Украшенная блестящими игрушками и разноцветной мишурой, увенчанная огромной светящейся звездой лесная принцесса стояла во всей своей красе, приковывая к себе восхищенные взгляды не только детей, но и снующих вокруг взрослых. Еще мгновение, и кто-то включил электрическую гирлянду, осветив елку ослепительными веселыми огоньками.
Открыв рот, Виталька с интересом рассматривал маленький резной деревянный домик, который стоял рядом с елкой в большом зале их детского сада. В этом домике и должен поселиться Дед Мороз. Через два дня на Землю спустится Новый год, а к ним в сад он придет уже сегодня – так сказала их директор Маргарита Филипповна, которую все дети любовно называли мамой Марго.
В обычные дни она была строга к ним, не позволяла баловаться. Но иногда старенькая мама Марго, много лет проработавшая обычной воспитательницей, приходила в детский сад очень грустная и, обняв кого-то из детей, начинала плакать. Поплачет немного и отпустит малыша. Баба Катя, повариха, говорила: «Это оттого, ребятки, что у нее никогда не было своих собственных деток». А дядя Семен, кочегар и по совместительству завхоз, в таких случаях утверждал, что это у нее от старости сентиментальность появилась. Что такое сентиментальность, Виталька не знал, он даже выговорить такое трудное слово пока не мог, но Маргариту Филипповну любил, как и все остальные дети.
Сегодня мама Марго была особенно улыбчива и добра, и баба Катя, которая проработала с ней всю жизнь, сказала, что ее лицо светится счастьем. Как ни вглядывался Виталька в лицо старой женщины, но это самое счастье так и не разглядел – одни только глубокие морщины.
– Ну что, мой мальчик, ты рад приходу Нового года? – взъерошив волосы на его голове, спросила директриса.
– Очень рад, Маргарита Филипповна! Только я не заметил, как он пришел.
С некоторых пор Виталька считал себя уже взрослым – как-никак осенью идти в школу, поэтому единственным из всех детей называл ее по имени-отчеству, подражая старшим. Ну не мог он назвать чужую тетю мамой. «У меня своя есть», – говорил себе.
– Еще не пришел, мой хороший, – сказала пожилая женщина. – Но к обеду обязательно придет. Видишь, мы накрываем столы для Деда Мороза и Снегурочки? Они и приведут с собой Новый год. А знаешь, как он выглядит?
В прошлый раз Новым годом был Славка из соседнего двора – хвастун и забияка. Виталька не хотел видеть его снова, поэтому спросил с надеждой:
– Как? Может, он будет похож на фею?
Маргарита Филипповна рассмеялась:
– Он будет похож на вас, ребятки! Такой же маленький мальчик.
– А Дед Мороз такой прожорливый, что все это съест? – спросила, вытирая перепачканное шоколадом лицо, Лизка из параллельной группы. – Нам что, совсем ничего не оставит?
– Оставит, оставит! – рассмеялась мама Марго, погладив девочку по голове. – Вся эта еда для вас и ваших родителей. Сегодня самый лучший день в году, и все это нужно будет съесть и выпить. Сможете? А потом, ребята, у вас начнутся новогодние каникулы.
– Еще как сможем! Чур, я первая откушу торт! – закричала Лизка и побежала дальше.
Каникулы Виталька любил. Он соскучился по своим родным, поэтому мечтал вдоволь пообщаться с ними. Хотелось каждый день видеть маму, с утра и до вечера играть с младшим братиком.
Многие родители стали подходить загодя: кто – помочь воспитателям и нянечкам накрыть столы, а кто – просто посидеть, посудачить о том о сем. В их деревне все друг друга хорошо знали. Взрослым было о чем поговорить.
– А что, Виталька, твой папаша придет или опять бухает? – проходя мимо тяжелой поступью медведя, спросил грузный дядя Жора, сосед, и не то хихикнул, не то хрюкнул.
Его жена, маленькая тощая тетя Света, окинув мужа осуждающим взглядом, мило улыбнулась Витальке и погладила его вихры.
– Не слушай его! Дядя Жора иногда любит говорить глупости.
