***
Век рвется с привязи, бросается, рычит,
Осклабился, вот-вот сорвется с цепи…
Добро и свет, и вера – вот мой щит.
Век двадцать первый – тот же неолит
И все вокруг – безумно и нелепо.
Конформист
Я пережил четырнадцать царей,
Четырнадцать тщеславных остолопов,
Я в ураганах выжил, как пырей,
Всегда был начеку и расторопен.
Я пережил четырнадцать эпох,
И каждой так недоставало света!
Ох, был бы плох державный скоморох,
Который б не мечтал прослыть поэтом.
А что ни царь – то новая метла.
Какие головы вокруг меня летели!
И чтоб моя в сохранности была,
Мне в выживанье нужно быть умелым.
Цари царили – я вершил дела,
Поддакивал – и диктовал решенья.
Дай спички им – весь мир сожгут дотла,
Их не корми – дай поиграть в сраженья.
Я – главный режиссер интриг и свар,
Я закулисный, я творю за сценой.
Всегда целенаправлен мой удар,
Мне в целом мире не найти замены.
Я – соль земли. Начало всех начал.
Передо мной склоняются столетья.
Мне никогда не снится пьедестал.
Я – тень. Я – силуэт. Я неприметен.
Я – конформист. Я – серый кардинал.
Вы так считаете? Я тоже так считаю.
Нет ничего, чего бы я не знал.
Вам, глупым честолюбцам, не чета я.
Наш век
Ах, чем нас только не испытывал
С пружины соскочивший век!
Он гривой тряс, он бил копытами,
Брал для прыжка большой разбег…
Ах, как нас только не запугивал:
Шептал, закатывал глаза,
Плевал дождем комет обугленных
И рос, и вился, как лоза…
Ах, как нас только не запутывал:
Где ложь, где правда – не поймешь.
Титаны стали лилипутами,
Руль управленья держит вошь…
Чего нам только не рассказывал, -
Моря кипели от жары…
В его повторах многоразовых
Взрывались страны и миры…
Мы насмотрелись и наслушались:
Семь поколений – псу под хвост.
На шар – безумный и разрушенный –
Летят осколки черных звезд.
Он нас держал над самой пропастью:
Не закричать и не вздохнуть.
Заглох мотор. Разбиты лопасти.
Навстречу мчится Млечный Путь…
***
Если это ничто,
То оно не имеет начала.
Если это ничто,
То оно не имеет конца.
Одного не пойму –
С чем же я так печально прощаюсь,
Что там может прервать
Этот жалкий кусочек свинца?..
***
Мы перестали навещать родных,
Мы перестали видеться с друзьями, -
Как будто кто-то нас поддел под дых,
Как будто кто-то подшутил над нами.
Не понял этот кто-то, что сглупил,
Что шутка вышла подлая и злая,
Что он – уродец нравственный, дебил.
Дни катятся, нас взглядом провожая.
Мы перестали навещать друзей,
Встречаем их на свадьбах и поминках.
Уходит жизнь, и мы уходим с ней.
Дни катятся накатанной тропинкой...
***
Нас эта жизнь свела и развела,
Как две песчинки или две пушинки...
Так солона слеза твоя была,
Для океана – капля и ужимки...
Нас ветер свел, нас ветер разогнал,
Он те песчинки даже не заметил.
Он был рассеян, занят, он устал,
Он замечал лишь звезды и кометы.
Нас эта жизнь свела и развела.
Не сетую. Мне это не пристало.
Песчинка речь о боли завела.
Что боль ее в масштабах мирозданья?..
***
Мы непременно встретимся с тобой,
И встреча наша фейерверком брызнет.
И мы заговорим наперебой…
(Не в этой жизни, нет, не в этой жизни).
И, как лампада, новая звезда
Над небом и над встречею зависнет.
От прошлого – ни камня, ни следа…
(Не в этой жизни, нет, не в этой жизни).
И в мире станет меньше сволочей:
Добрее станут от твоей харизмы.
И ночь зажжет три тысячи свечей…
(Не в этой жизни, нет, не в этой жизни).
Отчаянье глумится над судьбой.
О, Боже! Как мне это ненавистно!
Мы непременно встретимся с тобой.
И в этой жизни. Слышишь! – В этой жизни.
***
Люблю полнолуния.
Беру рогатку
И иду пострелять по луне.
И, знаете,
Нередко попадаю.
***
Мне будет очень не хватать тебя
В чужой стране, в пристанище последнем.
Заморский рай, щедротами слепя,
Расчетлив и корыстен, как посредник.
Там голод духа приютит меня.
