Лауреат 45-й калибр-2020
Монодрама
Шуршащая ночная тишина,
Скрипучий пол. Непуганые мыши
Давно плюют на старого кота.
Он крепко спит, он всё равно не слышит.
Резона нет мышам шуршать потише.
Трещит дровами старая плита.
На брёвнах стен густая седина,
Как ледяная плесень. Без дыханья
Квадрат окна неясен и размыт,
Но оживлён подсушенной геранью.
Кровать застелена тряпичной рванью,
И в ней дыра с дырою говорит.
Как лёгкие курильщика сипит
Кипящий чайник. Книжные брикеты
Стоят на полках вдоль и поперёк.
Кроссвордом зарешёчена газета,
На все вопросы найдены ответы.
В углу висит икона и чеснок.
Прекрасный повод выучиться ждать
Прихода лета, вдохновенья, смерти,
Рассвета, времени кормить кота,
Известий в свежевыпавшей газете,
Глобального песца на всей планете
И, в общем-то, нестрашного суда.
Трехслойное
Он шагом шатким шуршит об лёд
По водосводу подмёрзшей толщи.
Для понимания рыбам проще
Считать, что по небу он идёт.
Из ржавых бочек и якорей
Ему воздвигнут сырые храмы.
Притащат в храмы мольбы и драмы
И свалят в кучу у алтарей.
А он с рыбалки идёт по льду,
В бидоне плещутся рыбьи души.
Фигура с крыльями в небе кружит,
Перекрывая собой звезду.
А. К. Саврасову
Не корите меня, не надо,
Да и жалость мне ни к чему.
Не великая в ней отрада,
Не положишь её в суму.
Не возьму я лавровой славы,
Не скоплю себе лести впрок.
Лишь бы сочно-хмельные травы
Расстелили ковёр у ног,
Зябкий ветер поил прохладой,
Златоглавая зрела рожь,
Вешних туч дождевых громаду
Расцарапывал молний нож.
Мне в кабацком дыму и хмари
Отыскать бы туман лугов.
Стал бы взгляд мой не так печален.
Стал бы лоб мой не так суров.
Ничего, что спина в заплатах.
Ничего, что в карманах медь.
Мне бы только в еловых лапах
Лучик солнца найти суметь.
Я бы сам попросил, да только
Хоть молись Ему, хоть кричи.
Не увидеть мне мартом звонким,
Как вернутся домой грачи.
Вечер
В этот вечер вместился несладкий чай,
Потерявшийся в рваном кармане ключ,
За ближайшей дверью соседский лай,
Ветхий плащ, изломанный как сургуч.
До парадного входа везёт лифт,
Пусть в грязи и без света, но хоть так.
Чтоб начать путешествие в тысячу ли,
Нужно просто сделать один шаг.
Мне до булочной ровно один дом.
В лучшем случае, это - один час.
Полуглянец асфальта покрыт льдом
И готов отпечатать лица фас.
Вот бы выклянчить где-то судьбы мел,
Нацарапать: гори оно всё, мол.
Я бы просто на лавочку здесь сел.
Я бы больше уже никуда не шёл.
Если каждому вымерен свой срок,
Значит я у кого-то украл два.
Вот на это и сердится мой Бог.
И имеет для этого все права.
Отсутствие
"Если моё отсутствие ничего не меняет
в вашей жизни, то моё присутствие в
ней уже не имеет никакого значения"
Бернард Шоу
Отсутствие наличия вокруг
Чего-то различимого во тьме
Подарит непривычным пальцам рук
Возможность видеть, ценную вдвойне,
Когда глаголы "гладит" и "глядит"
Меняют смыслы, словно "а" и "я".
Подушка с пухом перьями скрипит
Шершавая, как фига бытия.
Скрипит перо, качается Пьеро,
Как метроном в сюите ре-минор,
Давить на жалость вроде бы старо,
Как истину подмешивать в вино,
Как тыкаться руками в темноту,
Найти надеясь больше, чем горшок,
Как вспоминать пароли на посту,
Как прятать шило в тряпочный мешок.
Бессмысленно, безмысленно, без сна,
Один, однообразно одинок,
Хоть клетка не особенно тесна
И не такой уж прочный там замок.
Обратная сторона волны
Корабль меняет плоскость океана
На тёмную трёхмерность глубины.
Тогда возможность есть у капитана
Взглянуть с обратной стороны волны
На то, как в воду прорастает ветер
Течением больших подводных рек,
Как тускло солнце под водою светит.
