Родина
На всем пути – погосты и погосты,
Печные трубы, ветер да бурьян...
Из памяти не выбросить так просто
Угрюмых лиц затурканных крестьян,
Что вдоль дорог, собрав остатки силы,
Копают бульбу в тощее рядно,
Как будто роют братские могилы,
Чтоб лечь самим на глинистое дно.
***
Опять Победа. Но без мамы,
Ее кургузого плаща,
Косынки, вянущих тюльпанов...
(«Умаялась, пока дошла!»)
Опять нестройный залп салюта.
Шульженко. Витька с Моховой.
И бесконечная минута
Над непокрытой головой.
...Мерцают на могилах свечи:
Андрей, Настёна, дед Иван...
И расправляет мертвым плечи,
Как в 41-ом, Левитан.
***
«Без меня вам трудно будет, детки», –
Повторяла перед смертью мама.
...Уходил во двор, стыдясь соседки, –
Сколько можно, – как с ребенком, прямо!
Обойдусь без причитаний длинных
(Позади, считай, полжизни с гаком).
...Липла к сапогам слепая глина.
Выла за бугром, в селе, собака.
Прожит день, пустой и неуютный,
Мается вдовцом холодный вечер.
Мать встает из гроба на минутку:
Мальчику накинуть плед на плечи.
***
Импровизированный рынок.
Старухи. Мухи. Требуха.
От снедью пухнущих корзинок –
Густые запахи греха.
Сожженное закатом небо.
В углу – знакомый силуэт.
Несет ломоть ржаного хлеба
К губам, как в юности кларнет.
Узнала или не узнала?
«Мужчина, ливерку берем?!»
Как в этой... той осталось мало,
А все же бьется в горле ком.
Стою. Гляжу на руки в саже:
След от кольца, в морщинах грязь
(Я, помню, целовал их даже).
И у нее не удалась...
***
Мокрые ветви скребутся в окошко.
Мокрые ветви, о чем ваша речь?
Я еще жив, подождите немножко,
Не рассыпайте по стеклам картечь
Капель упругих продрогшего сада
(Вишни в листве, как под душем соски).
Мне напоследок немногое надо:
Не прозевать бы посадку до Ада,
Не удавиться б, случайно, с тоски.
Толку ль, что цену в конечные сроки
Знаешь всему: и строке, и рублю…
Ведь не понять в муравьиной мороке, –
Мир уходящий, прекрасный, жестокий, –
Я проклинаю иль нежно люблю.
***
Четвертый раз проходит
Под окнами старик:
Сутулый. Трезвый, вроде.
Индюшечий кадык.
Обветренные скулы.
Сухой пергамент щек.
Что я привстал со стула,
Ему и невдомек.
Он шаркает ногами,
Он загребает снег.
Не усидел в бедламе?
Иль потерял ночлег?
С какой-то тихой думой
Скрываясь за углом,
Старик молчит угрюмо,
Ему общаться влом.
...Снежинок бойких улей.
Вечерних улиц медь.
А мне уже на стуле,
Боюсь, не усидеть.
Появится ль? во сколько?
Старик из-за угла.
(Не раздавить бы только
Холодного стекла.)
...И, шаркая сторожко,
Торя свою межу,
Под темное окошко
Опять я выхожу.
***
Те старики, которых стариками
Считали мы в начальных классах школы,
Все умерли давно. Мы стали старше
Их, сорока-пятидесятилетних,
Но стариками не зовем себя,
И обижаемся, и долго молча плачем,
Уткнув худой небритый подбородок
В отцовский китель, мамин плащ немодный,
Висящие на пыльном чердаке.
Ну что тут скажешь, – все мы только дети,
Играющие на краю обрыва,
Манящего прохладою речною,
Покоем, и вечерним тихим светом
Под пологом родительских небес,
И тайной, бесконечной жуткой тайной,
В присутствии которой стынут руки,
Немеют губы и мрачится разум...
Возьми скорей нас на руки, Господь!
