мужской чести.
МИША. Чего-о-о? И этот верный сын господина навоза, этот двоюродный братец мсье дерьма и любимый племянник всех мировых фекалий еще и смеет что-то пыхтеть о мужской чести?
ДИМА. Уточняю – он просто элементарно стесняется говорить об этом.
МИША. Хорошо, предположим. И все-таки мы с Пантелеймоном желаем знать – куда, в какое такое место этот «застенчивый» ваш жучара осмелился протянуть свои слюнявенькие губешки.
ДИМА. А они у него не слюнявенькие.
МИША. Еще как слюнявенькие.
ДИМА. Ну вот, ей-ей, ни капельки.
МИША. Слюнявенькие, слюнявенькие. Причем настолько, что хоть ведро подставляй.
ДИМА. Да ну вы-то, вы-то откуда знаете?
МИША. Я? Я – профессиональный опытный энтомолог. Я все знаю о насекомых. Даже то, что они сами о себе и знать не желают. А уж слюнявость губешек некоторых из этих особей я определяю за километр.
ДИМА. Ладно, хорошо! Хорошо! Вы, я вижу, человек упертый, как всякий настоящий ученый. И не уйметесь, пока не переедите всю плешь очередному своему научному оппоненту.
МИША. Это верно. Не уймусь, пока не переем плешь аж до самых пяток. Да у нас полинститута ходит с перееденной лично мною плешью.
ДИМА. Половина института? А чего так мало? Плохо же вы боретесь за чистоту передовой насекомой мысли.
МИША. Борюсь, как умею. Не покладая зубов. Пантелеймон свидетель. Однако продолжайте, что вы хотели сказать.
ДИМА. Да, так вот. Оберегая молодую свою, но, надеюсь, перспективную плешь, буду до конца откровенен. Итак, вышеупомянутый навозный жук поцеловал небезызвестную майскую жучиху в…
МИША. Куда?
ДИМА. В шею.
МИША. Ку-уда!?
ДИМА. В шею!
(МИША стремительно выходит, оглушительно хлопнув дверью. ДИМА пожимает плечами. Пауза. Появились ПОЛЯ и ЖЕНЯ. ЖЕНЯ – уже успела переодеться для выхода в город, она с сумочкой).
ПОЛЯ. Что тут еще за шум?
ЖЕНЯ. Боже мой! Кто-то в кого-то выстрелил?
ДИМА. Ни-ни-ни, никакой стрельбы. Просто муженек ваш выскочил отсюда, как ошпаренный, и дверью хлопнул.
ЖЕНЯ. Выскочил? Из-за чего?
ДИМА. Да все из-за этой вашей идиотской бабьей затеи.
ПОЛЯ. А пояснее нельзя?
ДИМА. Пояснее? Пожалуйста. Представляешь, Поль? - в конце концов твой развратный муж, знаешь, в чем вынужден был соседу признаться?
ПОЛЯ. В чем?
ДИМА. Что поцеловал его жену в шею!
ЖЕНЯ. То есть как? Уже? Но ведь я же сказала Мише, что вы чмокнули меня в щечку!
ПОЛЯ. На глазах борзеешь, Димуля.
ДИМА. Да ведь он же меня достал, Поля! Всю мне плешь переел бесконечными своими расспросами, куда, да куда я, мол, ее целовал, вот я в итоге и психанул, да и брякнул ему про эту шею проклятую!
ЖЕНЯ. Спасибо! Вы очень любезны!
ПОЛЯ. Н-да, накладочка… Придется нам как-то выкручиваться…
ДИМА. Может, все-таки как-нибудь без меня?
ПОЛЯ. Димуля!!..
ДИМА. Понял.
ПОЛЯ. Ладно, а теперь восстановим картину в целом. (Жене). Итак, что ты сказала мужу о себе и о Диме в самом начале?
ЖЕНЯ. В начале? Что этот, мол, навозный жучара так на меня и уставился тут на кухне своим сальным взглядом.
ПОЛЯ. Навозный жучара?..
ЖЕНЯ. Повторяю: мой муж – энтомолог. И вот таким-то образом – через образы насекомых – до него все быстрее доходит.
ПОЛЯ. А, да, да, да… Ну хорошо, поведала муженьку о его (кивнула на Диму) сальном взгляде, ну а - муж? Он как реагировал?
ЖЕНЯ. Малость присатанел.
ПОЛЯ. Отлично. Итак, значит, вначале дело у нас ограничилось лишь его сальным взглядом?
ЖЕНЯ. Да еще каким сальным. Не знаю, отстираю ли теперь после этого свой халатик.
ПОЛЯ (Диме). Так, ну а ты что ему сказал при вашей первой утренней встрече?
ДИМА. При первой? Ну, что я, дескать, увы, но не нахожу в его драгоценнейшей супруге, этой на редкость невзрачненькой, этой полудохленькой моли… Извиняюсь, конечно, но он энтомолог, и до него через образы насекомых все быстрее доходит… Так вот я, мол, в этой тщедушненькой, этой чахоточной моли, да еще и в засаленном и драном халатике не нахожу, дескать, ну нич-чего интересного!
ПОЛЯ. А, все понятно. Ты ведь тогда еще не подключился к нашей игре.
ДИМА. Еще нет. И вот потому-то и мог резать ему всю правду.
ПОЛЯ. Ну хорошо. А вот о чем у тебя с ним пошла речь уже после моих-то инструкций?
ДИМА. А в тот раз я объяснил ему, что поцеловал ей руку за то, что она протерла тут на кухне мою утку.
ЖЕНЯ. Я? Вашу утку? А у вас что – недержание мочи!?
ДИМА. Попросил бы не касаться посторонних моей мочи. Я имею в виду резиновую, охотничью мою утку, Кряшу.
ЖЕНЯ. Ах, так во-от оно что… Жаль. А то я-то уже чуть было не заплясала от радости… А вот никакой вашей утки я тут не видела. К сожалению. А не то бы с преогромнейшим удовольствием взяла, да и зашвырнула ее вот в это мусорное ведро. Она бы и крякнуть не успела.
ДИМА. Ну а я… я бы тогда нахлобучил это самое ведро вам на…
ПОЛЯ. Стоп, стоп, стоп! Итак, эта часть картины ясна. По твоей легенде, ты поцеловал ей руку за мытье твоей утки. (Жене). Ну а вы потом о чем говорили с Михаилом на эту тему?