Стремится вверх похожее на снег
Последнее дыханье пузырьками.
И плавно, как в замедленном кино,
Чаинкой в остывающем стакане
Трирема опускается на дно
И громоздится там нелепой башней.
Лишь тусклый свет медуз на глубине
Немного создаёт уют домашний
И этого достаточно вполне,
Чтоб в переулках тесных Атлантиды
Узнать свой старый, но знакомый дом,
Дверной проем, где две кариатиды
Ведут неспешный разговор о том,
Как тяжело всю жизнь служить опорой.
Под окнами актиния в цвету,
Морской конек позвякивает шпорой,
Акула-сторож дремлет на посту
Перед воротами в коралловой ограде.
Вокруг уютный мрак и тишина,
Мелькают меченосцы в анфиладе,
Вверху плывет огромная спина
Большого электрического ската.
И рыба-шар как полная луна
Висит над острым шпилем магистрата,
Но вместо высоты тут глубина.
Соль
Отсутствие наличия вокруг
Чего-то различимого во тьме
Подарит непривычным пальцам рук
Возможность видеть, ценную вдвойне,
Когда глаголы "гладит" и "глядит"
Меняют смыслы, словно "а" и "я".
Подушка с пухом перьями скрипит
Шершавая, как фига бытия.
Скрипит перо, качается Пьеро,
Как метроном в сюите ре-минор,
Давить на жалость вроде бы старо,
Как истину подмешивать в вино,
Как тыкаться руками в темноту,
Найти надеясь больше, чем горшок,
Как вспоминать пароли на посту,
Как прятать шило в тряпочный мешок.
Бессмысленно, безмысленно, без сна,
Один, однообразно одинок,
Хоть клетка не особенно тесна
И не такой уж прочный там замок.
Обратная сторона волны
Корабль меняет плоскость океана
На тёмную трёхмерность глубины.
Тогда возможность есть у капитана
Взглянуть с обратной стороны волны
На то, как в воду прорастает ветер
Течением больших подводных рек,
Как тускло солнце под водою светит.
Стремится вверх похожее на снег
Последнее дыханье пузырьками.
И плавно, как в замедленном кино,
Чаинкой в остывающем стакане
Трирема опускается на дно
И громоздится там нелепой башней.
Лишь тусклый свет медуз на глубине
Немного создаёт уют домашний
И этого достаточно вполне,
Чтоб в переулках тесных Атлантиды
Узнать свой старый, но знакомый дом,
Дверной проем, где две кариатиды
Ведут неспешный разговор о том,
Как тяжело всю жизнь служить опорой.
Под окнами актиния в цвету,
Морской конек позвякивает шпорой,
Акула-сторож дремлет на посту
Перед воротами в коралловой ограде.
Вокруг уютный мрак и тишина,
Мелькают меченосцы в анфиладе,
Вверху плывет огромная спина
Большого электрического ската.
И рыба-шар как полная луна
Висит над острым шпилем магистрата,
Но вместо высоты тут глубина.
Соль
Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем
сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна,
как разве выбросить ее вон на попрание людям.
Евангелие от Матфея 5-13
Не спешите, отец, тараторить слова панихиды.
Так положено, знаю, не сердцем читать, а умом.
Только душам так страшно терять всё земное из виду,
Робко пробуя небо невидимым лёгким крылом.
Отоприте, отец, на засовы закрытые двери
И впустите того, кто стучится в полуночный час,
Соберите ему на дорогу все наши потери,
Пусть возьмёт их с собой, от потерь избавляя всех нас.
Попросите, отец, у него неземную награду,
Только не для себя, не для друга и ближних своих:
В ненадёжной и душной тени Гефсиманского сада
Разговор по душам, о душе, не спеша, на двоих.
Право слово, отец, нет смиренья в потупленном взоре,
Право, слава в делах, а не в строках зачитанных книг,
Перед тем, кто идёт, расступается Красное море,
Перед тем, кто стоит, вырастает стеною тростник.
Не судите, отец, по ошибкам, не верьте поклонам.
Дар раскаянья свыше приходит сквозь тяжкую боль.
Напитавшись слезами из глаз, обращённых к иконам,
Снова станет как прежде солёной негодная соль.
Мыс Рока
"Aqui, onde a terra se acaba e o mar começa"
Camoes
Я был слепым, но вышел к океану,
Услышав первым делом крики чаек,
Тяжелые удары лап прибоя
И запах рыб.
