Посвящается Светлане Р.
Бим аккуратно потрогал лапой красный цвет и очень удивился – тот не обжог, а обдал приятным теплом. «Странно, - подумал пес, - а с земли казалось, что он горяченный». Нет, он, конечно, не мог точно сказать, какой должна быть на ощупь радуга, но то, что ее красный цвет должен непременно обжечь, он почему-то был уверен. Бим осторожно растянулся в голубой дуге, она неожиданно охолодила и обдула ветерком. «Хорошо тут. Красиво. Тепло. Спокойно. Но одиноко». Пес вытянул лапы, положил на них большую, морду с одинокостоячим ухом и загрустил. Он давно отвык быть один. Всегда с ним рядом суетились хозяева, кто-то уходил на работу или еще по каким делам, а кто-то оставался. Совсем одиноким Бим чувствовал себя редко: когда в доме не было никого, кроме его подружек Пуси и Люси. Он тогда вспрыгивал на диван хозяйки, хотя знал, что счастлива она от этого не будет и, вдыхая родной запах, впадал в дрему. За его долгую собачью жизнь, хозяйская семья менялась на глазах: однажды он обнаружил, что старенькой бабушки на ее привычном месте нет, а шумные дети, с которыми было так весело гонять на улице стали большими, смотрят на Бима сверху вниз и совсем не спешат с ним побегать. Через несколько лет он с грустью понял, что любимая хозяйка теперь ходит совсем медленно и гуляет исключительно вокруг дома. Он, конечно, как существо воспитанное, от нее и раньше не убегал, даже идя без поводка, который презирал до самой глубины собачьей души, а, если вдруг забывался и уносился вперед, то непременно оглядывался и ждал, куда повернутся их пути-дороги. Теперь ему пришлось вовсе умерить собачью страсть к вынюхиванию и гонянию. и смиренно трусить у ног обожаемой Антонины.
Биму нравилось все, что делали хозяева: как они готовили, убирались, учились, радовались, работали, ругались…Хотя, нет! Громкие крики, стучащие двери и заплаканные женщины были ему не по душе, о чем он всегда честно и прямо вылаивал домочадцам. И те всегда после его пламенных выступлений, мирились. Ну, или ему казалось, что именно после них.
Главное, что Бима они всегда любили: и когда ругались, и когда жили мирно, и когда уходили на работу, и когда возвращались. Гладили, трепали за ушами, обнимали. «Все-таки хорошо было там. Очень», - пес загрустил и, чтобы немного отвлечься от невозвратности прежней жизни, посмотрел вниз.
На диване обнявшись, плакала Катя и ее сын Петька, с которым Бимка в последнее время сошелся на короткой ноге и даже благосклонно выносил его бесконечные телефонные звонки по время вечерних прогулок. Катя несколько лет назад постепенно перешла в разряд хозяйки, но занять место Антонины в собачьем сердце не смогла. Сейчас, правда, Биме казалось, что зря, что она тоже его по-настоящему любила, но отмотать назад киноленту жизни он не мог. Почему-то вспомнилось, как однажды гадко поступил, сбежав от мальчишки на прогулке. Тогда Петька с головой ушел в телефонную реальность, но, конечно, это было слабым оправданием безрассудству. Хотя сначала ему это показалось славным приключением, а об оставленных хозяевах он думал меньше всего.