ЖЕНЯ. Я? Ну, я-то разумеется, и понятия не имела, куда же и за какие такие мои заслуги присосался ко мне этот сальноглазый, этот малярийный комар-долгоё… долгоносик. И вот потому-то , когда муж стал меня об этом допытывать, то я и сообщила ему, что похотливенький этот комарюга укуси… поцеловал меня вот сюда, в щеку.
ПОЛЯ. Понятно. Вместо руки вы назвали щеку. Ну а мой Димуля, о том не ведая, взял и заявил соседу потом, что он впился губами не в щеку, а в вашу чудную лилейную шейку…
ДИМА. Да уж лучше бы и правда зубами!
ЖЕНЯ. И все бы зубы об нее пообломал!
ПОЛЯ. Ну все, все, успокойтесь… Так, значит, после упомянутого укус… поцелуя-то в шею Михаил отсюда и выскочил?
ДИМА. Как ошпаренный.
ЖЕНЯ. Ревнует, бедненький… Даже вон и баночку, смотрю, свою тут забыл.
ПОЛЯ. Н-да-а… А что - а, может, все это и правда к лучшему?
ЖЕНЯ. В смысле?
ПОЛЯ. В смысле – что после такой-то встряски ваш муж опять вас полюбит?
ЖЕНЯ (вздыхает). Хорошо бы!
ПОЛЯ. Ладно, а пока все свободны.
(ДИМА и ЖЕНЯ уходят. ПОЛЯ возится с посудой. Появился МИША).
МИША. Здравствуйте…
ПОЛЯ. Доброе утро.
МИША. А я тут баночку свою случайно оставил…
ПОЛЯ. Это вот эту-то крохотульку?
МИША. Ее. Слушайте… а вы случайно не артисткой работаете?
ПОЛЯ. Иногда. В свободное от отдыха время.
МИША. То-то я недавно вроде бы ваше фото в газете видел.
ПОЛЯ. А, да, помню, как же. Крутился неподалеку после майской премьеры тип какой-то с фотоаппаратом, когда меня откапывали на сцене из-под груды букетов.
МИША. Ну надо же… А как вас зовут?
ПОЛЯ. Поля. А вас?
МИША. Михаил.
ПОЛЯ. Прелестное имя.
МИША (задумчиво). А вы знаете, Поля…
ПОЛЯ. Да?
МИША. А хотите, я вам, как актрисе, расскажу одну жизненную историю?
ПОЛЯ. Валяйте. Может, и пригодится когда.
МИША. Недавно я оказался замешан… то есть, вчера я услышал такую историю. Представляете: живут в нашем доме двое соседей – она и он…
ПОЛЯ. Да не может быть! Сочиняете!
МИША. Вот вы шутите, ну а я-то совершенно серьезно… Так вот он, хотя и женатый, но оказался большим любителем бегать за юбками.
ПОЛЯ. Мои глубочайшие соболезнования его супруге. Зато мне повезло. Вообразите: муж – заядлый охотник, и в его кровожадной головенке ну ни одной мысли ни о каких юбках.
МИША. А вы уверены, что знаете содержание его головенки?
ПОЛЯ. Абсолютно. Впрочем, если б зайчихи с лисицами носили юбки, то вот тогда бы и я могла смело сказать: «О-о! Да мой супруг оччень большой любитель бегать за юбками!» Впрочем, продолжайте.
МИША. Ну, поначалу-то все выглядело более, чем невинно. Соседка у него, видите ли, на кухне что-то там очень дорогое для него помыла, ну и он как бы в знак благодарности и поцеловал ей руку.
ПОЛЯ. Ой, а что, а что она у него помыла?
МИША. Что? Дай Бог памяти… Извините, но я – по своей работе – так волнуюсь, так волнуюсь… Все в голове перемешалось… Короче, она у него тщательно помыла что-то небольшое такое и с клювиком.
ПОЛЯ. Да-а? Ой, а это с каким таким, стесняюсь спросить, клювиком?
МИША. Это не имеет значения. Потому как в очередной раз, наплевав на руку, он ее поцеловал уже сразу в щеку!
ПОЛЯ. В щеку? А вот это, извините, но уже прямая дорога к разврату.
МИША. О чем и толкую! Вместо того, чтобы искать дорогу к храму, этот ловелас на всех парах так и дунул к борделю!
ПОЛЯ. Неужели прямо к борделю?
МИША. Именно туда! Со всех ног! С выпученными на полметра вперед глазами! Как это в стихах у Маяковского? «Задрав штаны, бежал за комсомолкой!»
ПОЛЯ. Какой кошмар…
МИША. Ну, о кошмаре речь еще впереди, ибо сосед на своем позорном пути к борделю пошел еще дальше!
ПОЛЯ. Ой, и правда? А куда, куда он потом пошел?
МИША. А если я отвечу, вас, скажите, не хватит случайно какой-нибудь родимчик?
ПОЛЯ. Ну, пока что я еще никому не позволяла себя за что-либо хватать – за исключением, понятно, своего законного мужа. И потом, мне-то чего волноваться? Мое-то дело тут вообще сторона.
МИША. А вот я слышал, что вы, артисты, все такие ранимые-ранимые, и чужую боль, как свою, ощущаете – вот потому и спросил. А то ведь я всегда так ужасно стесняюсь, когда из-за моих рассказов кто-нибудь умирает.
ПОЛЯ. Ничего, рассказывайте. Я постараюсь сделать все, чтобы вы из-за меня нисколечко не стеснялись. Да я, я для этого, если хотите знать, готова даже, как говорится, вылезти вон из плать… из кожи.
МИША. Да ну уж нет! Забирайтесь, забирайтесь обратно в свое плать… в свою кожу, я вам верю! И расскажу вам все, без утайки. Так вот. Ну а в довершение всего этого безобразия негодяй, представьте, поцеловал соседку еще и в шею!
ПОЛЯ. Какой ужас! И она после этого не треснула его со всего размаху по роже? Да я, я бы на ее месте!..
МИША. Так то вы. А вот моя жена и пальцем на это не шевельну…
(Осекся).
ПОЛЯ. Ва… ваша жена? (Пауза). Мои глубочайшие соболезнования.
МИША. Теперь вы все знаете. И скажите – ну и что же мне теперь с ними делать? Удавить их обоих, да и засушить на одной странице в гербарии? Но ведь я, увы, энтомолог, я и мухи не трону. А не то бы – клянусь! – с каким же преогромнейшим удовольствием я вот этими вот недрогнувшими руками, не моргнув глазом, взял, да и удавил нафиг их обоих – и мою жену, и вашего муж…(Осекся).