Пел ветер беспредельности осанну,
Безмолвье штиля грозно обличая,
Но не смутив извечного покоя
Гранитных глыб.
Я проклял зной и миражи пустыни,
Верблюжий шаг прожжённых караванов,
Песок на корке высохшего хлеба
И смех гиен.
Я прививал себя, как ветвь к чужбине,
Вползал змеёй под гнёт чужих тиранов,
Искал в святынях тайный ход на небо,
Молясь взамен.
Я как палач тянул из книг ответы
Развоплощал гармонию на части,
Живую мысль заковывал во фразы,
А чувства - в лёд.
Киркой ученья добывал секреты,
Но не нашёл спокойствия и счастья.
Так вор, украв бесценные алмазы,
В таверне пьёт.
Ступени волн уходят прямо в небо,
Трясина скал гранитом вяжет ноги,
Насмешлив взгляд прищуренного солнца
И градом страх.
Любой мертвец свободен в рамках склепа.
Такой закон нам начертали боги.
От воли волн нам поровну даётся
Лишь соль в слезах.
Мама
Мама поёт и держит мой сон в руках.
Мама в окно прогонит колючий страх.
Мама сквозь двери слышит, как я дышу.
Мама не будет спать, если я прошу.
Мама сияет, видя мой первый шаг.
Мама помажет йодом на лбу синяк.
Мама с тревогой пустит гулять во двор.
Мама грустит тайком из-за наших ссор.
Мама накормит супом моих друзей.
Мама опять не купит себе вещей.
Мама приходит в школу, как будто в суд.
Мама боится, в драке меня убьют.
Мама найдёт на кухне забытый шприц.
Мама прорвётся в двери любых больниц.
Мама согнётся, слыша мой страшный вой.
Мама за месяц станет совсем седой.
Мама тихонько скажет: я скоро, сын.
Мама отдаст все деньги за героин.
Мама сквозь слёзы слышит, как я дышу.
Мама, не плачь. Не надо. Прости. Прошу.
Нероманс
"Я старый солдат и не знаю слов любви!"
Фрэнсис Чесней
Расквартируй меня в свою мечту
На зависть свежевыжатым соседям,
Сквозь колбочки и палочки глазков
Беззлобно нам желающим всего.
Седьмой этаж. Штурмуем высоту
Опять пешком, ведь лифт сюда не едет.
Но это, впрочем, пара пустяков,
Монтекки обходились без него.
Нам дико ми-ми-мил совместный быт,
Как тёплый кот с утра под одеялом.
И первые несмелые борщи
Застенчиво краснеют на плите.
В прямом углу торшер едва горит
И до рассвета времени навалом.
Старик диван суставами трещит,
Не находя покоя в темноте.
Потом, какой кошмар, мы все умрём.
А, если повезёт, одновременно.
Шестнадцать пачек соли на двоих
Не так уж много, что там говорить.
Но, если между не и бытиём
Нам надо сделать выбор непременно,
В отряд любви и в званье рядовых
Впишите нас, мы можем повторить.
Письмо в бутылке
Дорогой "кто попало", неведомый "как вас там",
Завладевший случайно прибитой волнами тарой,
Я пишу эти строки не то чтобы лично Вам,
Но тот факт, что Вы их прочтёте, бодрит, пожалуй.
Я живу здесь один, попугай и коза не в счёт,
Шведский стол из бананов на завтрак, обед и ужин,
Мой корабль с командой на илистом дне гниёт,
Впрочем, я им и раньше был не особо нужен.
Весь мой остров от силы шагов семьсот,
Девяносто шесть пальм, пляж, ручей и гора в придачу,
Через годик возможно удастся построить плот,
По ночам я смотрю на небо и часто плачу.
Я бы с радостью отослал Вам координат,
Но секстант утонул, а по звёздам плюс минус мили.
Ну, за сим распрощаюсь, признаюсь, был очень рад...
Как считаете, все и вправду меня забыли?
Марго
"Она несла в руках отвратительные,
Евангелие от Матфея 5-13
Не спешите, отец, тараторить слова панихиды.
Так положено, знаю, не сердцем читать, а умом.
Только душам так страшно терять всё земное из виду,
Робко пробуя небо невидимым лёгким крылом.
Отоприте, отец, на засовы закрытые двери
И впустите того, кто стучится в полуночный час,
Соберите ему на дорогу все наши потери,
Пусть возьмёт их с собой, от потерь избавляя всех нас.