Там буду я – в чужом миру похмелье.
Непониманья плотная стена
Заполнит рот тягучей карамелью.
Мне будет очень не хватать тебя,
Такой знакомой и такой уютной.
И жизнь заковыляет без тепла
И будет одинокою и трудной.
Замкнусь в себе и в панцирь свой забьюсь,
Ханжою стану, увальнем, занудой,
И будет диссонансом биться пульс,
Среди чужих чужим, чужим я буду…
С изгоем-другом встретившись, опять
Рай обретеннеый дружно мы похерим.
Тебя мне будет очень не хватать,
И это все, в чем я сейчас уверен.
***
Кто ушел – тот ушел.
С этим нам ничего не поделать.
Это Божьи дела. Мы статисты,
Не больше того.
Даже страшно подумать,
Как наши ряды поредели.
Жизнь прожили мы начерно, –
Так, лишь одно баловство.
Кто ушел – тот ушел.
Мы о нем вспоминаем все реже.
Память здесь ни при чем.
Жизнь устроена так – и все тут.
В счет идет только тот, кто в строю,
Кто бежит по манежу,
За того же, кто спекся,
Увы, ничего не дают.
Большей частью молчим
Или шепчем о чем-то невнятно.
Все слова утешенья – не больше,
Чем просто слова.
Смерть – закрытая зона, табу
И всегда непонятна,
Все без устали мелет,
Вращает свои жернова.
Кто ушел – тот ушел.
Кто остался – не просит советов.
Помолчим и посмотрим,
Как свечи горят у стола.
Кто ушел – тот ушел.
День прошел – ну, и хватит об этом.
Все равно не постичь
Непонятные Божьи дела.
***
«Стихи писать – не гвозди забивать», -
сказал жене я гордо, покосившись
на молоток и гвоздь в ее руке.
***
В своей отчетной речи
Глава государства
Исключительно профессионально
Увязал дыру в бюджете
С озонной дырой.
***
Чьим вы станете паем, пай-девочки?
Капризулечки, папины ревочки?
Кто нальет вам отраву «по маленькой»?
С кем вы станете баиньки, паиньки?
Ваше «Больно!» – кому-то прикольно.
И не крикнешь ведь: «Хватит! Довольно!»
Мир велик – и вполне может статься,
Станут мерзко смеяться паяцы.
Но паяцев не надо бояться,
Над паяцами надо смеяться.
Все паяцы – чуть-чуть папарацци.
Папарацци – такие ж паяцы.
Они были когда-то пай-мальчики,
Шалопаи и мальчики-с-пальчики.
А меня все терзает припевочка:
Чьим вы станет паем, пай-девочки?
***
Хоть бы кто-то спросил:
- Что делают здесь, на мосту,
эти бутылки разбитые
и тонкие шприцы средь них?
Я б ответил ему:
- Здесь был шабаш
Человекоподобных выпивох и наркоманов.
Поймал бы вопросительный взгляд
И важно сказал бы:
- Дедукция...
***
Нет, вы только посмотрите:
В эту осеннюю холодину,
На пронизывающем,
Ледяном ветру
Деревьям приспичило раздеваться.
Совсем с ума посходили!
***
Не уезжай, браток, не уезжай.
В моей стране мне станет неуютно.
Здесь хорошо одним ворам и трутням.
Ты прав, конечно, но – не уезжай...
Не уезжай, браток, не уезжай.
Страна и так донельзя опустела.
Не то мы получили, что хотели.
Не уезжай, браток, не уезжай.
Не унывай, браток, не унывай.
Унынье – никудышное подспорье.
Раздумьям мрачным не давай простора.
Другие – пусть! Но ты – не унывай...
Пусть катится к чертям заморский рай
С его достатком, жизненным раздольем.
Наш крест – другой. Другая жизнь и доля.
Не уезжай, браток, не уезжай.
Давай хоть мы останемся, браток,
Подышим дымом родины чуток,
Пошлем подальше Запад и Восток...
Будь молоток, браток, будь молоток!
Конюшни вычищать придется нам.
Мы вместе – сила. Справимся с бесправьем.
Страну свою от нечисти избавим,
Чтоб было что оставить сыновьям.
Молитва бродяги
Праведный Боже!
Непостижимы пути твои.
Если вдруг ты надумаешь
Испытать меня миллионом,
То клянусь тебе всем,
Что мне дорого
В моей непутевой жизни,
Что деньги меня не испортят,
Что не стану поганцем и гадом,
Подлецом и мерзавцем,
Не оборзею,
Не заведу любовниц,
Даже пить и курить стану меньше…
Если же я
Не сдержу своей клятвы,
То ты знаешь прекрасно,
Как поступать
С клятвоотступниками.