ПОЛЯ. Моего мужа?!!.. (МИША виновато моргает, расстроенный очередной своей проговоркой). Так этот великолепный мерзавец – мой муж!?.. (Оседая на пол). Ох, мне плохо…
МИША. Не умирайте – это нечестно! Да вы же только чуть из платья не вылезли, клятвенно обещая, что я из-за вас не буду стесняться, а сами…
ПОЛЯ. Мой Димуля, мой дорогой муженек… и ее… в шею!.. Предатель!!.. Ах! (Поникла).
МИША. О, Господи! (Трясет ее). Вставай, страна огром!.. Боже, что я несу? Вставай, проклятьем заклеймен!.. Ну нич-чего не соображаю! Прямо голова вверх ногами. Такой патриотизм вдруг попер, что ну просто хоть топор вешай… Да, скорую! Где мой мобильный?.. Вот! Алё, скорая? Приезжайте! Срочно! Женщине плохо! Ну а заодно – если вам не трудно – прихватите для меня еще и психиатра! Со мной-то что? Представляете? – небывалый приступ патриотизма!!..
(ЖЕНЯ на кухне разговаривает по телефону).
ЖЕНЯ. Ой, Любаша? Привет! А у нас тут дома ой, что твори-ится!.. Слушай всеми своими ушами сюда. Короче, я со своими новенькими соседями, парой семейной, Полей и Димой моего Мишку разыграла – что якобы Дима клеился на кухне ко мне с поцелуями. Ну а мой-то энтомолог возьми, да и ляпни об этом Поле. Ну а та – бряк! – и в обморок. Да нет, нет, понарошку! Она же актриса! Да ну не, Люб, в натуре! В театре она ишачит! Да я, Люб, самым дорогим, самым что ни на есть святым в нашей семье – муравьем Мишкиным клянусь, что она актриса!.. Ну и, короче, так натуральненько в обморок-то она звезданулась, что Мишка с перепугу вызвал скорую. Ну, приехали врачи, осмотрели и хотели уже – представляешь? – Полю в морг везти, да вот тут-то она возьми и очухайся! После чего уже врачи чуть сами не грохнулись в обморок. От шока. Еще бы – покойница ожила!.. Вот, в общем, такой у нас и вышел спектакль на дому. И теперь вот уж четвертый день после этого Мишка ходит мрачнее тучи, и даже своего муравья ненаглядного кормить позабросил. И о чем он эти дни головенкой своей соображает – об этом один лишь Бог знает!.. Ой, а вот и он! Явился! Да ну какой Бог? – Мишка! С работы вернулся! Ладно, попытаюсь его хоть теперь-то разговорить. Все, пока, Любаша!.. (Появился МИША). (Лучезарно). Мишенька!..
МИША. Ну?
ЖЕНЯ. А ты знаешь, что я за прелесть сегодня утром видела во дворе?
МИША. Опять собаки с соседнего дома кругом навалили?
ЖЕНЯ. Не-ет! Я видела голубя и голубку. И как же смешно он за нею ухаживал! Представляешь – грудку свою по-генеральски раздул, что-то булькает и так и вертится, так и вертится перед нею!
МИША. Ну и..?
ЖЕНЯ. Ну, я и вспомнила, как и ты перед нашею свадьбой за мною очень смешно ухаживал.
МИША. Да, наверное… Но послушай, Жень… Ты лучше мне вот что скажи…
ЖЕНЯ. О чем, Миш?
МИША. А за эти четыре дня ты что, случайно не… целовалась с соседом?
ЖЕНЯ. Я?!!
МИША. Значит, ни разу?
ЖЕНЯ. Ни полразика.
МИША (озабоченно). Ну и дурочка…
ЖЕНЯ. Что… что ты хочешь этим сказать!?
МИША. Но он хоть по-прежнему на тебя глядит, как майский жук на жучиху, перед тем, как…?
ЖЕНЯ. Не-ет. Он уже пучит жучьи свои глазенки в другую сторону.
МИША. Жаль. Лучше бы он их на тебя пучил.
ЖЕНЯ. О чем ты говоришь!?
МИША. Да вот боюсь, что он к тебе охладел.
ЖЕНЯ. Ты этого… боишься?..
МИША. Да. Потому что я как-то подумал – а ведь какая же из вас выйдет чудесная пара!
ЖЕНЯ. Из меня!? С ним!?
МИША. Уверяю – да вы ведь просто идеально созданы друг для друга.
ЖЕНЯ. Это мы с тобой идеально созданы друг для друга!
МИША. Однако с ним еще идеальнее.
ЖЕНЯ. Миша! Ну вот как, как ты можешь так говорить?
МИША. Могу. И знаешь, почему?
ЖЕНЯ. Почему?
МИША. Да потому, что и я утром видел возле автобусной остановки двух влюбленных голубков. И я… и я в них вообразил…
ЖЕНЯ. Кого? Нас?
МИША. Нет. Меня и… Полю!..
ЖЕНЯ. По-лю!?
МИША. Да. Ведь за последние эти дни я окончательно понял, что по-настоящему люблю лишь ее, Полю.
ЖЕНЯ (в ужасе). Ты?.. Любишь Полю?..
МИША. Да. Так что бросай-ка меня, Жень, ко всем чертям и выходи радостно замуж за соседа.
ЖЕНЯ. Погоди. А с какого ж такого бодуна ты в нее втрескался?
МИША. Понимаешь ли, Жень… Я всегда считал актеров и актрис крайне легкомысленными созданиями, готовыми ради успеха пойти на любую хитрость, на любое коварство…
ЖЕНЯ. О, да, Миш, они – такие!
МИША. Но – не Поля! Она – сама чистота, сама искренность… Это такая тонкая и ранимая натура… Ну а как она переживала измену ее мужа с тобой? – Господи! Да ведь дело чуть ли не до морга дошло!
ЖЕНЯ. Миша! Но ведь мы же тебя разыграли!
МИША. Разыграли?.. В смысле?
ЖЕНЯ. В смысле – что ну не было у нас с Димой никаких поцелуев, никаких жучьих взглядов, ничего не было! Абсолютно! Ноль!
МИША. То есть как это не было? Вы же оба честно в поцелуях признались.
ЖЕНЯ. Да! Честно! Но – понарошку! А подучила нас этому обману знаешь, кто? Да твоя «чистая» Поля!
МИША. Поля?..
ЖЕНЯ. Поля!