Попросите, отец, у него неземную награду,
Только не для себя, не для друга и ближних своих:
В ненадёжной и душной тени Гефсиманского сада
Разговор по душам, о душе, не спеша, на двоих.
Право слово, отец, нет смиренья в потупленном взоре,
Право, слава в делах, а не в строках зачитанных книг,
Перед тем, кто идёт, расступается Красное море,
Перед тем, кто стоит, вырастает стеною тростник.
Не судите, отец, по ошибкам, не верьте поклонам.
Дар раскаянья свыше приходит сквозь тяжкую боль.
Напитавшись слезами из глаз, обращённых к иконам,
Снова станет как прежде солёной негодная соль.
Мыс Рока
"Aqui, onde a terra se acaba e o mar começa"
Camoes
Я был слепым, но вышел к океану,
Услышав первым делом крики чаек,
Тяжелые удары лап прибоя
И запах рыб.
Пел ветер беспредельности осанну,
Безмолвье штиля грозно обличая,
Но не смутив извечного покоя
Гранитных глыб.
Я проклял зной и миражи пустыни,
Верблюжий шаг прожжённых караванов,
Песок на корке высохшего хлеба
И смех гиен.
Я прививал себя, как ветвь к чужбине,
Вползал змеёй под гнёт чужих тиранов,
Искал в святынях тайный ход на небо,
Молясь взамен.
Я как палач тянул из книг ответы
Развоплощал гармонию на части,
Живую мысль заковывал во фразы,
А чувства - в лёд.
Киркой ученья добывал секреты,
Но не нашёл спокойствия и счастья.
Так вор, украв бесценные алмазы,
В таверне пьёт.
Ступени волн уходят прямо в небо,
Трясина скал гранитом вяжет ноги,
Насмешлив взгляд прищуренного солнца
И градом страх.
Любой мертвец свободен в рамках склепа.
Такой закон нам начертали боги.
От воли волн нам поровну даётся
Лишь соль в слезах.
Мама
Мама поёт и держит мой сон в руках.
Мама в окно прогонит колючий страх.
Мама сквозь двери слышит, как я дышу.
Мама не будет спать, если я прошу.
Мама сияет, видя мой первый шаг.
Мама помажет йодом на лбу синяк.
Мама с тревогой пустит гулять во двор.
Мама грустит тайком из-за наших ссор.
Мама накормит супом моих друзей.
Мама опять не купит себе вещей.
Мама приходит в школу, как будто в суд.
Мама боится, в драке меня убьют.
Мама найдёт на кухне забытый шприц.
Мама прорвётся в двери любых больниц.
Мама согнётся, слыша мой страшный вой.
Мама за месяц станет совсем седой.
Мама тихонько скажет: я скоро, сын.
Мама отдаст все деньги за героин.
Мама сквозь слёзы слышит, как я дышу.
Мама, не плачь. Не надо. Прости. Прошу.
Нероманс
"Я старый солдат и не знаю слов любви!"
Фрэнсис Чесней
Расквартируй меня в свою мечту
На зависть свежевыжатым соседям,
Сквозь колбочки и палочки глазков
Беззлобно нам желающим всего.
Седьмой этаж. Штурмуем высоту
Опять пешком, ведь лифт сюда не едет.
Но это, впрочем, пара пустяков,
Монтекки обходились без него.
Нам дико ми-ми-мил совместный быт,
Как тёплый кот с утра под одеялом.
И первые несмелые борщи
Застенчиво краснеют на плите.
В прямом углу торшер едва горит
И до рассвета времени навалом.
Старик диван суставами трещит,
Не находя покоя в темноте.
Потом, какой кошмар, мы все умрём.
А, если повезёт, одновременно.
Шестнадцать пачек соли на двоих
Не так уж много, что там говорить.
Но, если между не и бытиём
Нам надо сделать выбор непременно,
В отряд любви и в званье рядовых
Впишите нас, мы можем повторить.
Письмо в бутылке
Дорогой "кто попало", неведомый "как вас там",
Завладевший случайно прибитой волнами тарой,
Я пишу эти строки не то чтобы лично Вам,
Но тот факт, что Вы их прочтёте, бодрит, пожалуй.
Я живу здесь один, попугай и коза не в счёт,
Шведский стол из бананов на завтрак, обед и ужин,
Мой корабль с командой на илистом дне гниёт,
Впрочем, я им и раньше был не особо нужен.
Весь мой остров от силы шагов семьсот,
Девяносто шесть пальм, пляж, ручей и гора в придачу,
Через годик возможно удастся построить плот,
По ночам я смотрю на небо и часто плачу.