В тот вечер Бим во весь опор несся по морозным улицам, и его нестоячее ухо от такой гонки стало вдруг прямым, как спина хозяйки во времена ее балетной молодости. «Да, раздолье тогда было, кувыркайся в снегу, сколько влезет, гоняй с чужими собаками, гуляй, когда захочу». Целый день пес веселился, радуясь нежданной свободе, однако, вечером его пыл резвиться значительно умерился: новые друзья разошлись по домам, ему захотелось поесть, погладиться, и услушать привычное: «Бимастик, спать пора!» Он оглянулся по сторонам – чужие дома, чужие запахи, чужие люди, да и тех почти на осталось рядом. Весь следующий день Бим пытался найти дорогу домой, но только больше и больше запутывался в какой стороне она лежит. Правда, голод не сильно донимал – удалось перехватить брошенную кем-то косточку, а вот тоска по хозяевам начинала погладывать собачью душу. Да и погода на улице не шептала «останься». К тому времени Бим уже навалялся в снегу за все предыдущие годы, и ему очень хотелось в теплый дом, ведь снежинки такие красивые и славные на вид, на деле оказались очень холодными и немилосердно кусали за лапы и живот. Пес потрусил по улицам в поисках ночлега. Мимо мелькали подъезды, занесенные снегом скамейки, луны фонарей и одиноко спешащие запахи прохожих. Ночь наступала медленно, но неотвратимо. Бим совсем было собрался ночевать прямо в снегу, как вдруг увидел приоткрытую дверь внизу лестницы. Пес сбежал по ступеням и с трудом протиснулся в узкий прогал. «Откормили меня, однако», - воспоминания о далеких хозяевах окрасили радость от нежданно обретенного ночлега тоской, такой же серой, как стены подвала, в котором он оказался. Постепенно усталость взяла свое, и пес провалился в беспокойную дрему.
Он спал и не знал, что хозяева только недавно вернулись домой после безуспешных поисков любимца. Утром они опять пойдут обходить улицу за улицей, смело подбегая ко всем встреченным стаям, станут громко «бимкать» по всем подвалам домов и площадкам магазинов. Не знал он и того, что весть о пропаже коротконого питомца с одиноко стоячим ухом облетела интернет, что завтра вечером кто-то увидит его, лежащего в снегу, голодного и усталого, и позвонит таким же уставшим и несчастным хозяевам. Ничего этого Бимка не знал, может, поэтому чуть не сошел с ума от радости, когда услышал знакомое: «Бимасик»! и не увидел рядом с собой заплаканное лицо Кати. Она обнимала его за шею, стряхивала с шерсти налипшие за дни странствий ледышки и лихорадочно пристегивала замерзшими руками поводок к ошейнику: от радости она выскочила из дома без варежек. Потом они бегом неслись погруженными в дремоту улицами, а дома его ждал вкусный бульон и новая теплая подстилка.
Бим загрустил, и чтоб было позволительно завыть, достал из тайников души самые печальные воспоминания. Про мартовский день, когда они, как обычно отправились на прогулку с Антониной. С некоторых пор любимая хозяйка, когда-то разглядевшая в маленьком смешном комочке родственную душу, стала совсем медленно и неуверенно ходить, а ее некогда прямая спина – зависть всех соседей, согнулась. Антонина теперь ходила, сосредоточенно глядя вниз, уверенная, что Бим никуда не убежит. И он честно семенил рядом, но удержать падающую на скользкой весенней дорожке хозяйку не смог. Вот если б он был овчаркой, водолазом или хотя бы ротвейлером, с мощными лапами и спиной, может быть, такого несчастья и не случилось бы. Но Бим уродился всего лишь дворовым коротколапым псом.
«Как долго тогда пришлось звать на помощь. Никто меня не понимал, все отмахивались, пока не вышла соседка тетя Надя». Биму нравилось после прогулки заходить к ней в гости, там всегда что-нибудь вкусненькое давали. Сначала соседка сама хотела поднять Антонину, но не смогла. Приехала белая машина и хозяйку увезла. «Хотел я бежать следом, да тетя Надя не пустила. Как же долго Антонины не было! Зато когда она вернулась домой на другой белой машине, я чуть с ума от радости не сошел! Гонял, гонял по квартире, кричал, кричал. Антонина больше не ходила со мной гулять. Она целыми днями лежала на диване, иногда опуская руку и нашаривая мою голову. Такое счастье бывало редко, но зато тогда казалось, что у нас все по-прежнему. Я даже на кухню за едой стал редко ходить, и на улицу не просился: вдруг хозяйка захочет погладить, а меня нет?! Однажды она совсем перестала опускать руку, потом приехали чужие, пахнущие бедой люди. Я не хотел их пускать, но они все равно увезли Антонину, и я больше никогда ее не увидел». Слеза медленно скатилась из глаз пса и оставила мокрый след в густой шерсти, за ней по проторенной дорожке побежали другие. « Конечно, Катя, ее дочка хорошая, и кормила вкусно, и в лес с ней ходили, но та была своей, у нас и душа была одна на двоих». На Бима навалилась такая тоска, что перехватило дыхание. Ему казалось, что свет опять уходит от него, как было сегодняшним утром, когда боль разрывала на части все его неуклюжее тело с короткими лапами и большой головой, которую Катя положила себе на колени и гладила, заливая слезами. Биме было страшно, почти так же страшно, как несколько лет назад, когда Катя с Петькой уехали на море, а они с Антониной наслаждались долгими прогулками и чаем с печенюшками. И вот в один из этих блаженных деньков на него вдруг накатил такой ужас, такая непроглядная тоска по уехавшим домочадцам скрутила сердце, что он завыл леденящим душу голосом. И выл, не переставая, пока тьма, неожиданно накрывшая его собачий мир, не стала рассеиваться, уступая место лучу надежды, пробившему ужас отчаяния. Через несколько минут позвонила Катя и заикаясь от волнения, рассказала, что они с Петькой только что чуть не утонули. Антонина плакала от страха за дочь и от умиления псом, за тысячи километров почуявшим беду своим любящим сердцем.