МИША (бормочет, с нежностью). Ишь, какая хитроумная и забавная девочка! Вот озорница!.. Ну и зачем же она вас, двух таких доверчивых губошлепов, этому подучила?
ЖЕНЯ. Чтобы ты стал меня ревновать.
МИША. Я? Ревновать? Для чего?
ЖЕНЯ. Да чтобы ты меня опять заново полюбил! Вместо своего ненаглядного Пантелеймона!
МИША. Так вы… и правда меня втроем разыграли?
ЖЕНЯ. Да! Да! Не веришь – спроси об этом у Димы с Полей – они подтвердят! Ну – спросишь?
МИША (помолчав, задумчиво). Так еще и их-то расспрашивать? А – зачем? Что это даст? Ведь я уже всем своим сердцем полюбил ее, Полю. И никакие расспросы тут уже нич-чего не изменят!
ЖЕНЯ (в отчаянии). Миша! Ну а мы-то, мы-то с Пантелеймоном чем ее хуже?! Гадина! Приворожила нашего с муравьем мужика! Да глаза бы мои ее больше не видели!
(Появилась ПОЛЯ).
ПОЛЯ. Приветик!
МИША (падает перед ней на колени). Поля! Я вас люблю!
ПОЛЯ (ошарашена). Здра-асьте, приехали! Чего-то никак репетируем?
ЖЕНЯ. Хуже. Малость черепком тронулся.
ПОЛЯ. Да-а? А ну-ка, ну-ка… (Щупает у Миши лоб, затем какое-то время водит у него перед носом пальцем, который Миша так и тянется поцеловать).
ЖЕНЯ. И как?
ПОЛЯ. Затрудняюсь с ответом. Хотя реакция вроде бы и вполне нормальная – кобелиная. И давно это горе с ним?
ЖЕНЯ. Да минут уж пять, как с катушек съехал. Эх, и полюбил же я, говорит, Жень, ненаглядную эту своло… эту Полю, полюбил ее всей душою, как сивый мерин!
ПОЛЯ. Это правда, мери… больной?
МИША. Святая.
ПОЛЯ. Да уж знаем, знаем мы, бабы, эту вашу мужичью – прости, Господи! – «святость!»… Видали, слыхали, трогали… Ну а теперь к делу. Моему Димону с этой минуты о своей страстишке ко мне – ни слова.
ЖЕНЯ. Почему?
ПОЛЯ. Да потому что кое-кто мне уже признавался в своей любви.
ЖЕНЯ. И что?
ПОЛЯ. Что? Да трое из этих Ромео теперь на костылях шастают, четвертый радуется жизни из инвалидной коляски. Ну а еще двое прячутся от моего Димки за границей, причем из конспирации спят исключительно под кроватью и с широко распахнутыми глазами, в которых навеки застыл бесконечный ужас.
ЖЕНЯ. Офонаре-еть…
ПОЛЯ. Ну, фонареть будете, когда мой благоверный узнает, что кое-кто опять положил глаз на его супругу. Так что очень рекомендую некоторым энтомологам взять паузу на тему своих нежных чувств ко мне и подержать ее хотя бы с годик. Надеюсь, вы все поняли, вождь насекомых?
МИША (блаженно на нее глядя). Не-а!
ЖЕНЯ. Миша!..
ПОЛЯ. Ну хорошо. Ну а хотя бы месяц, месяц-то не заикаться о своих чувствах ты можешь, пока я что-нибудь не придумаю? Да, и еще. Учти, что Димка злой сейчас после облома с охотой, и ружьецо у него наготове. Так что костылями, боюсь, на этот раз дело не обойдется. Ну – и хватит тебя на месяц? МИША. Не-а!
(ЖЕНЯ всхлипнула).
ПОЛЯ. А, черт с тобой, неделю! Ну так что – какую-то недельку несчастную язычок свой поганенький за зубами подержишь?
МИША. Навряд ли, моя царица.
ПОЛЯ. Та-а-ак! Ну а если царица твоя подколодная наконец-то сознается, что мы тебя со всеми этими поцелуями, как последнего фраерочка обули, тогда как?
ЖЕНЯ. Да я уже говорила, говорила ему, что мы его обманули!
ПОЛЯ. Да? А он?
ЖЕНЯ. Как бычина, уперся: « И все равно, говорит, люблю я ее, эту своло… соседку, люблю я ее, соседку!»
ПОЛЯ. А теперь слушай сюда, жучок-долгоносик ты стоеросовый. А ведь это я, я, соседка твоя любимая, да царица твоя подколодная и затеяла сыграть перед тобою весь этот спектакль. Это именно по моим советам Димка и Женя четыре денька назад и водили тебя за нос со своими мнимыми поцелуями. Ну и как – а теперь-то, я надеюсь, ты меня ненавидишь?
МИША. Я? Тебя? Обож-жаю! (Тянется с поцелуем).
ПОЛЯ. Ну вот хоть кол на башке теши…
ЖЕНЯ (истерично). Удавлю гада!..
ПОЛЯ. Не суетись. Димочка и сам все, что надо, сделает, за ним, уверяю, не заржавеет. Да, а пока… (Звонит). Алло, справочная? Мне бы, пожалуйста, телефончик какой-нибудь недорогой фирмы ритуальных услуг…
ЖЕНЯ. С ума сошла!?
ПОЛЯ. Ни в малейшей степени. Просто я отлично знаю своего мужа… Какой, говорите, номерок? Спасибо. (Звонит). Это ритуальные услуги? Очень приятно. Представляете – хотим заказать у вас не очень дорогой, но гостеприимный и уютный гробик. Рост усопшего? Да примерно (называет). Потребуется ли духовой оркестр? Сейчас спрошу у покойника. (Мише). Оркестрик будем, нет, заказывать?.. (В трубку). Да какие шутки, девушка? О чем вы? Да с таким упрямым покойничком тут не то, чтобы, извиняюсь, шутить, а просто, знаете, в три ручья буквально рыдать приходится… Да, пока – относительно – он живой. В некоторых – не будем уточнять, в каких именно – местах. Однако в общем и целом так и рвется, так и рвется на тот свет, как будто это самая заветная мечта всей его жизни… Да, а заодно организуйте нам, как положено, и веники с пивом… бррр!.. венки с соответствующими надписями. Ну, там - от безутешной вдовы, от коллег по работе, от убивших его соседе… бррр!.. от убитых горем его соседей…Ну а на самом большом, на главном венке, пожалуйста, крупно и золотыми буквами напишите: «От благодарных насекомых». Почему от насекомых? Понимаете, девушка…
МИША (шипит). Да ты не в ритуальные услуги, а в ЗАГС, в ЗАГС звони! Чтобы сегодня же развестись с мужем и за меня выйти!