Я бы с радостью отослал Вам координат,
Но секстант утонул, а по звёздам плюс минус мили.
Ну, за сим распрощаюсь, признаюсь, был очень рад...
Как считаете, все и вправду меня забыли?
Марго
"Она несла в руках отвратительные,
тревожные желтые цветы. Черт
их знает, как их зовут, но они первые
почему-то появляются в Москве.
По Тверской шли тысячи людей,
но я вам ручаюсь, что увидела
она меня одного..."
М.А. Булгаков
В форточку тянет соседский быт,
Возле подъезда старух чат.
Что-то за стенкой груди болит,
Но в техподдержке врачи спят.
Истина плещется в коньяке,
В блюдце затертый до дыр сыр.
Эй, Папа Хэм, лишь ружьё в руке
Может в башке заключить мир.
Стоя, к стене прижимаю тень,
Нам с ней сегодня не мил свет.
Пишется дикая дребедень,
Или, как минимум, полный бред.
Вымел из дома себя вон,
Словно из грязной избы сор.
Город, как ушлый хамелеон,
Тысячелицый плетёт узор.
Надо бы сделать один ход,
Чтобы поставить себе мат.
Вдруг мне навстречу она идёт,
Лишь на меня устремив взгляд.
Ходики ног тормозят шаг,
Разом становится мир нем.
Вспышка под веками жжёт мрак,
Словно разряд между двух клемм.
Солнце, как птица, с её рук
Жёлтой мимозы клюёт цветы.
Я, в тишину возвращая звук,
Сдавленным горлом шепчу "Ты..."
Метет снегопад
Метёт снегопад. Можно больше не прятать следы.
Он нас оградит, заморочит погоню метелью.
Глаза их солдат расцарапают иглы воды,
И сумрачный лес ощетинит стволы цитаделью.
Их речь горяча, руки жадны, а души черны.
Семь содранных шкур укрывают телеги с добычей.
Кровавые псы из далёкой, недоброй страны.
Но, честно сказать, между нами не много различий.
Мы славно резвились в их проклятом Богом краю.
И крики их жён были нам благозвучнее хора.
Ведь всем наплевать, кто скорей очутится в раю.
Он выберет сам. Убивать надо всех без разбора.
Мы встретим их здесь, видя зарево наших домов,
И ляжем под снег, как под шёлк несогретой постели.
Из мёртвых сердец летом вырастет болиголов,
Раздвинув корнями меж рёбер червивые щели.
Метёт снегопад. Это Бог нас стирает с листа,
Чтоб переписать всё, что он там задумал, по новой.
Лишь сосны в снегу будут выситься вместо креста
И плакать смолой, как навек безутешные вдовы.
Варвар
Как варвар сильный и голодный
Небрежно разрушает Рим,
Как перед публикой свободной
Играет равнодушный мим,
Как царь, обиженный природой,
Казнит и милует народ,
Как зноем засухи бесплодной
Сжигает землю небосвод,
Как добрый мальчик мимоходом
Случайно топчет муравья,
Как наслаждается свободой
В дом забежавшая свинья,
Так и слепое провиденье,
Споткнувшись, дёргает за нить,
А мы всё верим без сомненья,
Что в силах что-то изменить.
Плацкарт
Пропахший шаурмой ночной состав
Небрежно отвалился от перрона,
Застёгивая молнию путей
На впалых рёбрах деревянных шпал.
Пополз пейзаж невзрачен и трухляв,
Как очередь за счастьем по талонам,
Избавив от непрошеных гостей
Запутавшийся в проводах вокзал.
В вагонах пухнет коммунальный быт
И полумат дорожных разговоров.
На стыках чайных ложек перезвон
Под форте храп и модерато дым.
Пытаются принять приличный вид
Накрашенные прелести заборов.
Хрипит из репродукторов шансон,
И "Мурка" выдаёт себя за гимн.
Луна, как непроспавшийся суфлёр,
Заглядывает в форточку плацкарта,
А полуразложившийся пасьянс
Трико, газет, поклажи и белья
Превносит дополнительный хардкор
На сцену захолустного театра,
Прокуренно-чесночный декаданс
Передвижных фрагментов бытия.
Плавники
М.А. Булгаков
В форточку тянет соседский быт,
Возле подъезда старух чат.
Что-то за стенкой груди болит,
Но в техподдержке врачи спят.
Истина плещется в коньяке,
В блюдце затертый до дыр сыр.