Может попробуем, Боже,
Испытаем меня миллионом?..
***
Жизнь пережил – как поле перешел.
Отмерил поле – даже не заметил.
Вершок достался мне иль корешок, -
Я знать не знаю – просто жил на свете.
***
Научите меня
Принимать свою жизнь с ликованьем,
Научите меня
Дорожить каждой встречей и днем.
Горы, долы и реки,
Пустыни, леса и саванны,
Научите меня
Быть собой в океане людском.
Научите меня
Не растрачивать душу на склоки,
Не разменивать вечность
На выгоду бренных минут.
Воробьи и кузнечики,
Бабочки, пчелы, сороки,
Научите меня
Отстраняться от праздных зануд.
Научите меня
Примиряться с проделками смерти,
Ведь однажды придет
Как незваная гостья она;
Одуванчики, ивы и вербы,
Вы смерти не верьте,
И живите, как жили,
Роняя свои семена.
Научите меня
Говорить со вселенной, с веками,
Научите меня
Языку обелисков и скал;
Водопады, ущелья,
Равнины, холмы и вулканы,
Путеводную нить своей жизни
Средь вас я искал.
Научите меня
Не чураться «кусачих» вопросов:
Почему, для чего и зачем
Этот мир я копчу.
Скорпионы и змеи,
Тарантулы, шершни и осы,
Вашу правду я знаю,
Но правду иную ищу.
Научите меня
Принимать свою жизнь с ликованьем,
Научите меня
Дорожить каждой встречей и днем.
Горы, долы и реки,
Пустыни, леса и саванны,
Научите меня
Быть собой в океане людском.
***
До встречи было
Ожиданье встречи.
Поток посланий,
Электронных слов...
Была у встречи
Сладкая предтеча,
Ее-то я и принял
За любовь...
Томленье сердца,
Писем воркованье
И фотографий
Выбранный улов...
Свою мечту
Увидел за словами,
Ее-то я и принял
За любовь...
***
Осень
выткала
последний гобелен
и посвятила
завтрашнему
снегу.
***
Горное эхо
гулко
сказало:
«Иду на прогулку».
Горное эхо
лихо
устроило
неразбериху.
Горное эхо
в потеху
жевало
остатки смеха.
И вдруг
стало тихо-тихо:
закончилась
неразбериха.
***
Завтра будет аврал. Но сегодня
Мой черед – и я сделаю ход.
Жизнь дрейфует. Полет – беспилотный.
Здесь минута проходит за год.
Завтра будет большая запарка.
Судный день. Небывалый разнос.
Я еще прогуляюсь по парку,
Похожу в облаках среди грез.
Еще целая вечность до завтра.
Видишь неба раскрывшийся шов?
Будем петь и плясать, бить в литавры.
Завтра – сказка про мор динозавров;
Гений долго примеривал лавры,
Кто-то спьяну попер к Минотавру,
Кто-то спутал Пегаса с Кентавром,
Дверь захлопнулась. Щелкнул засов…
Это будет. Но будет лишь завтра,
А до завтра – шестнадцать часов.
Завтра станем во всем разбираться:
Как такой разгорелся сыр бор,
Как внедрились средь нас святотатцы.
Завтра будет мужской разговор.
Что ж, закончена миссия Мавра.
Пусть уходит – и будет здоров.
Пусть исчезнет из жизни и снов.
Завтра будет аврал. Но до завтра
Еще целых шестнадцать часов.
***
Я показал ей осень
И сказал: «Это – ты».
Она вся пожелтела,
Поникла.
Я показал ей зиму
И сказал: «Это - ты».
Она вся побледнела,
Размякла.
Я ни с кем никогда еще не был
Таким жестоким...
***
Мне еще предстоит
Научиться проглатывать гнев,
Пережевывать ягоды ярости,
Перемешивать с сахаром желчь,
И рычащие злобно слова
Держать на короткой цепи.
***
Ноябрьский ветер срывает
С деревьев последние листья.
Это завтрашний снег рассылает
Свои визитные карточки.
***
Цветы надежд не могут жить в камнях.
Для жизни им нужны мечты и грезы.
Нет жизни им на свалке, средь отбросов;
Цветы надежд не могут жить в камнях.
Цветы надежд не могут жить в песках.
Они живут лишь в небе снов и веры.
Слова и мысли – вот их мир и мера.
Цветы надежд не могут жить в песках.
Цветы надежд живут в моих мечтах.
Они живут – мне с ними так уютно!