ПОЛЯ. Извините, девушка, но у покойника несколько изменились ближайшие планы. Перед смертью ему вдруг приспичило заскочить в одно место. Ну аж прямо ножками сучит, так уж ему туда загорелось. Куда? Да в ЗАГС, в ЗАГС. Для чего? Да вроде бы как на типа экскурсию. По местам, так сказать, боевой и половой слав…
МИША. Нет! Чтобы со своей разойтись и на тебе сразу жениться!
ЖЕНЯ. Н-ну, Мишка! Ну вот какая же ты все-таки после этого распоследняя сволочь! Тебе-то хорошо – ты умрешь скоро, ну а мне-то, мне-то каково одной оставаться? Скотина! И с какого ж это такого бодуна ты жизнь свою на насекомых ухлопал? Да ведь тебе же – при твоей-то натуре – куда ближе и роднее другая живность. А именно – крупный рогатый скот!
(Появился ДИМА).
ДИМА. Добрый вечер.
ПОЛЯ. Ой, девушка, извините, но у нас как раз смерть пришла! Я вам перезвоню!.. (Отчаянно). Димочка!!..
ДИМА. Что случилось? Ты так кричишь, будто кто-то умер.
ПОЛЯ. Ты угада… То есть пока нет, но… Знаешь, Дим… а ведь нашему соседу совсем-совсем худо.
ДИМА. Ему? Худо?..
ПОЛЯ. Представляешь, ему ну так, так поплохело, что ему в голову пришла одна очень нехорошая, совершенно несообразная идея.
ЖЕНЯ. Более дурацкой идеи в природе просто еще не существует.
ПОЛЯ. И если он ее сейчас брякнет, то ты уж, пожалуйста, не обращай на нее никакого внимания.
ЖЕНЯ. А не то ему уж ну совсем плохо станет.
ПОЛЯ. Мы ведь из-за этого, Димуль, даже знаешь, куда недавно звонили?
ДИМА. Куда?
ПОЛЯ. В психоневрологический диспансер. Чтобы они его на лечение взяли.
ЖЕНЯ. И чтобы на него сразу там надели смирительную рубашку. А еще лучше – какие-нибудь железные смирительные штаны.
ДИМА. Гм… Ну и что? Из диспансера приезжали?
ПОЛЯ. Нет. Но перетолковали с больным по телефону.
ДИМА. И что?
ПОЛЯ. Выслушали его идею и говорят – безнадежен.
ЖЕНЯ (всхлипнув). Да тут, говорят… даже и смирительные штаны ничем не помогут.
ДИМА. И какая же все-таки, интересно, у него идея, против которой даже железные штаны бессильны?
ПОЛЯ. Абсолютно бредовая.
ЖЕНЯ. У меня от нее даже уши дыбом встали.
ДИМА. Предположим. Но не пора ли наконец-то нам послушать и первоисточник? Пока он на тебе, Поль, своими глазищами дыру не протер.
ПОЛЯ. Ты только, Димуль, в руках себя держи – хорошо?
ДИМА. А при чем тут я? Или это что… и меня как-то касается?
ПОЛЯ. В какой-то степени. Но только ты потом, пожалуйста, его ничем не касайся. Даже если тебя после его-то слов ну так и потянет, так и потянет к нему чем-нибудь прикоснуться.
ДИМА. Меня-то? Но ведь я же, слава Богу, не какой-нибудь, пардон, голубой.
ЖЕНЯ. Зато табуретка желтенькая.
ДИМА. Табуретка?.. А при чем тут табуретка?
ПОЛЯ. Ну, как… А вдруг ты, услышав его слова, схватишь ее, да и… и… приложишь ему по баш… в смысле предложишь ему посидеть.
ДИМА (Мише). Но и все-таки – и какова же ваша уже так широко распиаренная идея?
МИША. А она очень простая. Я люблю Полю и хочу сам на ней жениться.
ДИМА (ошеломлен). Ты… ты любишь мою Полю?
МИША. И хочу сам на ней жениться.
(Пауза. Наконец ДИМА вплотную подходит к Мише и с размаху… крепко пожимает ему руку).
ДИМА. Спасибо! Огромное!
ПОЛЯ и ЖЕНЯ (ахнув). За что!?
ДИМА. А то я ведь и сам, по правде, собирался завести речь на эту тему, да все не хватало духу. А вот вы… вы…
ПОЛЯ. Это на… какую такую тему?
ДИМА. Да, Поля, да! Увы, но – да! Вот уже четвертый день, как втрескался я, как последний мальчишка, в Женю и мечтаю на ней жениться.
ПОЛЯ. Что-о-о!?
ДИМА. Да, я скотина, сволочь, но это так, дорогая.
ПОЛЯ. Мне – плохо…
ДИМА. Кто бы знал, как мне сейчас хорошо! Вот, наконец-то распахнул я свое сердечко, и как же сразу на душе полегчало. И вообще, у меня ведь за последние эти дни ну будто крылья за спиною выросли!
ПОЛЯ. Да уж лучше б у тебя кое-что спереди отвалилось.
ДИМА. Ну-ну-ну, не бурчи, моя рыбка. А лучше и впрямь-ка выходи радостно замуж за этого прекрасного человека.
МИША. Да-да! Идемте со мною в ЗАГС!
ПОЛЯ. А что? И рыбка пойдет, пойдет!
ДИМА. Молодец!
МИША. Спасибо!
ПОЛЯ. Но только не в поганый ваш ЗАГС, а…
ДИМА. Куда?
ПОЛЯ. Куда? На речку! Топиться!
МИША. Поленька!..
ПОЛЯ. Да! Да!
ДИМА. Что ж, счастливого купания, моя рыбка. Только, умоляю, ногу по дороге не подверни. А не то ведь и до реченьки так можешь не добраться.
ПОЛЯ. Не переживай – доберусь! Ну а ногу подверну – на руках до реки дойду! (Убегает).
МИША. Ну и зачем же вы с нею так? Баба-то ведь – по бартеру – как-никак, а уже моя.
ДИМА. Эх-хе-хех! Сразу видно, что вы еще не были на актрисе женаты. Так вот Полечка моя за все наши совместные годы уже раза четыре убегала топиться, три раза успешно вешалась под мои бурные аплодисменты, ну и вдобавок частями слопала где-то около стакана крысиного яда, разнообразя его время от времени импортным мышьячком.
