Литературный конкурс
«ЕСТЬ ТОЛЬКО МУЗЫКА ОДНА»
памяти Дмитрия Симонова
Невероятно трудно расставаться с той точкой на карте, где ты когда-то появился на свет.
- С Богом! - Натруженная рука Данилы-мастера ласково погладила меня по заплечикам[1]. Вероятно, мы виделись с мастером в последний раз.
Я отозвался едва уловимой вибрацией. Как-то меня встретят там, на чужбине? Придусь ли я ко двору?
Мотор грузового автомобиля взревел, словно подстреленный зверь, и мы тронулись в путь…
До пункта назначения добирались довольно долго. На ухабах машину потряхивало, и в такие неприятные моменты внутри меня нарастал беспокойный гул. Жёсткие удары немного смягчала солома, заранее брошенная в кузов чьей-то заботливой рукой.
Прощай, Урал! Литейная мастерская, горячее пламя печи… Прощайте, мои други, чьи заботливые руки – художников, мастеров по литью, гравировщиков – я помню до сих пор!
Всплыло из памяти, как Данила ласково шептал:
- Завтра, батюшка, послушаем, как ладно ты умеешь петь.
Всю ночь я маялся бессонницей – не осрамиться бы на всю Ивановскую, не оплошать бы в глазах друзей!
В Данилиной мастерской таких, как я, почитай, три десятка, и каждый – со своим голосом, со своим характером. Мой сосед справа – Георгий. Весит – о-го-го! – почти две тонны. Он у нас – за главного, поёт низко, протяжно. Чуть поодаль – малые собратья...
- В старину, - гудит Георгий, - чтобы звук у колокола был чистым и звонким, народ по всей округе небылицы баял.
- Как это? – удивлялся малый колокол Николаша.
- А вот так! Как только прознают православные, что колокол лить будут, и ну байки плести! То будто в Новгороде кур доят, то будто город Петербург под воду ушёл. Или будто в местном трактире водку задаром разливают!
- Ну, дела… Георгий, а правда ли, что на чужбине и звон – не звон, и музыка – не та?
- Истинная правда! – гудит Георгий. – После революции многие колокола перелили и пустили на лом. Один заморский богатей не оплошал, купил 25 тонн колоколов по смехотворной цене и увёз в Америку.
- Тяжёлые времена, - вздохнул малый брат.
- Да, прошлое – не перекроить, - подтвердил Георгий. – Только вот незадача приключилась! Как ни настраивали колокола, не хотели они звучать. Не по душе оказалась чужбина! Пели они не так звучно и самобытно, как на родине, в Даниловом монастыре… Но как только оттепель в России настала, отлили мастера точно такие же колокола и отправили в Америку, на обмен.
- Чудеса! – звякнул медный колокольчик. - Что ж получается? На родной земелюшке и звучание – иное?
- Без сомнения! Потому как у каждого колокола и душа есть, и свой неповторимый голос…
Сквозь полудрёму я почувствовал, что машина сбавила ход, мотор заглох. Звякнул железный засов – чья-то рука приоткрыл полог.
Я ощутил, как звонкий весенний воздух коснулся тела. Мелкая дрожь охватила меня – то ли от волнения, то ли от усталости, то ли от неожиданности.
- Красавец! – пробасил мужской голос, и сильная рука ласково погладила меня по золочёному боку.
- Взгляните, батюшка, как играет колокол позолотой! А рисунок-то как благолепен!– восхищённо пропел высокий женский голосок.
- Слава Богу, довезли! – отозвался батюшка, прикрывая глаза от ярких солнечных бликов.
Разгорячённым боком я почувствовал прохладные капли святой водицы, которыми меня окропил Святой Отец:
- Во имя Отца и Сына, и Святаго Духа!
Десяток крепких мужских рук подхватил меня и под крики «майна-вира» с немалым трудом подняли на опорный столб колокольни белокаменного храма…
Ах, как долго мечтал я об этом!
Я почувствовал себя так, словно оказался не на чужбине, а у себя дома! И эти окна с витражами, и маковки, и кокошники[2], и золочёный крест – на фоне ярко-синего бездонного неба!… Русь ты моя, благословенная Русь!
Тщедушный, с небольшой бородкой и васильковым взглядом звонарь осторожно взялся за било[3]…
И грянул колокольный звон!
Словно первая гроза пронеслась в воздухе, взорвав тишину весеннего дня. Словно небосвод обрушился на земную твердь! Словно половодье нагрянуло в эти благодатные места!
Удар, второй, третий… Гул, сотрясая окрестности, производил сильное впечатление! Медные, золотые, серебряные звуки летели над землёй, напоминая то щебет диковинных птиц, то яростный звон дождевых струй, то нежное журчание весеннего ручья.
- Малиновый звон[4]! – восторженно ахнул кто-то.
Воздух дрожал и вибрировал от звуков, и эти вибрации слышны были далеко, у синих холмов, у дальней речки. Трепетом отзывались они в каждом сердце! В малой травинке, проклюнувшейся сквозь коросту дёрна. В каждом молодом, липком от сладкого сока, листке. И были едины и созвучны земля и небо, звери и птицы, люди и Господь.
- Ах, какие перезвоны! – восхищённо цокая языком, повторял звонарь. – Какая гармония звуков! Какая сила и мощь…
А я всё пел и пел, подвластный умелой руке звонаря. В моей груде полыхало пламя – пламя радости и вдохновения! Я осознавал всю ответственность перед теми, кто слушал меня, ибо я – один из скромных посредников между миром Небесным и миром Земным.
Прозвучал последний удар... Высокая нота растаяла в вышине весеннего неба.
- Мам, а колокол ещё будет петь? – донёсся до меня звонкий детский голосок.
- Непременно будет!
Я вспомнил своё становление, от глиняной заготовки – до гравировки и позолоты. Примерно так же, как у людей, от рождения до духовного становления. Потому как есть люди – колокола малые, со слабой силой и слабым голосом. А есть люди – колокола большие… А бывает, встретится один человек – как целый оркестр! Например, Данила-мастер…
Я улыбнулся собственным мыслям.
Ласково светило солнце. Воздух полнился ароматами свежевспаханной земли. По синему небу ветерок гнал лёгкие пушистые облачка. Стайка голубей села неподалёку на карниз просфорни. Жизнь продолжалась…
Плыл над Родиной серебряный звон!
1. Заплечики – обод на колоколе.
2. Кокошники – декоративный элемент в храме в виде кокошника.
3. Било, билень – язык колокола.
4. Малиновый звон – город Малин, Бельгия, славится колоколами. Малиновый звон – мягкий и очень приятный колокольный звон.