В душе моей – уже не так безлюдно.
Цветы надежд живут в моих мечтах.
***
Я научился смотреть на мир
Глазами озера, глазами гор и леса.
Я научился общаться с миром
На языке воробьев и сорок.
Мне теперь все труднее
В отношеньях с природой
Защищать инетересы людей.
***
Какого цвета страх? –
Цвета белых халатов врачей.
Какого цвета радость? –
Цвета белого платья невесты.
Какого цвета отчаянье? –
Цвета белого савана смерти.
А молчаливое одиночество –
Цвета белого снега.
И лишь у тоски зеленой –
Цвет болота,
Болота,
Болота...
***
Старость приходит,
Как кошка,
На бархатных лапках,
Ластится, трется о ноги,
В знак дружелюбия
Хвост поднимает трубой,
Все урчит и мурлычет,
Все канючит, канючит, канючит,
Чтобы ты на съеденье ей бросил
Кусочек
Своей
Жизни.
***
Куда девались шершни и жуки?
Кто превратил страну мою в пустыню?
Открыть глаза нам как-то не с руки.
Мы отвергаем истины простые.
Земля мертва. Повсюду тишь и сушь.
Мы жизнь загнали в толстый слой асфальта.
Блуждает в космосе сигнал спасенья душ.
Я б жизнь отдал за утро с птичьим гвалтом.
Идет-грядет пустынный суховей.
Он заметет следы цивилизаций.
Окаменел последний соловей.
Глазницы мертвых кратеров гноятся.
Куда девались лисы, барсуки?
И где вода в морях и океанах?
На все четыре стороны – пески,
Мир потонул в песчинках окаянных.
В другой галактике какой-то мозглячок
Изучит небо и средь звезд заметит
Икринкой тлеющий безжизненный зрачок,
И даст названье: «Красная планета».
***
Дни стучат,
Как копейки на счетчике.
Нам отмерено в жизни
Каких-нибудь несколько тысяч
Таких копеек.
Дни впадают в недели,
Как копейки впадают в рубли.
Нам отмерено в жизни
Несколько жалких десятков
Таких рублей.
Живи, человече,
Копеек своих не считай.
Просто помни,
Что счетчик включен...
***
Каждый раз
При слове «ягуар»
Мое сознание
Устремляется в джунгли,
Раздвигает заросли кустов,
И из их глубины
Раздается рычание зверя.
А буйное воображение
Моего пятнадцатилетнего сына
Хватает красную ручку
И рисует «крутую тачку».
***
Две одетые в черное нищенки,
Две кладбищенские приживалки,
Примостились в укромном тенечке
И терпеливо, равнодушно ждут,
Когда живые распрощаются с неживым,
Опустят гроб в яму,
Забросают яму землей,
Уложат холмик цветами
И уйдут восвояси.
Тогда придет их время.
Они подойдут и возьмут
Оставленную нехитрую снедь:
Початые и непочатые бутылки водки,
«Фанту», «Спрайт», «Кока-колу»,
Минеральную воду,
А также закуску:
Сыр, колбасу, ветчину, кусочки вареного мяса…
Две одетые в черное нищенки,
Две кладбищенские вороны…
Разносчик горячей кукурузы
«Цхели симиди!», «Цхели симиди!»*, -
Эти слова
Вошли в мою плоть и кровь.
Эти слова
Я повторяю весь день –
С утра до позднего вечера.
«Цхели симиди!», «Цхели симиди!», -
Эти слова
Вросли в мои ладони,
Как и эти бидоны,
В которых я разношу по пляжу
Вареную кукурузу.
Изо дня в день,
Изо дня в день.
Эти бидоны стали
Продолжением моих рук.
«Цхели симиди!», «Цхели симиди!», -
Это все, что я знаю,
Это все, что умею на свете,
Это все, чем могу
Позаботиться о себе и семье.
«Цхели симиди!», «Цхели симиди!», -
Эти слова
То и дело врываются в мои сны.
Эти слова
Стали моею сутью,
Состоянием моей души.
Это не я их выбрал,
Это они меня выбрали.
Из огромной колоды
Человеческих судеб
Я вытянул именно эту
Не самую лучшую карту.
* «Гоячая кукуруза!», «Гоячая кукуруза!» (по-грузински)
***
Ну что Роден! – Родену было просто:
Он брал кусок мрамора,
Отсекал от него все ненужное,
И получался шедевр искусства.
Попробовал бы он
Взять «Толковый словарь»
Объемом в сто тысяч слов,
Вычеркнуть из него
Все ненужные слова,
И получить при этом
Что-то стихоподобное…
Век рвется с привязи, бросается, рычит,
Осклабился, вот-вот сорвется с цепи…
Добро и свет, и вера – вот мой щит.