МИША. Иди ты.
ДИМА. Клянусь. Вот что значит актриса с задатками режиссера. Так что к регулярным и многочисленным и к тому же вполне профессиональным смертям своей женушки я уже как-то попривык. Во какая мозоль у меня на сердце! С подошву!
ЖЕНЯ. Миша!..
МИША. Да, моя дорогая крыск…мышк… ягодка моя?
ЖЕНЯ. Обращаюсь к тебе сугубо, как к энтомологу. Скажи, где у нас в городе можно купить муху це-це?
МИША. А зачем тебе?
ЖЕНЯ. Я ее попрошу, чтобы она меня укусила.
МИША. Женечка! Дорогая! Ну вот какая, какая муха теперь тебя-то, тебя укуси… Одним словом – не говори глупости.
ЖЕНЯ. Я серьезно. Я не какая-нибудь, извиняюсь, артистка. Я, страшно сказать, уважаемый, заслуженный парикмахер. И я знаю цену своим словам. Короче – где я могу раздобыть эту муху?
МИША. Ну как где? Поспрашивай в аптеках. Не найдешь – загляни в зоопарк. Может, там из-под полы что-нибудь из контрафакта предложат.
ДИМА. А еще проще – догони Полю и попроси ее тебя укусить. Результат, уверяю, будет тот же самый.
ЖЕНЯ. Жаль, что она вас-то, смотрю, до сих пор ни разу не укусила!
(Уходит, хлопнув дверью).
МИША. Ты что, не любишь Женю?
ДИМА. Почему? Люблю.
МИША. Тогда почему порекомендовал ей укус Поли?
ДИМА. Слушай, да я же в шутку. А вот ты, ты зачем подсказал, где ей искать эту ядовитую муху?
МИША. Ну я же знаю, что их еще пока не завозили в аптеки.
ДИМА. А как же зоопарк?
МИША. Да и там абсолютно дохлый номер. Как показывают многочисленные научные опыты, эти мухи, только-только попав в Россию и как следует оглядевшись, тут же сами себя кусают.
ДИМА. А-а.
МИША. А вообще, Женя у меня… у тебя ну прямо, как Господь Бог.
ДИМА. В смысле?
МИША. В смысле – да ни один волос не упадет с головы человека без ее милостивого соизволения.
ДИМА. Но ладно, а сейчас, пока наши дамы после своих самоубийств не вернулись, мы тут с тобой… У меня же водчонка после охоты осталась!
МИША. Гениально.
(ДИМА быстро принес водку, разливает, ставит кое-какую закуску).
ДИМА. Ну – за наших новеньких женушек!
МИША. И плевать на поговорку, что новенькое – это хорошо забытое старенькое.
(Пьют).
ДИМА. Ох, и повезло же тебе с женою!
МИША. Я знаю. Спасибо тебе за Полю.
ДИМА. А тебе за Женю. Но только знаешь, Миш, как можно из Полины настоящего человека сделать, когда утопленница эта вернется?
МИША. Как?
ДИМА. Мне это не вполне удалось, так хоть, может, тебе удастся.
МИША. Да как, как?
ДИМА. А возьми-ка ты ее как-нибудь с собою в лес… на охоту!.. Какая красотища в лесу — Боже мой! Голубое небо, солнце, облака, простор, воля!.. Опять же птички не достреленные поют, зеленеет травка не докурен… не докошенная… Словом — рай! И вот когда ты даму-то свою ненаглядную по болотам, да по кочкам с тяжеленным рюкзачищем и ружьем на хребте километров десять-пятнадцать за собою протащишь… подстрелив по пути при большой удаче какого-нибудь зазевавшегося турист… зверюгу!.. то вот тогда-то родимая твоя баба самым настоящим мужиком-то и станет!
МИША. Да? Но послушай… Ну а нафига мне в семье второй мужик?
ДИМА. В смысле — супербабой она станет.
МИША. Ну, супербабой — куда ни шло. Ну а ты, ты, Дим, мою Женечку тоже на природу как-нибудь выведи. Полюбоваться всякими там бабочками, кузнечиками, стрекозками, да и всякой другой замечательной и неповторимой мелкой сволочью… Я-то ведь так и не сумел пробудить в Женечке любовь к насекомым — но, может, ты сумеешь? А что? Декабристы же вон сумели пробудить Герцена.
ДИМА. Да Герцена бы и я разбудил — вот делов-то. Ка-ак бабахнул бы из двустволки у него над ухом!.. Ладно, а теперь выпьем опять за наших дам. Не-ет, сделаем, сделаем мы из них настоящих человеков!
МИША. И не просто человеков — а человеков во-от с такой большой грудь… то есть во-от с такой большой буквы! Однако, ладно, погнали!
(Пьют, закусывают).
ДИМА. Так что забирай, Мишунь, мою Польку. Хоть и жалко ее отдавать, а что делать? Очень уж я втрескался в твою Женю.
МИША. Взаимно.
ДИМА. Ну уж такая, такая, доложу я, Полька жена, что и врагу бы не пожела… в смысле, да любому врагу только ее бы и предлагал. На, мол, забирай ее, вражья морда, пользуйся в свое удовольствие моей супружниц… неслыханной моей добротой! Да я, я ведь после второго-то стопаря… Короче, забирай у меня и жену, и тещу в придачу — самых дорогих мне людей!
МИША (пьяно целует ему руку) Спасибо!
ДИМА. А ведь как жена у меня в сердце-то до сих пор-то сидит? Ну а как любимая теща сидит у меня в печенках? У-у-у!..
МИША. Ну а я, Дим, тебе тогда своих отдаю жену и тещу! Свои два луча в моем темном царстве! Да я ж после второго-то стакаши… Ну а хочешь… хочешь, отдам тебе самое что ни на есть для меня святое?
ДИМА. Неужели даже святее самой тещи?
МИША. Еще святее.
ДИМА. Да быть не может.
МИША. Клянусь! Вот — видишь эту банку с замечательным муравьем? Имя ему Пантелеймон. Дарю!
ДИМА. Та-а-ак! А почему это муравей у нас до сих пор ни в одном глазу?
МИША. А ты знаешь, что дареному муравью в зубы не смотрят?
ДИМА. Ну, смотреть — не смотреть это дело десятое, а вот налить ему в зубы за столь приятное знакомство это дело святое. Итак, значит, Пантелеймон?
МИША. Он самый.