Таким же леденящим холодом отчаяния встретило Биму сегодняшнее утро, особенно тяжелое после ночи проведенной в бесконечных поисках места, где будет не так плохо. Звуки и запахи медленно уходили из его жизни, за которую цепляться не осталось сил. Наконец, он провалился в мрачную темноту, где не было тепла, родных голосов, привычной подстилки и зеленых стен большой комнаты. Бим барахтался в этой жуткой теми, пока какая-то неведомая сила не подхватила пса с одиноко стоячим ухом и не вынесла в луч света, который рос, рос и, наконец, превратился в огромную сияющую радугу. Она занимала все небо, вернее, она и была целым небом и здесь, на этой разноцветной круглой лестнице было тепло, мягко и уютно, боль исчезла, а тело стало удивительно легким.
Вынырнув из липкой паутины печальных воспоминаний, Бим подумал, что он все-таки мужчина, хоть и собачьего роду, и плакать, как девчонке, ему не пристало. Он пошмыгал черным мокрым носом и принялся рассматривать, что делается дома. Бим смотрел вниз, на плачущих Катю с Петькой, и немного грустил от того, что он не с ними. Конечно, на радуге ему очень понравилось, но ведь там остались те, кого любил он и кто любил его.
«О! Кошачьи миски закрыть забыли, ура! Вот почему у Пуськи с Люськой еда всегда так вкусно пахнет? Не справедливо. А они ее вечно не доедают. Ничего, сейчас я за ними подчищу!», - начал было радоваться пес, но потом вспомнил, что хвостатые подружки уже могут не опасаться его набегов. Бим немного повозился лапами в желтом цвете и, положив на них морду, снова стал смотреть на «своих». Внизу надвигались сумерки, первый вечер без домашнего любимца. Катя по привычке приготовила поводок, а потом, зашмыгав носом, унесла его на балкон. «Надо же: у них – вечер, темно. А у нас – день, свет, ветерок приятный», - Бим задумался о странностях мира и не заметил, как задремал.
Проснулся он от ощущения чужого присутствия рядом. Вообще, он всегда спал чутко, никому незаметно мимо хозяйской квартиры прошмыгнуть не удавалось: Бим всех громко «сдавал». А тут, то ли от переживаний, то ли от боли так измучился, что глубоко провалился в омут сна, и никак не мог из него выбраться. Когда удалось уговорить глаза открыться, Бим увидел, что рядом сидит черная кошка. Она задумчиво рассматривала пса, лениво помахивая кончиком пушистого хвоста. Зрачки янтарных глаз соседки, то суживаясь до тонкой ниточки, то расширяясь до огромного круга, обдавали собаку холодным блеском. «Как это у них так получается: шире-уже? Кошки вообще существа странные, совсем на нас не похожие. Но ругаться я с ними не люблю, я ж сильнее, это не хорошо. Вернее, не любил…Или все-таки не люблю? Если меня нет, я же, наверное, ничего чувствовать не должен? Но я так же люблю хозяев и по-прежнему не люблю ругаться с кошачьими. Да, странная штука жизнь. Или не жизнь? А что?». Бим всегда был философом, но на радуге его любовь поразмыслить расцвела пышными побегами. Наверное, неземной свет, щедро разлитый вокруг, весьма этому помогал.
