Судьба, как написано в словаре, – это независимый от человека ход событий. Всевидящий и Всезнающий, составляющий наши судьбы, одному отводит жизнь долгую и счастливую, даёт умереть в своей постели, а другому – горькую и непростую, с трагическим концом, и конец приходит именно тогда, когда человек начинает верить, что судьба к нему благосклонна. Самая большая тайна – почему? Ведь у нас у всех одинаковые стартовые условия, все мы рождаемся неприспособленными к этой жизни беспомощными младенцами. И намного раньше паспорта мы получаем судьбу, которую смогут дочитать только пережившие нас люди, и в которой мы не сможем изменить ни слова. Эти строки я пишу, перечитав свой рассказ об обыкновенном пареньке по имени Гоча из маленького грузинского села.
Гоча жил в небольшом доме на краю села вдвоём с матерью. Отца никогда не видел, тот оставил семью, когда малышу был годик. Мальчишка рос сам по себе, учился давать сдачи обидчикам, воровал яблоки, гонял на дряхлом велосипеде. И случилось однажды то, что перевернуло жизнь мальчишки. В город приехал цирк, который расположился на пустыре, недалеко от дома Гочи. В общем-то цирк как цирк, обычный шапито. Джигиты, гимнасты, жонглёры и прочие артисты. Но был номер – метание ножей, под названием «Мистер Лазер». Гоча напросился убирать территорию после концертов, за что у него был свободный вход на все представления, и как-то во время уборки он набрёл на угол, где «Мистер Лазер» тренировался. На заборе висел портрет Сталина, и метатель бросал ножи точно в лицо вождю. Гоча кашлянул, и артист повернул голову:
– Пацан, притащи ножи, устал я малость.
Боже, что это были за ножи, – длинные гибкие лезвия, ручки маркированы буквой «S» с линией, перечеркивающей букву по вертикали. Гоча держал нож в руке, и рукоять словно прилипла к ладони. За такие ножи можно было отдать всё. Метатель аккуратно, по одному, взял ножи у Гочи и снова положил перед собой на маленький столик. Пацана не прогнал. А тот следил за каждым движением артиста – как он брал ножи в руку, как делал замах, как бросал. Потом мчался к забору, вытаскивал ножи и мчался обратно.
Гастроли подходили к концу, когда случилось непредвиденное – Гоча не смог отыскать один из четырёх брошенных ножей. Искали вдвоем с «Лазером», искала вся труппа, – нож как в воду канул.
Вечером огорчённый метатель обнял перед отъездом мальчишку:
– Гоча, найдёшь – храни до следующих гастролей – вернёшь. И тренируйся…
На следующий день Гоча вернулся к забору – он чётко видел, что нож не вылетел за пределы забора. Отметил десятиметровую зону поиска и начал внимательно прощупывать доску за доской. После третьего пролёта он нашёл! Нож! Тот самый! От удара нож развернулся и боком вошёл в щель между досками. Гоча нёс его домой под рубашкой, и сердце колотилось, словно перепуганный птенец в клетке.
Нож стал главным богатством мальчишки. Каждый вечер он ходил к забору и учился метать нож, повторяя приёмы «Мистера Лазера», – сверху, снизу, с ладони. При броске освоил правильный хват за лезвие или за рукоять.
Шло время. У Гочи появилась любовь – Софико! Они всегда вместе шли домой из школы. Софико жила в большом двухэтажном доме, почти в центре, и Гоча был рад, что она не видела халупу, в которой они с матерью жили.
Как-то вечером за Гочей забежал приятель – всех пацанов села собирал Андроник, которого одни звали бандитом, другие – бизнесменом. У белого «Мерседеса» Андроник раздавал пацанам отступные – по сто баксов – чтоб не ухаживали за Софико и сообщали ему, если какой-нибудь приезжий хмырь положит глаз на его даму. Гоча не хотел брать, но Андроник сощурил глаза и скривил рот – приятели зашикали, и он, смяв купюру в кулаке, как ненужную бумажку, сунул её в карман. На пустыре, полный злобы и отчаянья, прикнопил ассигнацию к доске и метал в неё нож, пока она не превратилась в бумажные лохмотья.
Через месяц белый «мерс» Андроника, в котором он вёз Софико из Тбилисского театра, бандиты расстреляли из автоматов с двух сторон. Шансов спастись не было ни у Андроника, ни у Софико. После похорон девушки жизнь для Гочи потеряла смысл, школу он навещал через день, уроки забросил. Жил, полный горя и отчаянья. Жизненным пространством для парня стал пустырь, где он метал, и метал, и метал свою единственную драгоценность – нож «мистера Лазера».
Однажды мать позвала Гочу к дядьке:
– Пойдём, попрощаемся!
– Что случилось? – всполошился Гоча.
– В Израиль уезжает, – вздохнула мать, – будет там теперь бизнесменничать.
– Но туда только евреи едут! – удивился Гоча
– А мы тоже евреи – по бабушке твоей. Ты что – не знал?
– Нет. А что – мы все можем ехать?
– Можем-то все, но что мне там делать – мыть полы? Так я могу это делать здесь. А язык мне не одолеть – не способная я к языкам. Пусть едут, кто сможет там пробиться. Может, кто-то и устроится там, а я как-нибудь доживу здесь.
После прощанья с дядькой, у которого узнал координаты Сохнута – агентства по репатриации, Гоча решил уехать. В Грузии после смерти Софико жить не хотелось.