ДИМА. Ясно. Третьим будет.
МИША (всматривается). Ох, а как он похудел-то за эти четыре дня - Господи! Ну прямо кожа, да кости. Прости меня, мой скелетик, что я тебя совсем из-за Поли моей забыл!
ДИМА. И он прощает, он добрый. По запавшим глазенкам вижу, что добрый. Ну так что, узник стеклянного Гуантанамо, бухать будешь?.. Молчит.
МИША (глубокомысленно). Боится проспиртоваться.
ДИМА. Да ну?
МИША. Ей-ей. Я ведь его давно изучаю. Ну а поскольку я большой демократ, то и ему позволяю меня изучать. Так что и он проводит на мне параллельно свои муравьиные опыты. Я — его подопытный человек.
ДИМА. Хорошо, пусть проводит, но только почему он без бабы?
МИША (важно). Эксперимент. Я желаю научно удостовериться, способен или нет муравей в одиночку выстроить муравейник.
ДИМА. В одиночку? Ну уж не-ет! Никакого инди… индивидуализма! Обязательно надо ему помочь в его благородном деле! И я ему помогу. Вот этими вот стальными недрогнувши… стальными, но почему-то малость трясущимися руками. Ну а теперь, Миш, пусти меня к нему в банку!
МИША. Ди-ма! Не лезь в бутылку… то есть в банку. Если не хочешь схлопотать от Пантелеймона по морде. Он ведь настоящий ядреный русский мужик. И будет защищать родную фазенду до последней капли крови из носа любого очередного агрессора.
ДИМА. Тогда, Миш, ты мне ответь — ты почему для него скупишься? Набросал, понимаешь, ему в банку какой-то дряни — прутики, щепочки, и доволен.
МИША. Я? Я для Пантелеймона скуплюсь? Да я ему последние свои штаны, оторвав их от… сердца, отдам!
ДИМА. Штаны? А ты их мерил? Может, ему эти твои штаны малы будут?
МИША. Не исключаю.
ДИМА. То-то и оно. И все же скажи — почему ты на стройматериалах для муравейника экономишь? А вот я, я… Да я такой, такой муравейник ему отгрохаю! Это же будет стройка века! Покруче БАМа! Круче газопровода «Сила Сибири»! Это тебе не какие-то драные штаны с барского плеча отдавать! Да не в штанах сила, Миш, пойми!
МИША. Знаю. Она из штанов вся в Сибирь ушла. Так я иногда ночью и жене объяснял, когда мы с нею… Ну да это неважно.
ДИМА. Именно, что в Сибирь. Ну а сейчас наша с тобой задача — это построить коммунизм в одной отдельно взятой банке. Ну, что, Пантелеймоша - коммунизм хочешь? Кивни башкой, если хочешь.
МИША. Не-а, не кивает.
ДИМА. Стесняется. Хотя с детства, поди, стервец, о коммунизме мечтает. Не удивлюсь, если и партбилет где-то под щепкой затырил.
МИША. Рядом с корочкой от «Единой России».
ДИМА. Но ладно, пора и за дело. Я, наверное, сейчас из стройматериалов ему знаешь, что? - кусок кирпича туда брошу.
МИША. Не надо.
ДИМА. Надо. Он хочет. Настоятельно требует кирпича для своей стройки века. Да ты глянь, глянь на него — да ведь вся его морда так кирпича и просит.
МИША. Ладно, хватит! Все это, Дим, мы еще обмозгуем. А пока бросим Пантелеймону хлебную крошку, а сами покумекаем, за что бы нам еще-то выпить, пока водочка не остыла.
(Налили).
ДИМА. Ну — чтобы нашему дорогому Пантелеймоше сразу все-все-все в жизни досталось — и муравьиха в отдельно взятой банке, и коммунизм ему в койку сладенький…. Или, может, наоборот?..
МИША. Ну а если уж совсем все это коротко, то — коммунистку сладкую ему в койку!
ДИМА (одобрительно). Тост принимается. Хоп!
(Пьют, закусывают).
МИША. Ну а теперь, Дима, скажу тебе главное…
ДИМА. Главное? О чем ты? Главное ведь сейчас для нас — это чтобы у Пантелеймона вдруг взял, да и появился член в койке. Член славной нашей коммунистической партии!
МИША. Полностью согласен. Флаг нашему муравью в руки и партийный член ему в это самое… в койку… Или, может, наоборот?
ДИМА. Вот и я ничего не понял.
МИША. Ну да так или иначе, но в обозримом будущем это для нас, товарищи, первоочередная задача, которая связана с муравьем.
ДИМА. Ну так еще бы! Строительство коммунизма в одной отдельно взятой банке — да до такого не дотумкали даже сам Карл Маркс со своим подельником Фридрихом Энгельсом.
МИША. Согласен с тобою, Карл, целиком и полностью. Но послушай и меня, Фридриха. Я ведь сейчас хочу сказать совсем, совсем о другом.
ДИМА. О другом? О чем?
МИША. Но только — тссс! Строго между нами — Карлом и Фридрихом. Как, ферштеешь?
ДИМА. Ферштею, Фридрих. Карлуша — могила.
МИША. Замечательно. Итак — но опять повторяю: тссс!
ДИМА. Тссс!
МИША. Прекрасно. Итак, твоя Женя….
ДИМА. Что — моя Женя?
МИША. Она… она не способна иметь никаких детей.
(Пауза).
ДИМА. Это что… п-правда?
МИША. Правда. Сам проверял.
ДИМА. Та-а-ак… Ну и что делать? Одно остается — самому мне теперь это дело проверить. А вдруг от меня родит.
МИША. Проверь. Сам знаешь, что тебе в руки. Или в какое другое, более подходящее для флага место. Ах, если б ты только, Дима, знал, как всю жизнь я мечтал иметь свою доченьку!
ДИМА. Ну а я, я, Миш — сыночка!.. Чтобы на охоту ходить с этим балбесом!.. Как же я старался, делая этого пацана, как я старался! Но…
МИША. Что — но?
ДИМА. Поля категорически против ребенка.
МИША. Поля против ребенка?
ДИМА. Да. Пока. Вот еще, говорит, годиков хотя бы этак пяток поиграю в театре, а уж потом, так и быть, рожу, кого хочешь.
МИША. Еще пяток годиков?
ДИМА. Да. А уж как, говорю, я старался, делая своего собственного, своего дорогого мальчика — если б ты только, Миша, знал!