Из пелены размышлений его вынес голос черной кошки.
- Здравствуй, - протянула она вальяжно и вместе с тем холодно.
- Привет, - радостно и миролюбиво застучал в ответ по зеленой дуге Бим.
Кошка помолчала, посмотрела вниз.
- Переживают, - полувопросительно-полуутвердительно протянула гостья.
- Угу, - скульнул Бим, мелко подрагивая, эта привычка робко заявила о себе после первого похода в медицинский кабинет, пахнущий резко и незнакомо и окончательно утвердилась после того, как в заднюю лапу вонзилась сотня игл. Правда, Катя утверждала, что всего четыре, но пес бы с ней не согласен, о чем громко заявил на все окрестности. С тех пор он всегда начинал дрожать, когда встречался с чем-то болезненным или сильно грустным.
- Лира, - с достоинством произнесла черная кошка, лениво махнув хвостом, что, видимо, означало у нее высшую степень дружелюбия.
- Бим, - с готовностью ответил пес, изо всех сил колотя по радуге пушистым хвостом. Его он не без основания считал выдающейся частью своей привлекательной натуры.
- Знаю, - Лира роняла слова, как капли из плохо закрытого кран.
- Откуда? – удивился Бим. Он, конечно, знал, что ему посвящен стих, рассказ и повесть, но что это так быстро стало известно здесь, пес, конечно, предположить не мог.
- Вы читательница, то есть, почитательница? – с надеждой спросил прототип литературного творения, готовясь дать автограф. Правда, он не знал, как это у него получится, зато точно знал, что понаслаждаться славой у него точно выйдет.
- Щасссс! – фыркнула Лира. Подумав пару мгновений, она грациозно уложила хвост вокруг лап и снизошла до кратких объяснений.
- Хозяева наши дружили. К тому же здесь все всё знают про там, - она слегка кивнула в сторону земли, - привыкай.
- А, - догадался пес смешанной породы, - ты та самая кошка, которая хозяйского сына от врача защищала?
- Догадливый, - мурлыкнула кошка, польщенная такой популярностью, - как же его было не оберегать? Пришла, тычет в малыша какой-то блестящей кругляшкой, дышать громко заставляет, потом и вовсе заявляет: встань, а ему бедолажке, так плохо было, он и лежал то еле-еле. А она – встань! Совсем с ума сошла.
- Тогда ты на него забралась и лапой эту тетеньку, лапой! Смелая ты!
- Есть такое. Если не я, кто еще Лешку защитил бы? От людей в этом вопросе мало толку, особенно от родителей, - польщенная Лира благосклонно взглянула на пса и, придвинувшись поближе, слегка лизнула в ухо.
Бим ощутил грустную нежность к серой подружке Пусе, которая любила вылизывать его большие уши, особенно почему-то нестоячее, и отвернулся от Лиры. Повисло тоскливое молчание. Бим думал о кошках, оставшихся далеко внизу, а Лира о недосягаемом доме. Черная кошка впервые за долгое время почувствовала, как тоска накрывает серой тучей. Лира отодвинулась в сторону, опустила мордочку на лапы и закрыла глаза, чтобы пес не заметил, как непрошеные слезинки заструились по чёрному носу. Она вспоминала Лешку, смешного, шумного, вихрастого мальчишку, который постоянно тискал ее, называя это объятьями, пытался дрессировать, как глупого пса, и даже таскал на прогулке в шлейке, хотя это ей ужасно не нравилось. Лешка мог забыть покормить ее или почистить лоток, но Лира все равно любила его больше хозяйки. Почему? Она и сама не могла себе объяснить, просто любила, а он…А он не мог заснуть без неё, да и она не могла спать ни в каком в другом месте. Лешка часто оставался дома один: хозяйка много работала, и черная кошка честно пыталась скрасить его одинокие вечера, развлекала и убаюкивала. Как-то незаметно подросший Лёша уехал в лагерь, и Лира целыми днями ходила по дому, ища его по всем углам. Она целыми днями привычно сидела у входной двери, где всегда дожидалась его прихода со школы. Однажды Лира услышала, как хозяйка кому-то со смехом рассказывала, что Леша пишет: «Божечки, как же не хватает кошки в ногах». Она удовлетворенно хмыкнула: кто бы сомневался, и даже не попыталась скрыть свою радость. Лёша приехал рано утром, обнял её первую! и завалился спать. Лира заняла своё любимое место у него на плече и зорко наблюдала за тихо снующей туда-сюда хозяйкой, дабы та не потревожила его сон.