На всем пути – погосты и погосты,
Печные трубы, ветер да бурьян...
Из памяти не выбросить так просто
Угрюмых лиц затурканных крестьян,
Что вдоль дорог, собрав остатки силы,
Копают бульбу в тощее рядно,
Как будто роют братские могилы,
Чтоб лечь самим на глинистое дно.
***
Опять Победа. Но без мамы,
Ее кургузого плаща,
Косынки, вянущих тюльпанов...
(«Умаялась, пока дошла!»)
Опять нестройный залп салюта.
Шульженко. Витька с Моховой.
И бесконечная минута
Над непокрытой головой.
...Мерцают на могилах свечи:
Андрей, Настёна, дед Иван...
И расправляет мертвым плечи,
Как в 41-ом, Левитан.
***
«Без меня вам трудно будет, детки», –
Повторяла перед смертью мама.
...Уходил во двор, стыдясь соседки, –
Сколько можно, – как с ребенком, прямо!
Обойдусь без причитаний длинных
(Позади, считай, полжизни с гаком).
...Липла к сапогам слепая глина.
Выла за бугром, в селе, собака.
Прожит день, пустой и неуютный,
Мается вдовцом холодный вечер.
Мать встает из гроба на минутку:
Мальчику накинуть плед на плечи.
***
Импровизированный рынок.
Старухи. Мухи. Требуха.
От снедью пухнущих корзинок –
Густые запахи греха.
Сожженное закатом небо.
В углу – знакомый силуэт.
Несет ломоть ржаного хлеба
К губам, как в юности кларнет.
Узнала или не узнала?
«Мужчина, ливерку берем?!»
Как в этой... той осталось мало,
А все же бьется в горле ком.
Стою. Гляжу на руки в саже:
След от кольца, в морщинах грязь
(Я, помню, целовал их даже).
И у нее не удалась...
***
Мокрые ветви скребутся в окошко.
Мокрые ветви, о чем ваша речь?
Я еще жив, подождите немножко,
Не рассыпайте по стеклам картечь
Капель упругих продрогшего сада
(Вишни в листве, как под душем соски).
Мне напоследок немногое надо:
Не прозевать бы посадку до Ада,
Не удавиться б, случайно, с тоски.
Толку ль, что цену в конечные сроки
Знаешь всему: и строке, и рублю…
Ведь не понять в муравьиной мороке, –
Мир уходящий, прекрасный, жестокий, –
Я проклинаю иль нежно люблю.
***
Четвертый раз проходит
Под окнами старик:
Сутулый. Трезвый, вроде.
Индюшечий кадык.
Обветренные скулы.
Сухой пергамент щек.
Что я привстал со стула,
Ему и невдомек.
Он шаркает ногами,
Он загребает снег.
Не усидел в бедламе?
Иль потерял ночлег?
С какой-то тихой думой
Скрываясь за углом,
Старик молчит угрюмо,
Ему общаться влом.
...Снежинок бойких улей.
Вечерних улиц медь.
А мне уже на стуле,
Боюсь, не усидеть.
Появится ль? во сколько?
Старик из-за угла.
(Не раздавить бы только
Холодного стекла.)
...И, шаркая сторожко,
Торя свою межу,
Под темное окошко
Опять я выхожу.
***
Те старики, которых стариками
Считали мы в начальных классах школы,
Все умерли давно. Мы стали старше
Их, сорока-пятидесятилетних,
Но стариками не зовем себя,
И обижаемся, и долго молча плачем,
Уткнув худой небритый подбородок
В отцовский китель, мамин плащ немодный,
Висящие на пыльном чердаке.
Ну что тут скажешь, – все мы только дети,
Играющие на краю обрыва,
Манящего прохладою речною,
Покоем, и вечерним тихим светом
Под пологом родительских небес,
И тайной, бесконечной жуткой тайной,
В присутствии которой стынут руки,
Немеют губы и мрачится разум...
Возьми скорей нас на руки, Господь!