Век двадцать первый – тот же неолит
И все вокруг – безумно и нелепо.
Конформист
Я пережил четырнадцать царей,
Четырнадцать тщеславных остолопов,
Я в ураганах выжил, как пырей,
Всегда был начеку и расторопен.
Я пережил четырнадцать эпох,
И каждой так недоставало света!
Ох, был бы плох державный скоморох,
Который б не мечтал прослыть поэтом.
А что ни царь – то новая метла.
Какие головы вокруг меня летели!
И чтоб моя в сохранности была,
Мне в выживанье нужно быть умелым.
Цари царили – я вершил дела,
Поддакивал – и диктовал решенья.
Дай спички им – весь мир сожгут дотла,
Их не корми – дай поиграть в сраженья.
Я – главный режиссер интриг и свар,
Я закулисный, я творю за сценой.
Всегда целенаправлен мой удар,
Мне в целом мире не найти замены.
Я – соль земли. Начало всех начал.
Передо мной склоняются столетья.
Мне никогда не снится пьедестал.
Я – тень. Я – силуэт. Я неприметен.
Я – конформист. Я – серый кардинал.
Вы так считаете? Я тоже так считаю.
Нет ничего, чего бы я не знал.
Вам, глупым честолюбцам, не чета я.
Наш век
Ах, чем нас только не испытывал
С пружины соскочивший век!
Он гривой тряс, он бил копытами,
Брал для прыжка большой разбег…
Ах, как нас только не запугивал:
Шептал, закатывал глаза,
Плевал дождем комет обугленных
И рос, и вился, как лоза…
Ах, как нас только не запутывал:
Где ложь, где правда – не поймешь.
Титаны стали лилипутами,
Руль управленья держит вошь…
Чего нам только не рассказывал, -
Моря кипели от жары…
В его повторах многоразовых
Взрывались страны и миры…
Мы насмотрелись и наслушались:
Семь поколений – псу под хвост.
На шар – безумный и разрушенный –
Летят осколки черных звезд.
Он нас держал над самой пропастью:
Не закричать и не вздохнуть.
Заглох мотор. Разбиты лопасти.
Навстречу мчится Млечный Путь…
***
Если это ничто,
То оно не имеет начала.
Если это ничто,
То оно не имеет конца.
Одного не пойму –
С чем же я так печально прощаюсь,
Что там может прервать
Этот жалкий кусочек свинца?..
***
Мы перестали навещать родных,
Мы перестали видеться с друзьями, -
Как будто кто-то нас поддел под дых,
Как будто кто-то подшутил над нами.
Не понял этот кто-то, что сглупил,
Что шутка вышла подлая и злая,
Что он – уродец нравственный, дебил.
Дни катятся, нас взглядом провожая.
Мы перестали навещать друзей,
Встречаем их на свадьбах и поминках.
Уходит жизнь, и мы уходим с ней.
Дни катятся накатанной тропинкой...
***
Нас эта жизнь свела и развела,
Как две песчинки или две пушинки...
Так солона слеза твоя была,
Для океана – капля и ужимки...
Нас ветер свел, нас ветер разогнал,
Он те песчинки даже не заметил.
Он был рассеян, занят, он устал,
Он замечал лишь звезды и кометы.
Нас эта жизнь свела и развела.
Не сетую. Мне это не пристало.
Песчинка речь о боли завела.
Что боль ее в масштабах мирозданья?..
***
Мы непременно встретимся с тобой,
И встреча наша фейерверком брызнет.
И мы заговорим наперебой…
(Не в этой жизни, нет, не в этой жизни).
И, как лампада, новая звезда
Над небом и над встречею зависнет.
От прошлого – ни камня, ни следа…
(Не в этой жизни, нет, не в этой жизни).
И в мире станет меньше сволочей:
Добрее станут от твоей харизмы.
И ночь зажжет три тысячи свечей…
(Не в этой жизни, нет, не в этой жизни).
Отчаянье глумится над судьбой.
О, Боже! Как мне это ненавистно!
Мы непременно встретимся с тобой.
И в этой жизни. Слышишь! – В этой жизни.
***
Люблю полнолуния.
Беру рогатку
И иду пострелять по луне.
И, знаете,
Нередко попадаю.
***
Мне будет очень не хватать тебя
В чужой стране, в пристанище последнем.
Заморский рай, щедротами слепя,
Расчетлив и корыстен, как посредник.
Там голод духа приютит меня.