А потом Лешка уехал в чужой город. Надолго. В доме стало непривычно тихо. И одиноко. Жизнь Лиры превратилась в ожидание .Она безумно радовалась каждому его редкому приезду и мгновенно занимала на диване привычное место.
В один далеко не прекрасный день для черной кошки наступило страшное время. Лира не понимала, почему хозяйка все время носит ее в то неприятное место, где постоянно колют тонкими иглами и наворачивают на живот длинные ленты белой ткани. Однажды прямо там она заснула, а, когда проснулась, увидела заплаканное, но удивительно счастливое лицо хозяйки, которая шептала: «Чудо! Я знаю, оно будет». И Лире, правда, стало лучше: иглы больше не вонзались в лапы, ее не заматывали тряпками, а еще ей впервые за долгое время захотелось поесть. Много и вкусно, что она с непривычным урчанием и сделала. Однако, чудо очень быстро ушло из жизни черной кошки, а вернулись страх и ужас. Только теперь они стали нереально большими. Боль съедала ее изнутри. Лире больше не хотелось есть. Пить. Спать. Ей вообще больше ничего не хотелось. Она уже не ходила, а почти ползала по квартире, пытаясь забиться хоть в какой-нибудь угол, в надежде, чтобы боль отступит. А хозяйка, всегда такая понимающая, почему-то совсем не понимала, как плохо ее любимице. Она каждый день укладывала ее в ненавистную переноску и несла туда, где ее опять кололи и перевязывали, перевязывали и кололи.
И вот наступил день, когда у Лиры уже не было сил привычно сопротивляться, когда ее клали в переноску. Не было сил громко возмущаться в такси. Но вдруг на столе, после укола, когда она почти потеряла сознание, черной кошке вдруг страстно захотелось оказаться дома. Дома! На родном диване. И ждать Лешку! Она из последних сил вырвалась и спрыгнула со стола. Последнее, что еще успело зацепить падающее в черную пропасть сознание: рыдающая в голос, не стесняясь чужих людей, хозяйка!
А потом Лире вдруг стало легко и хорошо, и даже боль исчезла. Чёрная, похожая на пантеру, кошка грациозно побежала по радуге. Она лишь на мгновение удивлённо оглянулась, когда услышала, как отчаянно и безнадежно рыдает в пустой квартире чужого города вихрастый парень. Через месяц черная кошка, нежась на радужной перине, снисходительно наблюдала, как хозяйка листает объявления о приютских котятах, стремясь найти в них черты ушедшей любимицы. И как Лешка, глядя на эти поиски, тихо сказал однажды: «Таких, как Лира, нет». «Мой мальчик», - удовлетворенно улыбнулась сама себе кошка. «Умный. Я ж его воспитывала».
Успевший побороть грусть пес деликатно кашлянул, приглашая продолжить разговор. Вынырнув из сладостно-горького тумана воспоминаний, черная кошка повернулась к Бимке.
- Знаешь, здесь все-таки неплохо. Может, не так хорошо, как было там, внизу, но тут тоже есть свои радости, - как можно сердечнее промурлыкала Лира.
- Какие? – недоверчиво протянул пес, - что может быть радостней, чем встречать хозяев у двери? Я всегда начинал лаять, когда мои только заходили во двор, а уж когда поднимались по лестнице, об этом слышал весь дом!
Бим зажмурился от удовольствия, вспомнив радости домашней жизни и чуть было опять слезно не затосковал, но вовремя спохватился, что это невежливо. И не по-мужски. А что бы кто бы там не говорил, Бим искренне считал себя единственным защитником в семье. Пока Петька не вырос. Даже когда тот повзрослел, продолжал так думать. И не просто думал. Защищал. Сначала свою обожаемую Антонину. Потом – Катю. Никто просто так к ним подойти не мог. Ни во дворе, ни в доме, ни на улице. Как они теперь без него будут? Кто их защитит?