– Э-эх, и не стыдно тебе, дубина стоеросовая? – пристыдила мужчину дородная баба Катя, выкатившаяся с подносом из кухни. – Сам-то когда в последний раз бухал?
– Не, я в завязке, – ответил дядя Жора, виновато оглядываясь на супругу. – Светик, я же пошутил!
– Ага, в завязке! Три дня как не пьет! – помогая поварихе расставить на столе салаты, сказала тетя Света. – Ходит героем, всех выпивох осуждает. Посмотрим, насколько у самого силенок хватит. Душонка-то у наших алкашей жиденькая – вся из водки да пива.
– Да знаю я их породу, – суетилась расторопная баба Катя. – Своего похоронила из-за этой гадости. Ты же помнишь, Жорка, моего Степана Иваныча? Какой силищи мужик был! Не то что нынешнее племя, а и тот помер. Эта змеюка проклятая никого не щадит.
– Во-во! – тетя Света запустила в мужа выловленным из салата горошком. – Он, баб Кать, сам уж на змея стал похож. Весь черный да кусачий – чисто гремучка. Как напьется, все кусь да кусь, кусь да кусь. Подкусывает, зараза!
– Да ладно тебе! Сама змея подколодная! – огрызнулся дядя Жора на супругу и переключился на разговор с другими отцами.
К назначенному времени почти все взрослые собрались. Виталька с детской завистью смотрел, как дети, окруженные своими родителями, весело щебечут в ожидании главного новогоднего чуда – подарков.
Молодая помощница поварихи, широколицая и вечно улыбающаяся Настя, увидев загрустившего Витальку, взяла его за плечики и легонько подтолкнула вперед себя:
– Так, малой, ты кого это высматриваешь? Никак родителей своих? Да придут они, придут – куда денутся? А пока помоги мне накрыть столы, а я тебе дам за это большую-пребольшую плитку шоколада. Только ты никому не говори, ладно? Это будет наша с тобой тайна.
Рыжая Настя была большая, добрая и смешная. Она никогда не унывала и потому нравилась Витальке.
– Не надо мне шоколада, – засеменил он впереди нее. – Я тебе и так помогу.
– Ишь, какой бескорыстный нашелся! – воскликнула Настя. – Ты и так вечно без десерта остаешься. У тебя его Сережка-толстяк забирает. Боишься его, что ли? – девушка на секунду присела перед ним. – Слушай, дал бы ты ему разок по башке! Нашел кого бояться!
– Ну, ты смотри, научишь мальца! – шлепнула девушку по спине вездесущая баба Катя. – Куда ему супротив такого кабана? Вон у Сережки мордаха, как мячик.
– Тю, кабан! Видали мы таких. – Достав из тайника большую плитку, Настя вложила ее в руку ребенка. – На, пацан, лопай! Или спрячь в своем шкафчике, а когда мама придет, отдашь ей. Это тебе от меня к празднику. Поделишься с братиком.
– Не, ему нельзя, – протянул руку Виталька, не в силах отказаться от угощения в красивой обертке. – Ему врачи запретили. Ты же знаешь, какое с ним горе, – совсем по-взрослому произнес он и спрятал конфету в глубокий карман ватных штанов.
– Ох, знаю, Виталька, – поцеловав его в лоб, ответила Настя. – Кто у нас в деревне не знает? Это горе – так горе! А мать твою как жалко, несчастную! Вот уж кому досталось. Да и папку твоего, непутевого, тоже жалко. Небось с горя-то и запил. А какой мужик был!
– Его, горемычного, тоже понять можно, – донесся из-за дымящихся кастрюль голос поварихи. – Какой мужик выдержит круглые сутки видеть, как страдает его дитя? Это только мы, женщины, все стерпим. А мужики... Они слабые на такое. Вот и запил, бедолага, чтобы боль свою унять. Да только разве ж водка кого когда спасала? Вон и моего не уберегла, а какой мужик был, какой мужик был!
– И то верно, – согласилась с ней Настя, потирая спину. – Ох, и тяжелая у тебя рука, баб Кать! Чисто мужицкая.
– А ты, девка, поработай с мое за этими кастрюляками, такая же станешь.
