Вейцман Марк. Задумчивая рыбка


***
Ищу иглу сосновую
В хорошем состоянии,
А также хвост кометы
Умеренной длины
И ум, и обаяние,
И звёздное сияние,
И живопись-ваяние
Приемлемой цены.

И в том, что вы усилились
И банк открыть намылились,
Хотя Татьяна Ларина
Другому отдана,
И видимость приличная,
И слышимость отличная -
Моя заслуга личная,
Как, впрочем, и вина.

И если вам покажется,
Что свистнуть рак отважится
И рыба, с виду тихая,
Запеть почтёт за честь,
И скажут вам при этом,
Что я замешан в этом,
Не стану отпираться:
Ведь так оно и есть!


***
Экономили хлеб,
Электричество, спички
В силу вечной нужды,
А потом по привычке,
Подбирали кору
У ворот лесопилки
И для медных монет
Заводили копилки.
Вот и выросли сплошь
Скопидомы да скряги,
Лишь надежды на грош,
На полушку отваги
И ещё огонёк
Приблатнённости шалой,
Что на чёрныё денёк
Пригодится, пожалуй.

Баллада

Он любил эту вздорную женщину
И водил её слушать «Хованщину»,
Между тем как она, деревенщина,
Обожала попсу и цыганщину,

Оправдать норовила ежовщину,
Но была равнодушна к хмельниччине,
Не могла не ценить пугачёвщину,
Но душой тяготела к оприччине,

Восхваляла лихую военщину,
Порицала сухую гражданщину…

Он её уличил как изменщицу,
Зарубил, как старуху-процентщицу,
Руки-ноги отправил в Смоленщину,
Ну а всё остальное – в Рязанщину.

Так сбылось предсказанье зловещее –
Директива юнцу-безотцовщине,
Что резон различил в достоевщине,
Не найдя такового в толстовщине.

Задумчивая рыбка

Вы слышали, как скрипка
Задумчиво поёт?
Вы видел, как рыбка
Задумчиво плывёт?
Туман рассветный тает.
О чём она мечтает?
Вдруг катер пролетает
Над ней, как самолёт,
И носится, вздымая
Высокую волну,
И пляшет, задевая
Басовую струну,
И взрёвывает хрипло,
Мелодию губя…
Задумчивая рыбка,
Мне страшно за тебя!


***
Предрекая, что будет на старости лет,
О, как были вы правы, профессор Гучков!
Близорукость действительно сходит на нет:
Я пишу и читаю уже без очков.

Тем не менее зоркости хищный прищур
Для ранимого сердца хорош не всегда:
Неприкрытая правда горька чересчур,
Уязвима любовь, непосильна беда.

Не твоё это дело! Иди и гляди!
Всё расскажешь как есть, ничего не тая.
И наград не проси. И регалий не жди.
А что дальше – забота уже не твоя.

Сколько в мире изъянов и дыр, и пазов,
Но – роса на траве, и в снегу – снегири.
И лукавая наглость верхов и низов.
И стыдливая робость вечерней зари…


***
Вновь сижу за выщербленной партою,
Спорю, присягаю и служу –
Жизнь свою, как сыгранную партию,
Ход за ходом воспроизвожу,

Думаю, как справиться с задачами
Мира, обречённого на слом,
В полном соответствии с удачами,
Задним обретёнными числом.

Главное – без тени лицемерия
Новые возможности найти,
Чтобы с минимальными потерями
Вырваться из матовой сети.

Вот моя ошибка воскрешённая
И невосполнимая вина!
Вот моя победа, предрешённая
Ходом чернопольного слона!

Фотоальбом

Это Лея Харченко,
Бывшая красавица,
От недугов старческих
Йогою спасается.

Вот сгребает снег она
С крыши в Разуваево,
Вот на пляже нежится,
Малоузнаваема.

Вот с почётной грамотой
По итогам конкурса.
Вот с невесткой Раею
На пороге консульства.

Вот её надгробие
Из гранита тёмного,
А над ним – подобие
Моря неуёмного,

Только очень тусклое,
НЕБО называется,
Где её присутствие
Подразумевается.