- Моих тоже теперь оберегать некому. Подружки совсем обнаглели, хозяйке на голову сели. Гонять их некому. Только знают, что еду клянчить, радости от них никакой. Мелкая туалет, где попало устраивает, совсем совесть потеряла. А еще хозяйка ноты разложит, они тут как тут: на бумагах растянутся и хвостами помахивают. Только она одну сгонит, так вторая с другой стороны атакует, еще и когти выпускают, бессовестные!
Бим от удивления поднял не стоячее ухо и воззрился на Лиру. Он же только подумал о беззащитных хозяевах, вслух же ничего не сказал, откуда она…?!
- Привыкай, - черная кошка снисходительно посмотрела на пса, - здесь слова не нужны. Удобно, кстати, только подумал, а тебя уже поняли.
Не сказать, чтоб Бим в обмен мыслями сильно поверил, но спорить не стал, все-таки Лира здесь раньше появилась, знает, что говорит.
- Тянет? – кошка изящно кивнула вниз.
- Угу.
- Понимаю, – Лира помолчала, - первое время у всех так. Даже у бездомных. Хоть им-то на земле совсем не сладко пришлось.
- А потом?
- А потом научишься путешествовать. К ним.
- Как?! - От возможности побывать в хозяйской квартире, от души полаять на соседей и подъесть из кошачьей миски, Бим так разволновался, что закрутился волчком, окатив сидящую рядом Лиру радужными брызгами.
- Какие все-таки собаки примитивные существа, - неодобрительно фыркнула черная кошка, - все бы им миска, крик, стук хвоста об пол. Тоньше надо быть!
Бим сначала решил обидеться на новую подругу, но потом передумал. Все-таки с ней было интересно.
- Вспомни своих, и волна любви плеснет им в сердце. Они тут же подумают о тебе, и тогда уже твое сердце вспыхнет, и огонь этот не обожжет. Просто согреет. И тебе не будет грустно. Любовь ведь не исчезает вместе с нами. Она проливается каплями теплого дождя или пробивается радугой через тучи. А еще она может прозвенеть серебряным колокольчиком или засверкать каплями росы. Вспыхнуть звездочкой на ночном небе или растаять снежинкой на мягкой ладони. Ты во всем будешь ее видеть. И чувствовать. Если очень сильно захочешь. Она всегда с тобой. А если станет совсем темно – подарит луч света.
- А наши тоже почувствуют? Все вот это?
- Конечно. Они же любят.
Бим с восхищением рассматривал новую подругу, собираясь задать ей еще один вопрос, но в это время кто-то ласково погладил пса по голове. Он обернулся и чуть не свалился с радуги. От радости Бим так онемел, что не смог не то, чтобы залаять, но даже ухом пошевелить. «Так вот значит, как дыхание перехватывает», - молнией пронеслось в его большой голове. Рядом с ним сидела Антонина. Такая же красивая, как в первый день их встречи пятнадцать лет назад. Она гладила пса по голове и по ее лицу стекали прозрачные ручейки. Лира деликатно отошла в сторону, обвила вокруг лап иссиня-черный хвост, и полу прикрыла глаза, изредка открывая, чтобы взглянуть в их сторону. Даже не верилось, что такую молодую и красивую женщину когда-то, там, внизу маленькие Лешка и Петька, называли бабой Тоней. Хоть родной она Леше не была, а любила, да и вся семья считала его «своим».
Наконец, к Бимке вернулся дар речи и он вылаял все, что накопилась у него на сердце за те долгие три года, пока он не видел обожаемую хозяйку. Потом он затих, положив голову на колени Антонины, и забылся счастливым сном.
Во сне пес видел своих любимых. Они все вместе веселые и счастливые шли по солнечной дороге, конец которой терялся где-то в радужных облаках.
А Лире, устроившейся рядом, снился вихрастый маленький мальчишка, который, громко хохоча, сжимал ее в объятьях, и миру было тесно от этого счастья на двоих.