Там буду я – в чужом миру похмелье.
Непониманья плотная стена
Заполнит рот тягучей карамелью.
Мне будет очень не хватать тебя,
Такой знакомой и такой уютной.
И жизнь заковыляет без тепла
И будет одинокою и трудной.
Замкнусь в себе и в панцирь свой забьюсь,
Ханжою стану, увальнем, занудой,
И будет диссонансом биться пульс,
Среди чужих чужим, чужим я буду…
С изгоем-другом встретившись, опять
Рай обретеннеый дружно мы похерим.
Тебя мне будет очень не хватать,
И это все, в чем я сейчас уверен.
***
Кто ушел – тот ушел.
С этим нам ничего не поделать.
Это Божьи дела. Мы статисты,
Не больше того.
Даже страшно подумать,
Как наши ряды поредели.
Жизнь прожили мы начерно, –
Так, лишь одно баловство.
Кто ушел – тот ушел.
Мы о нем вспоминаем все реже.
Память здесь ни при чем.
Жизнь устроена так – и все тут.
В счет идет только тот, кто в строю,
Кто бежит по манежу,
За того же, кто спекся,
Увы, ничего не дают.
Большей частью молчим
Или шепчем о чем-то невнятно.
Все слова утешенья – не больше,
Чем просто слова.
Смерть – закрытая зона, табу
И всегда непонятна,
Все без устали мелет,
Вращает свои жернова.
Кто ушел – тот ушел.
Кто остался – не просит советов.
Помолчим и посмотрим,
Как свечи горят у стола.
Кто ушел – тот ушел.
День прошел – ну, и хватит об этом.
Все равно не постичь
Непонятные Божьи дела.
***
«Стихи писать – не гвозди забивать», -
сказал жене я гордо, покосившись
на молоток и гвоздь в ее руке.
***
В своей отчетной речи
Глава государства
Исключительно профессионально
Увязал дыру в бюджете
С озонной дырой.
***
Чьим вы станете паем, пай-девочки?
Капризулечки, папины ревочки?
Кто нальет вам отраву «по маленькой»?
С кем вы станете баиньки, паиньки?
Ваше «Больно!» – кому-то прикольно.
И не крикнешь ведь: «Хватит! Довольно!»
Мир велик – и вполне может статься,
Станут мерзко смеяться паяцы.
Но паяцев не надо бояться,
Над паяцами надо смеяться.
Все паяцы – чуть-чуть папарацци.
Папарацци – такие ж паяцы.
Они были когда-то пай-мальчики,
Шалопаи и мальчики-с-пальчики.
А меня все терзает припевочка:
Чьим вы станет паем, пай-девочки?
***
Хоть бы кто-то спросил:
- Что делают здесь, на мосту,
эти бутылки разбитые
и тонкие шприцы средь них?
Я б ответил ему:
- Здесь был шабаш
Человекоподобных выпивох и наркоманов.
Поймал бы вопросительный взгляд
И важно сказал бы:
- Дедукция...
***
Нет, вы только посмотрите:
В эту осеннюю холодину,
На пронизывающем,
Ледяном ветру
Деревьям приспичило раздеваться.
Совсем с ума посходили!
***
Не уезжай, браток, не уезжай.
В моей стране мне станет неуютно.
Здесь хорошо одним ворам и трутням.
Ты прав, конечно, но – не уезжай...
Не уезжай, браток, не уезжай.
Страна и так донельзя опустела.
Не то мы получили, что хотели.
Не уезжай, браток, не уезжай.
Не унывай, браток, не унывай.
Унынье – никудышное подспорье.
Раздумьям мрачным не давай простора.
Другие – пусть! Но ты – не унывай...
Пусть катится к чертям заморский рай
С его достатком, жизненным раздольем.
Наш крест – другой. Другая жизнь и доля.
Не уезжай, браток, не уезжай.
Давай хоть мы останемся, браток,
Подышим дымом родины чуток,
Пошлем подальше Запад и Восток...
Будь молоток, браток, будь молоток!
Конюшни вычищать придется нам.
Мы вместе – сила. Справимся с бесправьем.
Страну свою от нечисти избавим,
Чтоб было что оставить сыновьям.
Молитва бродяги
Праведный Боже!
Непостижимы пути твои.
Если вдруг ты надумаешь
Испытать меня миллионом,
То клянусь тебе всем,
Что мне дорого
В моей непутевой жизни,
Что деньги меня не испортят,
Что не стану поганцем и гадом,
Подлецом и мерзавцем,
Не оборзею,
Не заведу любовниц,
Даже пить и курить стану меньше…
Если же я
Не сдержу своей клятвы,
То ты знаешь прекрасно,
Как поступать
С клятвоотступниками.