Эй, Папа Хэм, лишь ружьё в руке
Может в башке заключить мир.
Стоя, к стене прижимаю тень,
Нам с ней сегодня не мил свет.
Пишется дикая дребедень,
Или, как минимум, полный бред.
Вымел из дома себя вон,
Словно из грязной избы сор.
Город, как ушлый хамелеон,
Тысячелицый плетёт узор.
Надо бы сделать один ход,
Чтобы поставить себе мат.
Вдруг мне навстречу она идёт,
Лишь на меня устремив взгляд.
Ходики ног тормозят шаг,
Разом становится мир нем.
Вспышка под веками жжёт мрак,
Словно разряд между двух клемм.
Солнце, как птица, с её рук
Жёлтой мимозы клюёт цветы.
Я, в тишину возвращая звук,
Сдавленным горлом шепчу "Ты..."
Метет снегопад
Метёт снегопад. Можно больше не прятать следы.
Он нас оградит, заморочит погоню метелью.
Глаза их солдат расцарапают иглы воды,
И сумрачный лес ощетинит стволы цитаделью.
Их речь горяча, руки жадны, а души черны.
Семь содранных шкур укрывают телеги с добычей.
Кровавые псы из далёкой, недоброй страны.
Но, честно сказать, между нами не много различий.
Мы славно резвились в их проклятом Богом краю.
И крики их жён были нам благозвучнее хора.
Ведь всем наплевать, кто скорей очутится в раю.
Он выберет сам. Убивать надо всех без разбора.
Мы встретим их здесь, видя зарево наших домов,
И ляжем под снег, как под шёлк несогретой постели.
Из мёртвых сердец летом вырастет болиголов,
Раздвинув корнями меж рёбер червивые щели.
Метёт снегопад. Это Бог нас стирает с листа,
Чтоб переписать всё, что он там задумал, по новой.
Лишь сосны в снегу будут выситься вместо креста
И плакать смолой, как навек безутешные вдовы.
Варвар
Как варвар сильный и голодный
Небрежно разрушает Рим,
Как перед публикой свободной
Играет равнодушный мим,
Как царь, обиженный природой,
Казнит и милует народ,
Как зноем засухи бесплодной
Сжигает землю небосвод,
Как добрый мальчик мимоходом
Случайно топчет муравья,
Как наслаждается свободой
В дом забежавшая свинья,
Так и слепое провиденье,
Споткнувшись, дёргает за нить,
А мы всё верим без сомненья,
Что в силах что-то изменить.
Плацкарт
Пропахший шаурмой ночной состав
Небрежно отвалился от перрона,
Застёгивая молнию путей
На впалых рёбрах деревянных шпал.
Пополз пейзаж невзрачен и трухляв,
Как очередь за счастьем по талонам,
Избавив от непрошеных гостей
Запутавшийся в проводах вокзал.
В вагонах пухнет коммунальный быт
И полумат дорожных разговоров.
На стыках чайных ложек перезвон
Под форте храп и модерато дым.
Пытаются принять приличный вид
Накрашенные прелести заборов.
Хрипит из репродукторов шансон,
И "Мурка" выдаёт себя за гимн.
Луна, как непроспавшийся суфлёр,
Заглядывает в форточку плацкарта,
А полуразложившийся пасьянс
Трико, газет, поклажи и белья
Превносит дополнительный хардкор
На сцену захолустного театра,
Прокуренно-чесночный декаданс
Передвижных фрагментов бытия.
Плавники
Вот как-то смущают: обыденность счастья,
Наивность любви, безалаберность страсти
И ломтиков времени равные части
На блюде настенных часов.
Три разные стрелки мелькают кругами,
И в такт им пульсирует тень под ногами,
Сминая морщинами лиц оригами
На юных портретах отцов.
У времени нет реверсивного хода.
Иона стремится к святому аноду.
Ему напряжение дарит свободу,
Как водам бегущей реки,
Где каждой волне не вернуться к началу,
Пусть даже разбившись о сваи причала.
Лишь рыба в воде дальновидно молчала,
Себе отрастив плавники.
Останвка для счастья
Я был временно счастлив и взгляд отводил от часов,
Суеверно решив, что их бег не приносит покоя.
Порывался добытое счастье закрыть на засов,
Поместив под стекло отрывной календарь на обоях.
Только время, как пыль, проникает и в запертый дом,
Транспортир паутины небрежно к углам примеряя.
Укоризненно пальцем грозит на столе метроном,
И мелькают года остановками в окнах трамвая.