***
А на Гар а-Цофим
По прозванию Скопус
Меня встретил Ефим
По фамилии Поцюс,
Молодой гамадрил,
Чьё призванье и статус
Повелитель Светил,
Укротитель Танатос.
В марокканском бистро
Под названием «Фикус»
Я увидел его
Удивительный прикус,
А чуть-чуть погодя-
Изумительный фокус:
Превращенье червя
В фиолетовый крокус.
Насладившись абсентом
И -в записи -SPACE-ом,
Мы отправились в Нукус
Элитным спецрейсом
Через Страсбург, Ла-Ченью,
Брюссель и Черкассы –
Приводить в восхищенье
Народные массы.

Две песни о главном

1

Я маленькая девочка,
Я песенки пою,
Я Сталина не видела,
Но я его люблю.

А если бы увидела,
Раскаялась, поди:
От нынешних подгузников
Хорошего не жди.

2

Я старенькая тётенька,
Ровесница метро,
Но ленинское всё-таки
Люблю политбюро.

Нарежусь виски с тоником –
И тоже, может быть,
Меня сумеет кто-нибудь
Не глядя полюбить.

Отбросив все формальности,
Вопрос задаст в упор:
- Какой национальности
Твой си-бемоль-мажор?


***
Спасибо тебе, стихотворец проворный,
Чьи книги с годами не стали снотворным,
Чьи строки в усталых сердцах поколенья
Доныне чадят, как сырые поленья.

Тебе, декламатор, куплетом надрывным,
В котором смешались талант и бездарность,
Морочивший головы детям наивным,
Дабы испытали к судьбе благодарность.

Тебе, комсомолец с фальшивой трубою,
Певун и трепач, вариант Крысолова,
За то, что доселе бегу за тобою,
Отравленный ядом звучащего слова!


***
«Чернила высохли, а новых песен нет»-
Признался исписавшийся поэт
«под бременем трагического груза». -
Прости меня, классическая муза,
Я опоздал на девяносто лет».

Цитирую по памяти, зане
Нет под рукой тетрадочки заветной,
В стране, где узнаваемы вполне
Созвездия в истоме предрассветной,
Хоть мира ось сильней наклонена.
И здесь, представьте, жалко пацана.

Тем более и сам ты опоздал,
И хлопотный процесс стихописанья
Здесь тоже элемент самоспасанья,
Курируемый фирмою «Дедал».
Икар забыт. Влезая в Интернет,
Метафору о высохших чернилах
Не видевшие сроду сей предмет,
Сегодня оценить уже не в силах.


***
Море в свете луны –
Словно рыцарь, уснувший в доспехах,
Снятся коему сны,
Об амурных и ратных успехах.

Но, явившись из недр,
Два крысёныша, чёрных, как сажа,
Быстро сводят на нет
Романтический пафос пейзажа.

Грызуны голодны,
Расторопны, трусливы и жалки,
И Адама сыны
В них швыряют каменья и палки, -
Аполлону служить
Не дававшие явно присягу.

Кто им в души вложил
К совершенству зловещую тягу
И ныряет во тьму,
И ветряк выдвигает из мрака,
Придавая ему
Очертанья фашистского знака?


***
Бушует ветер семибальный,
Суда лишаются оснастки,
Деревья стонут, изгибаясь,
Как олимпийские гимнастки.

Приобретенье нужной справки
С трудом свершается немалым,
А посещенье винной лавки
Доступно только экстремалам.

Вода толчётся повсеместно
Почти что вровень с парапетом.
О солнце мало что известно,
Но я иду к тебе с приветом.

Сорвало баннеры с общаги,
Смело прожекторы с высотки,
А я везу тебе из Праги
Американские колготки.

Сгорел столярный цех артели,
В совхозе ранило телёнка,
А я несу тебе в портфеле
Конфеты «Маска» и «Алёнка».

А на тахте твоя мамаша,
Она сочувствует Катанье.
Не знаю, выдержит ли наша
Любовь и это испытанье.


***
В трансе сладком и счастливом,
Не имеющем названья,
В белой хатке над обрывом
Жил простой художник Ваня.

В огородишке копался,
Развлекал кассиршу Аду,
Нагишом в Днепре купался
И работал до упаду.