Через полгода по программе «Наале» Гоча уже был в Израиле. Ещё через полгода его забрали в армию, в артиллеристы, в «тутханим», а уже после трёх лет службы он вышел из армии высоким статным парнем. Девушку не завёл – никак не могло время вытравить из памяти Софико. Снимал квартирку на окраине Тель-Авива, работал охранником, «шомером» в школе, – после армии молодых парней брали на эту работу без проблем и достаточно охотно.
Брёл как-то мимо блошиного рынка, что был возле старой автобусной станции, скользя полусонным взглядом по рядам, где было всё – от медали «За отвагу» до валенок. И вдруг как током ударило, – увидел на тряпице три ножа «мистера Лазера».
Ну не мог он ошибиться – то же самое перечёркнутое английское «S» на рукояти.
Гоча поднял взгляд на продавца – и узнал в старушке жену «мистера Лазера», продававшую в кассе цирка билеты. Боже мой, как старит людей жизнь.
– Вы меня помните? Я – Гоча, из Грузии! – закричал Гоча.
Старушка отрицательно покачала головой.
– А где мистер «Лазер»? Как живёт-поживает?
– Какой Лазер? А, это ты про Лазаря – помер он. Уже месяц как нет его. На похороны деньги получила, а на жизнь пособия не хватает. Вот распродаю его вещи, никому это теперь не надо.
– А почём ножи?
– Пятьдесят шекелей за нож. Наверное, недорого?
– Нормально, – Гоча достал двухсотенную бумажку, подумал о сдаче, вспомнил об утерянном «мистером Лазером» ноже в далёком детстве, доставшемся бесплатно. Вот вам за всё. Сдачи не надо.
– Спасибо-спасибо, – благодарно закивала старушка. – Возьми вот чехлы под ножи, они старые, может, пригодятся тебе.
Чехлы были связаны между собой кожаными шнурками, и эта конструкция, висящая на шее, располагала ножи вдоль тела слева и справа. Пара – по бокам, пара – на уровне бедер.
Дома, примерив чехлы на себя, Гоча убедился, что в самом деле Лазарь придумал толковую штуку – ножи легко вынимались из чехлов и при ходьбе не мешали движению.
Перед сном Гоча протёр ножи и сложил их крестом – острием к острию, и когда они соединились, словно голубая искра проскочила между ними. Братья-ножи встретились.
Жизнь потекла своим чередом. На работу иногда Гоча надевал чехлы, чтобы после смены на пустырьке за школой тренироваться на щите, специально сколоченном из брошенных досок.
…В этот день у Гочи был выходной. В планах было записаться на курсы психотеста: хочешь-не хочешь, учиться надо, быть всю жизнь сторожем, – это не дело. Но в десять позвонил сменщик Дани, просил подменить – жена родила первенца, какая тут к чёрту работа, когда такая радость.
Автобус ждать долго не пришлось – через полчаса уже был на месте. Издали увидел – ворота у будки нараспашку, что не полагалось по инструкции. Гоча напрягся. Подбежал к будке, рванул дверь и увидел мёртвого Дани, держащегося за живот, из которого торчал нож. Гоча всё понял – террористы в школе. План созрел мгновенно – проникнуть в школу незаметно можно только через дверь на крыше и через неё попасть на последний этаж. Он знал место, где школьники лазали на крышу за залетевшим туда футбольным мячом. Через минуту он уже пытался открыть дверь на крыше – она не поддавалась.
Вдруг Гоча услышал голоса и спрятался за угол – дверь открывалась изнутри. Первым вышел завхоз Меир, за ним следом – бандит. Он оценивал обстановку, держа Меира под прицелом. Гоча сжал рукоять ножа и когда террорист остановился у угла, левой рукой зажал бандиту рот, а правой ударил в сердце. Плавно опустил убитого на крышу, шагнул к завхозу. Того трясло.
– Меир, сколько их?
– Не знаю, – завхоз не мог придти в себя
– Меир, это важно, надо их убрать по одному, а то они взорвут всю школу вместе с детьми.
– Пять или четыре, – очнулся Меир. – Точнее, пять.
– Меир, ты шёл с этой тварью, вспомни, где они стоят? – тормошил Гоча завхоза. – Тут же дети…
– На втором этаже в коридоре и на первом…
– Пошли…
В голове высветился полный план действий.
Гоча вернулся, снял куфию с убитого бандита и надел на голову.
– Надо замаскироваться, – подмигнул он трясущемуся Меиру. – Пошли!
На втором этаже выглянул из-за колонны – террорист стоял спиной.
Шаг вперёд – нож просвистел по воздуху мгновенно – бандит только и успел повернуть голову.
Главное – не поднимать шум. Вложил в руку третий нож и по лестнице спустился на первый этаж. Выглядывать опасно. Надо действовать неожиданно.
В два прыжка пересёк коридор и из-за противоположного угла метнул нож в бегущего к нему бандита. Тот упал с ножом в горле возле угла, где стоял Гоча.
Выхватив автомат, зигзагами побежал к учительской и столкнулся с главарём банды – невысокого роста парнем. На бегу сшиб его с ног, и тот, пролетев несколько метров, ударился головой об металлические входные ворота в школу. Удар ногой для страховки – и лежащий затих.
Из учительской выскочил перепуганный, с бледным лицом, директор школы.
– Скажите учителям, чтобы шли по классам, – скомандовал Гоча, – успокойте детей. Их надо организованно вывести из школы. А я открою ворота. Надо сказать, чтобы сняли оцепление и успокоили родителей. Представляю, что там творится за оцеплением с родителями детей.
Гоча отодвинул запор и начал открывать ворота.
Снайпер с балкона соседнего дома увидел террориста в куфие, открывающего ворота, видимо, с намерением улизнуть, прицелился, остановил дыхание перед выстрелом, как учили на курсах, и плавно нажал на курок.