Остужает горячий рассудок ментол седины.
Попадают друзья в тараканьи ловушки рутины.
И щекочут в носу аллергены грядущей весны,
Вынуждая слезиться глаза без особой причины.
Счастье рвётся на волю сквозь рёбра из клетки души,
Тормозя на ходу аритмичный мотор миокарда.
Пассажиром случайно забывшимся к двери спешит,
Чтобы больше уже никогда не вернуться обратно.
Альцгеймер
Заметаю осколки памяти в свой совок,
По сусекам скребу когтями голодным псом,
Моё прошлое лаконично, как некролог,
Лангольеры его смакуют беззубым ртом.
Моё "я" - это только память о прошлых "я",
В моих фотоальбомах под пылью лишь чистый лист,
Эти люди вокруг, вероятно, моя семья,
И мой сын, получается, кто-то один из.
Я матрос не забывший, как крепится к рею грот,
Даже если со всей командой идёт ко дну.
Свою жизнь отмотав кинолентой наоборот,
Я запомню, запомню, запомню – тебя одну…
Моррисон
В голове бьются мысли, как тётки в грязи,
В кровь добавили явно палёный бензин,
Ночь придушенной кошкой хрипит в темноте,
Нужно взять и заставить себя улететь
К мексиканским тушканам, к Хуану в грибах,
К Люсе с россыпью брюликов в облаках,
К алкогольному трипу "to next whiskey bar",
К земляничным полям, где играет ситар.
Поднимите мне рейтинг, как требовал Вий,
Но напротив лишь в хаки покрашенный змий,
Щурит глазки и ласково дышит огнём:
Поздравляю, дружок, с наступающим днём.
Обломов
Старый город словно кастрюлю с супом
Накрывает чугунная крышка туч,
Снег лежит на деревьях сырым тулупом,
Ветер дерзок, холоден и колюч.
На прогулке псы поджимают лапы,
И коты глядят на них свысока,
На трубе сосульки устали капать,
Свежим льдом наращивая бока.
Остывает стремительно чай в стакане,
Нос торопится спрятаться в теплый плед,
Ждать прихода весны лучше на диване,
Ведь уютнее места на свете нет.
Мы вместе пережили трех котов
Мы вместе пережили трёх котов,
Не утонули в чёрном море чая
Вприглядку под вечернее кино.
От времени, которого полно,
Закономерно право получая
Любой рассказ начать с "давным давно".
Но, кажется, нас время провело.
Не так, как школьники проводят лето,
Не егерем по узенькой тропе,
А шулером-попутчиком в купе.
В игре, где миг, как мелкая монета,
Одолженная самому себе.
Инквизитор
Отец Инквизитор, как выберешь тех, кто чист
Из тех, кто держался подальше от грязных мест?
Ладони в занозах не выдадут несших крест.
Бок о бок с любовью всегда неприличный жест.
Бок о бок с молитвой всегда залихватский свист.
По заячьим тропам отыщешь и волчью пасть.
На литры и метры измеришь весомость мер.
Приличную личность к лицу подберёт лицемер.
За азом единым стоит днём с огнём старовер.
Маячит вершина соблазном с неё упасть.
По росписи в смете запомнят, кто строил храм.
Где толще монахи и свечи, там вера злей.
Чем ярче огонь костра, тем в лесу темней.
Вино и вина лишь слова, наливай да пей.
Не плачь и не верь понапрасну чужим слезам.
Путешествие из…
Петербургский туман дирижирует палочкой Коха,
Глаз опухшего неба сочится угрюмым дождём,
Тычет ветер под ребра ножом, словно пьяный пройдоха,
Забираясь под юбку весны шебутным октябрём.
В суши-баре калмык рубит ролы с лицом самурая,
С каждым взмахом катаны цитируя строчку Басё,
Рок-н-рольный квадрат здесь играют колёса трамвая,
Двадцать пятые кадры монтирует в фильм режиссёр.
Получает зарплату Начальник Камчатки стихами,
Ленинградское время сменяв на угли Саш на Баш,
Бледный конь осеняет поэта своими крылами,
Заставляя писать чем-то красным простой карандаш.
Вкус взрывного веселья застыл на граните цветами,
Щурят окна дома из под жести нахмуренных крыш,
Это было давно, было очень давно и не с нами,
Как афиша Кино под слоями увядших афиш.
Шаман
Я куплю в переходе диплом шамана,
Где-то между Верхним и Нижним миром.