А холсты его дышали
Страстью сдержанной, но пылкой,
И простой сапожник Шая
Приходил к нему с бутылкой.

А когда рубли кончались,
Он бросал писать натуру
И, немного попечалясь,
Принимался за халтуру.

Впрочем, мелкому злословью
Предаваться мы не будем,
Щеголяя нелюбовью
К рядовым советским людям.

Разве в том, что скудно жили –
От зарплаты до зарплаты,
Мало ели, много пили,
Эти люди виноваты?

Так нельзя ли было, Боже,
При избытке всякой швали
Их прибрать немного позже?
Ну кому они мешали!


***
Жаль, что твой указательный палец на правой руке
Так и не был залечен
И доныне нехватку его на взведённом курке
Компенсировать нечем.

Но когда за свой давний преступно опасный удар по мячу
Я винюсь запоздало,
Ты смеёшься и дружески треплешь меня по плечу,
Как ни в чём не бывало,

Приглашаешь отметить нежданную встречу в кафе «Волопас»,
Называешь друганом,
Утверждаешь, что этим ударом я жизнь тебе якобы спас
Перед самым Афганом.

«Получилось, - смеёшься, - что с риском для жизни не зря
Тебе в ноги бросался.
Выпонял, мне казалось, естественный долг вратаря,
А, выходит, спасался!»

Экскурсия

Рыхлый, крутой и обрывистый склон,
Где Неизвестный солдат погребён.
Низкий, сырой и промозглый подвал,
Где неизвестный поэт поддавал.
Дизель, который ночами гудел.
Флигель, где пьесы кропал драмодел.
Череп с дырою в кости лобовой.
Круглые дыры в стене кубовой.
Бюст Береники и коготь орла.
Нитей обрывки, что Парка сплела.

Мавзолей

Там, где стекла звенели когда-то
И огонь полыхал,
Между стильных домов Променада
Существует прогал.

Здесь земля искупленья взыскует.
Потому-то, видать,
И владелец её не рискует
Под застройку продать.

Так что память о канувших в бездну,
Как ни странно, жива,
В знак чего меж строений помпезных
Зеленеет трава,

Незакатное солнце сияет,
Пламенеют цветы,
И в громаде вселенной зияет
Мавзолей Пустоты.


***
…И когда я дремал, обессилен,
Как магнит, побывавший в огне,
Девоптица по имени Сирин
Залетела в пещеру ко мне.

Бледновата и дышит со скрипом,
Проверяя подвижность крыла.
Пострадала от птичьего гриппа
Или, может быть, перебрала?

- Чем обязан?
- Да вот услыхала,
Что Геракл в беспощадном бою
Наконец обезвредил нахала,
Пожиравшего печень твою, -

И решила, почти не робея:
Ныне сбудется то, что хочу,-
Залечу для начала к тебе я,
А потом оттебя залечу…

Среди ночи, проснувшись внезапно,
Прошептала: «Прощай, Прометей!»
И умчалась на северо-запад,
Чтоб высиживать наших детей…

- Никакая она не путана, -
Мне сказала фиванка Зекла.-
Потому что простого титана
Олимпийским богам препочла.

Не грусти понапрасну о том, что
Время всё же не движется вспять.
Девоптицы выводят потомство,
А потом залетают опять.

К переименованию улицы

Хоть и лишили былого названия,
Но не лишили былого призвания –
Быть воплощением вечной готовности
К функции мнимости, к роли условности.

Ибо для встречи навеки расставшихся
Нету ни стран, безнадежно распавшихся,
Ни городов, безвозвратно утраченных,
Ни фальшаков, вероломно проплаченных.

Так что название новое – ну его,
Ты позабудешь его неминуемо.
Догма не может не быть обесценена.
Жди меня снова на улице Ленина.

Весенний дивертисмент

Горячатся дрозды,
И ярятся коты,
И на свет выползают улитки,
И обутый в унты
Продавец наркоты
Удрученно считает убытки.

Так не надо, Зи-Зи,
Поднимать жалюзи –
И. забыв про наш бой
Рукопашный,
Я, отведав пивка,
Покружу вас слегка,
Как медведицу – Вальтер Запашный.