Деревенька, в которой жил Виталька, была крохотной, и все знали о его младшем братике, который неожиданно заболел больше года назад. Врачи поставили диагноз – менингоэнцефалит. Взрослые поговаривали, что это страшная болезнь и все может плохо закончиться. Весь последний год Виталька редко видел маму – она с его братиком все время проводила в больницах. Отец, который и раньше-то много трудился, теперь, чтобы заработать больше денег на дорогие лекарства, возвращался домой затемно. Но лекарства не помогали – братик не выздоравливал. Вскоре малыш перестал говорить и что-либо понимать. Соседи судачили – у мальчонки, мол, сгорел мозг. Виталька представлял в голове брата большой огонь, в пламени которого плавился какой-то мозг, и ему становилось страшно. Он ведь даже свечи коснуться боялся – сразу становилось горячо руке. Осунувшаяся от горя мать, когда на короткое время выписывалась из больницы, часто плакала, глядя, как исхудал и пообносился Виталька.
В последнее время отец все чаще и чаще приходил с работы пьяным. Поначалу он тихо ложился спать, а утром так же тихо снова уходил. Но постепенно его характер изменился. Он стал пить почти каждый день, а когда возвращался домой, устраивал скандал. Однажды Виталька попал под его горячую руку и с тех пор, издали завидев пьяного отца, старался укрыться от его глаз. Закончив скандалить с мамой, отец выходил во двор, садился на крылечко с дымящейся сигаретой в руке и начинал петь страшно заунывную песню о черном вороне, который летает над ним и хочет забрать. Маленькое сердечко Виталика сжималось от страха и боли. Только когда сморенный усталостью и водкой отец заваливался спать, он покидал свою норку и укладывался с матерью.
Иногда к ним заходили пожилые соседи или просто знакомые и принимались стыдить отца, упрашивали не мучить себя и семью. «Хороший ты человек, – говорил кто-нибудь. – Душа-парень, но слабый! Убьет тебя рано или поздно змий проклятый!» В такие минуты отец всегда сожалел о своей слабости, клялся, что это в последний раз, но назавтра все повторялось. Виталька страшно боялся пьяного отца, но еще больше он боялся этого самого змея, который мог убить его любимого папку…
Праздник начался к обеду, когда к ним в сад наконец прибыл Дед Мороз. Все без труда узнали в нем Маргариту Филипповну. Снегурочкой, как и в прошлом году, была Настя, а Новым годом – Василек Кочетков, первоклассник, которого для этого специально отпустили из школы. Чудесный праздник начался у елки, а потом взрослые и дети уселись за столы, и веселье продолжилось. Виталькины родители так и не появились. Сидевший рядом с ним толстый Сережка, сын дяди Жоры, наевшись любимого салата «Оливье», вдруг двинул его локтем под ребро.
– Ты чего? – спросил Виталька, потирая бок.
Поглаживая свой кулак, Сережка красноречиво поглядел на своих дружков Толика и Генку, сидевших справа от него.
– Ты что-то хочешь сказать? – перевел он снова взгляд на Витальку. – Или мне показалось?
– Я – нет! А ты чего дерешься? – забеспокоился Виталька. Сережка слыл самым сильным в их садике.
– Как? Тебе нечего сказать? – Сережка украдкой посмотрел в сторону большого стола, где сидели родители. Увлекшись выпивкой и закусками, взрослые не обращали на них никакого внимания. – Как говорит мой папачос: «Если настоящий мужик не трус, ему всегда есть что сказать!»
Он любил копировать поведение отца, считая его самым крутым у них в деревне. Виталька не на шутку испугался гоношистого соседа, рядом с которым всегда были его друзья – такие же задиристые и драчливые пацаны.
– Ну и че твой папик не пришел? – продолжал приставать Сережка. – Снова бухает? Смотри, пацан, посадят твоего папашу за пьянство, и будешь ты сыном зека, – захихикал толстяк, а вслед за ним и вся его свита. – Так мой папачос говорит. А ты знаешь, кто такие зеки?
Виталька не знал, кто это, но понял, что его отца ждет что-то плохое.
– Ты сам сейчас станешь зеком, – процедил он сквозь зубы, сжимая в ярости свои кулачки. Уж чего-чего, а оскорбления в адрес отца он стерпеть не мог.