Я наполню теплой водой нирванну,
Одолжив шум моря у волн эфира.
Словно розовый айсберг в лучах заката
Спрячу девять десятых себя под воду.
И... внезапно вынырну в двор Арбата,
А оттуда - ведьмой по небосводу.
Яркий мяч луны оттолкну руками,
Насшибаю звёзд и просыплю градом.
Здесь их завались, хоть бери мешками,
Если это только кому-то надо.
Сквозь брусчатку улиц пробьётся семя
И, минуя колос, созреет хлебом.
Одолжу я нож у шпаны на время
И ломоть намажу рязанским небом.
Загрустив, растерянный, будто Лазарь,
Не найдя Кремля, побреду к перрону.
Жалостноголосы, бездомноглазы
Ангелы проводят меня к вагону.
Отдирая с мясом от сердца струны,
Пульс зажму на венах своей гитары,
Чтобы песни жгучие будто руны,
Отпевали всех, кто не будет старым.
...Впрочем, не смогу, не решусь, не сдюжу.
Захлебнувшись ветром, шагну от края.
В осень красно-жёлтую зомби-душу
С листьями страниц на костре сжигаю.
Рассказывай
Ну, давай, продолжай, рассказывай
На каком-нибудь суахили.
Непонятые звуки связывай
В экзотичное жили-были
Про лежащие чуть не в фокусе
Незнакомые мне края,
Под другой перфокартой космоса,
На чужой планете Земля.
Не спасёт монолог твой мимика,
Не поможет рассказу жест.
Не рассчитана эта лирика
На пришельцев из разных мест.
Но, давай, продолжай, рассказывай.
Пусть не станет доступней суть.
Мы и так тишиной наказаны.
Говори же хоть что-нибудь.
Удел поэта
Белым тютчем окно занавешено,
Разъесенилось небо с утра.
Мне не спится какого-то лешего,
А уже на работу пора.
Я спускаюсь в метро Маяковского,
Обхожу стороной турникет,
Игнорируя правила скотские,
Мне иначе нельзя, я поэт.
Мне повсюду мерещатся символы,
И предчувствия тискают грудь,
Дар поэта, как кол осиновый,
Не даёт полной грудью вздохнуть.
Нет, пожалуй, я выйду на Пушкинской
И пойду, замедляя свой шаг,
Поделиться сумбурными чувствами
И поплакать в чугунный пиджак.
Утром прохладным
Утром прохладным, морозным, звонким,
Выбегу в сад из ума палаты.
Хрустнет ледок карамелью ломкой
За ночь нападавшей сладкой ваты.
Солнце мелькнёт марокканцем рыжим
В иглах когтистой еловой лапы.
Сбегаю в баню, надену лыжи,
Шлёпну по талии снежной бабы
И покачусь по ежиным тропам,
Спину осыпав побелкой снега,
Вторя сердитых синиц синкопам,
Мятным восторгом дыша от бега.
Аритмия
К апрелю в ручьях растворилась холодная вьюга,
А мы доживали какую-то жизнь друг без друга.
Весна аритмично стучала дождями по крышам,
Не слишком заботясь о тех, кто, проснувшись, услышит.
Последние дни, чёрно-белые кадры на ленте,
Нескладные строчки, засохшие в старом конверте,
Ненужные лица в экранах цветных мониторов,
Чужие стихи, словно скучные роли дублёров.
И вдруг череда серых дней наполняется цветом,
Углями заката и ярко горящим рассветом,
Космической синью, развёрнутой над головами
В просветах листвы неподвижных деревьев над нами.
И музыка, музыка, музыка в уличном гаме,
И гаммой мажорной звучит переход под ногами.
Мелодией Стинга в дрожащем звонке телефона
И в голосе так незнакомом и всё же знакомом.
Закат
Смесь красноватых солнечных лучей
С абстрактной формой водяного пара
Рождает восхитительный закат -
Предвестник полуночного нуара,
Одну из редких стоящих вещей
На вытертых боках земного шара.
Прибой, как псина, влажным языком
Лениво лижет скал босые ноги,
Ворочаясь в подстилке берегов.
Застыли сосны, как адепты йоги.
Циклоп луны глядит одним глазком
На записи планктона в микроблоге.
Оправившись от стихнувших ветров,
Как первый раз к воде крадутся крабы
По ощутимо стынущим камням.
Приобретает грозные масштабы
Кровавая охота комаров.
Сползает с мели тонущий корабль,
Чтоб рифом стать у райских берегов.