МИША. Ты, Дима, так говоришь, потому что не знаешь, как старался я, делая свою собственную, свою ненаглядную доченьку.
(Появилась ПОЛЯ).
ПОЛЯ. Дима! Можно тебя на минутку?
ДИМА. Ну, Поля, знаешь — а для утопленницы ты очень даже неплохо выглядишь.
МИША. Д-даже и обсохнуть, я смотрю, уже успела.
ПОЛЯ. Перестаньте, я серьезно. (Отводит Диму в сторону). Дима!..
ДИМА. Ну?
ПОЛЯ. Димочка!..
ДИМА. Димочка весь внимание.
ПОЛЯ. Димуля!..
ДИМА. Добиваешься, чтобы теперь я побежал топиться?
ПОЛЯ. Дима! У нас будет ребенок!
ДИМА. Это что — очередной твой розыгрыш? Но ведь ты же взяла на эту тему пятилетнюю паузу.
ПОЛЯ. Взяла. Ну а потом… потом я решила все-таки маленько родить.
ДИМА. Опаньки...
ПОЛЯ. И я, я… Короче, поздравь меня, я — беременна… Ну — чего молчишь?
ДИМА. Определяюсь: и как же — радостно или кисло мне теперь тебя поздравлять? В смысле: ну и кем же мадам собирается меня осчастливить — мальчиком или…
ПОЛЯ. Девочкой.
ДИМА (огорчен). Девочкой?..
ПОЛЯ. Во всяком случае, именно об этом с самого начала все диагнозы говорили. И я несколько месяцев от тебя это скрывала, зная, как ты мечтаешь о мальчике. Одно время даже об аборте подумывала, но потом решила — а, девочка, так девочка! Если даже, думаю, ты меня и бросишь, то уж как-нибудь одна воспитаю малышку. Ну а сейчас я взяла, да и снова в поликлинику заглянула. На всякий, знаешь, пожарный… Ну и что ты думаешь?
ДИМА. Я? Да ничего я не думаю. Я просто тупо подавлен.
ПОЛЯ. Ну и напрасно. Потому что на этот раз мне сообщили, что у меня будет… мальчик!
ДИМА. Мальчик!? Это — точно?
ПОЛЯ. Абсолютно точно. Оказывается, предыдущий врач из этого кабинета был халтурщиком с фальшивым дипломом. И его диагнозы частенько не оправдывались. А сейчас у них новый, хороший врач. Который и сообщил мне о мальчике! Да я вот и справку для тебя специально взяла. (Показывает).
ДИМА (жадно ее читает). И правда… Ур-р-ра!.. У меня будет мальчик! Миша!..
МИША. Аюшки?
ДИМА. Отбой! Я забираю обратно мою Полю!
МИША. Вот те на. Почему?
ДИМА. Оказывается, она вот уже пятый месяц, как втихаря строгает мне мальчугана.
МИША. О, поздравляю!
ДИМА. И я ее опять полюбил!
ПОЛЯ. Тоже втихаря? И на сколько месяцев?
ДИМА. На всю жизнь! Ну а теперь, дорогая, идем к себе. Еще раз все это обсудим.
ПОЛЯ. Идем, любимый!
(Они уходят, обнявшись).
МИША. Счастливые… А вот я, я… Лишь одна отрада и осталась у меня в жизни, что мой верный Пантелеймон…
(Ворвалась ЖЕНЯ).
ЖЕНЯ (в смятении). Миша! Мишенька!..
МИША. Что такое? Муха це-це тебя все-таки укусила?
ЖЕНЯ. Нет!
МИША. А-а! Ты ее укусила первой?
ЖЕНЯ. Да нет же! Знаешь, что со мною сейчас случилось?
МИША. Что?
ЖЕНЯ. Только-только я на улицу из дома выхожу, и вдруг раз! - и падаю в обморок.
МИША. О, Господи!
ЖЕНЯ. Меня — в скорую. Смотрят — у меня что-то серьезное. И - в больницу. А вот там уже меня более основательно осмотрели. И знаешь, отчего моя слабость?
МИША. Ну, она бывает в двух случаях. Или — когда не доешь. Или - когда перепьешь.
ЖЕНЯ. Да не-ет! Я — беременна!
МИША. Что-о-о!?
ЖЕНЯ. Да!
МИША. Но врачи же уверяли, что ты бесплодна.
ЖЕНЯ. Уверяли. Однако китайцы не так давно изобрели некий препарат в виде таблеток, помогающий при бесплодии. И я уже год, как их принимаю.
МИША. Вот те на. Мне ты об этом ничего не говорила.
ЖЕНЯ. Ни слова.
МИША. Почему?
ЖЕНЯ. Из суеверия, боялась сглазить.
МИША. Так ты и правда беременна?
ЖЕНЯ. Да! Да! И ребеночек у нас — представляешь? - уже на третьем месяце!
МИША. Всего-то? А почему же такой молоденький?
ЖЕНЯ. Ну… вероятно… его папа в свое время плохо старался.
МИША. Я!? Я плохо старался!? Но я же с тобою, Жень, в постели день и ночь, день и ночь буквально трудился, как говорится, не покладая… сама знаешь чего.
ЖЕНЯ. Знаю. Банки с муравьем.
МИША. Ой, да ну хватит ревновать… Да, а кто будет у нас?
ЖЕНЯ. Кто?
МИША. Да, кто?
ЖЕНЯ. Девочка!
МИША. Точно?
ЖЕНЯ. Абсолютно точно.
МИША. Ур-ра-а!
ЖЕНЯ. Ну вот. Через какое-то время, благодаря замечательным китайцам у нас будет своя малышка.
МИША. Надеюсь, не китаянка.
ЖЕНЯ. И я надеюсь.
МИША. Ну а там уж, глядишь, и девчушка станет мне такой же родной, как и мой ненаглядный Пантелеймон.
ЖЕНЯ (вздыхает). Хорошо бы! Это — предел моих мечтаний!
МИША. Короче, Жень, ты у меня молодчина! И дай-ка я тебя за все твои труды в знак благодарности… в губки… (Тянется к ней).
ЖЕНЯ. Ну уж нет! Только в щечку!
МИША. Почему?
ЖЕНЯ. Поцелуя в губки ты не заслужил из-за своего гадкого поведения в последнее время.
МИША. Ну Жень… Лишь один поцелуйчик в твои сладкие губки…
ЖЕНЯ. В щечку.
МИША. Ну милая…
ЖЕНЯ. В щечку!
(Поцелуй).
ЗАНАВЕС.