Может попробуем, Боже,
Испытаем меня миллионом?..
***
Жизнь пережил – как поле перешел.
Отмерил поле – даже не заметил.
Вершок достался мне иль корешок, -
Я знать не знаю – просто жил на свете.
***
Научите меня
Принимать свою жизнь с ликованьем,
Научите меня
Дорожить каждой встречей и днем.
Горы, долы и реки,
Пустыни, леса и саванны,
Научите меня
Быть собой в океане людском.
Научите меня
Не растрачивать душу на склоки,
Не разменивать вечность
На выгоду бренных минут.
Воробьи и кузнечики,
Бабочки, пчелы, сороки,
Научите меня
Отстраняться от праздных зануд.
Научите меня
Примиряться с проделками смерти,
Ведь однажды придет
Как незваная гостья она;
Одуванчики, ивы и вербы,
Вы смерти не верьте,
И живите, как жили,
Роняя свои семена.
Научите меня
Говорить со вселенной, с веками,
Научите меня
Языку обелисков и скал;
Водопады, ущелья,
Равнины, холмы и вулканы,
Путеводную нить своей жизни
Средь вас я искал.
Научите меня
Не чураться «кусачих» вопросов:
Почему, для чего и зачем
Этот мир я копчу.
Скорпионы и змеи,
Тарантулы, шершни и осы,
Вашу правду я знаю,
Но правду иную ищу.
Научите меня
Принимать свою жизнь с ликованьем,
Научите меня
Дорожить каждой встречей и днем.
Горы, долы и реки,
Пустыни, леса и саванны,
Научите меня
Быть собой в океане людском.
***
До встречи было
Ожиданье встречи.
Поток посланий,
Электронных слов...
Была у встречи
Сладкая предтеча,
Ее-то я и принял
За любовь...
Томленье сердца,
Писем воркованье
И фотографий
Выбранный улов...
Свою мечту
Увидел за словами,
Ее-то я и принял
За любовь...
***
Осень
выткала
последний гобелен
и посвятила
завтрашнему
снегу.
***
Горное эхо
гулко
сказало:
«Иду на прогулку».
Горное эхо
лихо
устроило
неразбериху.
Горное эхо
в потеху
жевало
остатки смеха.
И вдруг
стало тихо-тихо:
закончилась
неразбериха.
***
Завтра будет аврал. Но сегодня
Мой черед – и я сделаю ход.
Жизнь дрейфует. Полет – беспилотный.
Здесь минута проходит за год.
Завтра будет большая запарка.
Судный день. Небывалый разнос.
Я еще прогуляюсь по парку,
Похожу в облаках среди грез.
Еще целая вечность до завтра.
Видишь неба раскрывшийся шов?
Будем петь и плясать, бить в литавры.
Завтра – сказка про мор динозавров;
Гений долго примеривал лавры,
Кто-то спьяну попер к Минотавру,
Кто-то спутал Пегаса с Кентавром,
Дверь захлопнулась. Щелкнул засов…
Это будет. Но будет лишь завтра,
А до завтра – шестнадцать часов.
Завтра станем во всем разбираться:
Как такой разгорелся сыр бор,
Как внедрились средь нас святотатцы.
Завтра будет мужской разговор.
Что ж, закончена миссия Мавра.
Пусть уходит – и будет здоров.
Пусть исчезнет из жизни и снов.
Завтра будет аврал. Но до завтра
Еще целых шестнадцать часов.
***
Я показал ей осень
И сказал: «Это – ты».
Она вся пожелтела,
Поникла.
Я показал ей зиму
И сказал: «Это - ты».
Она вся побледнела,
Размякла.
Я ни с кем никогда еще не был
Таким жестоким...
***
Мне еще предстоит
Научиться проглатывать гнев,
Пережевывать ягоды ярости,
Перемешивать с сахаром желчь,
И рычащие злобно слова
Держать на короткой цепи.
***
Ноябрьский ветер срывает
С деревьев последние листья.
Это завтрашний снег рассылает
Свои визитные карточки.
***
Цветы надежд не могут жить в камнях.
Для жизни им нужны мечты и грезы.
Нет жизни им на свалке, средь отбросов;
Цветы надежд не могут жить в камнях.
Цветы надежд не могут жить в песках.
Они живут лишь в небе снов и веры.
Слова и мысли – вот их мир и мера.
Цветы надежд не могут жить в песках.
Цветы надежд живут в моих мечтах.
Они живут – мне с ними так уютно!
В душе моей – уже не так безлюдно.
Цветы надежд живут в моих мечтах.
***
Я научился смотреть на мир
Глазами озера, глазами гор и леса.
Я научился общаться с миром
На языке воробьев и сорок.
Мне теперь все труднее
В отношеньях с природой
Защищать инетересы людей.
***
Какого цвета страх? –
Цвета белых халатов врачей.
Какого цвета радость? –
Цвета белого платья невесты.
Какого цвета отчаянье? –
Цвета белого савана смерти.
А молчаливое одиночество –
Цвета белого снега.
И лишь у тоски зеленой –
Цвет болота,
Болота,
Болота...
***
Старость приходит,
Как кошка,
На бархатных лапках,
Ластится, трется о ноги,
В знак дружелюбия
Хвост поднимает трубой,
Все урчит и мурлычет,
Все канючит, канючит, канючит,
Чтобы ты на съеденье ей бросил
Кусочек
Своей
Жизни.
***
Куда девались шершни и жуки?
Кто превратил страну мою в пустыню?
Открыть глаза нам как-то не с руки.
Мы отвергаем истины простые.
Земля мертва. Повсюду тишь и сушь.
Мы жизнь загнали в толстый слой асфальта.
Блуждает в космосе сигнал спасенья душ.
Я б жизнь отдал за утро с птичьим гвалтом.
Идет-грядет пустынный суховей.
Он заметет следы цивилизаций.
Окаменел последний соловей.
Глазницы мертвых кратеров гноятся.
Куда девались лисы, барсуки?
И где вода в морях и океанах?
На все четыре стороны – пески,
Мир потонул в песчинках окаянных.
В другой галактике какой-то мозглячок
Изучит небо и средь звезд заметит
Икринкой тлеющий безжизненный зрачок,
И даст названье: «Красная планета».
***
Дни стучат,
Как копейки на счетчике.
Нам отмерено в жизни
Каких-нибудь несколько тысяч
Таких копеек.
Дни впадают в недели,
Как копейки впадают в рубли.
Нам отмерено в жизни
Несколько жалких десятков
Таких рублей.
Живи, человече,
Копеек своих не считай.
Просто помни,
Что счетчик включен...
***
Каждый раз
При слове «ягуар»
Мое сознание
Устремляется в джунгли,
Раздвигает заросли кустов,
И из их глубины
Раздается рычание зверя.
А буйное воображение
Моего пятнадцатилетнего сына
Хватает красную ручку
И рисует «крутую тачку».
***
Две одетые в черное нищенки,
Две кладбищенские приживалки,
Примостились в укромном тенечке
И терпеливо, равнодушно ждут,
Когда живые распрощаются с неживым,
Опустят гроб в яму,
Забросают яму землей,
Уложат холмик цветами
И уйдут восвояси.
Тогда придет их время.
Они подойдут и возьмут
Оставленную нехитрую снедь:
Початые и непочатые бутылки водки,
«Фанту», «Спрайт», «Кока-колу»,
Минеральную воду,
А также закуску:
Сыр, колбасу, ветчину, кусочки вареного мяса…
Две одетые в черное нищенки,
Две кладбищенские вороны…
Разносчик горячей кукурузы
«Цхели симиди!», «Цхели симиди!»*, -
Эти слова
Вошли в мою плоть и кровь.
Эти слова
Я повторяю весь день –
С утра до позднего вечера.
«Цхели симиди!», «Цхели симиди!», -
Эти слова
Вросли в мои ладони,
Как и эти бидоны,
В которых я разношу по пляжу
Вареную кукурузу.
Изо дня в день,
Изо дня в день.
Эти бидоны стали
Продолжением моих рук.
«Цхели симиди!», «Цхели симиди!», -
Это все, что я знаю,
Это все, что умею на свете,
Это все, чем могу
Позаботиться о себе и семье.
«Цхели симиди!», «Цхели симиди!», -
Эти слова
То и дело врываются в мои сны.
Эти слова
Стали моею сутью,
Состоянием моей души.
Это не я их выбрал,
Это они меня выбрали.
Из огромной колоды
Человеческих судеб
Я вытянул именно эту
Не самую лучшую карту.
* «Гоячая кукуруза!», «Гоячая кукуруза!» (по-грузински)
***
Ну что Роден! – Родену было просто:
Он брал кусок мрамора,
Отсекал от него все ненужное,
И получался шедевр искусства.
Попробовал бы он
Взять «Толковый словарь»
Объемом в сто тысяч слов,
Вычеркнуть из него
Все ненужные слова,
И получить при этом
Что-то стихоподобное…