– А ты че, побить меня хочешь? – провоцируя, Сережка еще несколько раз ткнул его в бок. – Ну давай, покажи, как дерется сын зека!
– Ах ты, гад! – вскочил Виталька и неожиданно для себя принялся мутузить опешившего соседа. – Гад! Гад! Сам ты зек! И папачос твой – зек недобитый! Два жирняка! На! На…
Он не был сильным и смелым, и лишь страх заставил наносить удар за ударом. И один оказался удачным – Виталька заехал своим кулачком Сережке прямо по глазу. Издав истошный вопль, тот выскочил из-за стола и убежал. Оба его дружка стремглав кинулись за ним. Виталька еще не знал, что с этой минуты для всех остальных детей он стал новым авторитетом. Поймав на себе возмущенный взгляд мамы Марго, он захныкал:
– Сережка сам полез…
Увидев покрасневший глаз своего сына, дядя Жора вскочил на ноги:
– Ах ты, щеня! Да я те щяс уши пообрываю! – заорал мужик, надвигаясь своим огромным телом на ребенка.
Невесть откуда появившаяся баба Катя схватила Виталика в охапку и угрожающе подняла увесистый кулак:
– Но-но, горлопан! Я те дам! Уши он пообрывает, бугай! Забыл, как я те самому еще недавно их вытягивала?
– А че он…
Сережкин отец хотел еще что-то сказать, но повариха решительно заслонила от него мальчишку.
– Вертайся назад, гроза малолеток! А то скажу сейчас мужикам – вмиг выкинут отседа.
Растерявшаяся поначалу Маргарита Филипповна, все еще стоявшая в тулупе Деда Мороза, но без шапки и ватной бороды, покачала головой:
– Э-э! И не стыдно тебе, Георгий?
Оконфуженный дядя Жора вернулся на место.
– Ладно, чего там. Одним словом, пацаны! Сами потом разберутся промеж собой. Сегодня дерутся, а завтра помирятся. Не впервой!
Наступившую паузу разрядила вся измазавшаяся пирожным Лизка:
– Ух! Вот я наелась, аж опузела! – громко икнула девчонка.
Подоспевшая Настя перехватила хнычущего Витальку из рук поварихи и потащила его в кухню.
– А ты, пацанчик, молодец! – защебетала девушка, щекоча его щеку длинной искусственной косой. – Я все видела! Здорово ты врезал этому толстяку. Давно надо было. Брату своему, Егорке, расскажу. Ты ему нравишься. Он за тебя этого Сережку на куски порвет.
Виталька представил, как Настин брат, хулиганистый шестнадцатилетний Егорка, рвет на куски несчастного Сережку, и схватил девушку за руку:
– Настёнка, не говори брату! Я больше не боюсь этого жирняка. Сам врежу, если что. Не говори Егору!
– Ладно, не скажу. Слушай, а здорово ты ему фингал под глаз поставил! Теперь неделю будет улицу освещать своим фонарем.
Виталька был несказанно доволен собой. Еще бы! Его героизм оценила сама Настюха – первая красавица на их улице.
– Да я ему давно хотел залепить! – гордо выпалил он.
– Ну что, не смогли твои-то прийти, горемычный ты мой?! – чмокая в соленую от слез щечку, сказала Настя и отправила в его карман очередную плитку шоколада. – На, это мамке отвези в больницу! Пусть сама съест, а то совсем отощала от горя. Ой, горе-то какое, горе! – запричитала девушка, утирая косой выступившие на глаза слезы.
– Какое горе, Настюха? – насторожился Виталька. – Снова с братиком что?
– С чего ты взял? – девушка отвела взгляд в сторону.
– Ты сама сказала, чтобы я шоколадку маме в больницу отвез. Что с братиком?
Девушка не стала лгать:
– Да увезли их с мамкой твоей на «скорой», малец. Тетка Валька, соседка твоя, приходила. Сказала: худо ему снова.
– Так мама только недавно вернулась! – захныкал Виталька, догадываясь, что и этот Новый год он не будет встречать с матерью.
– Что ж ты, дуреха, до вечера не дотерпела? – напустилась на девушку появившаяся в дверях баба Катя. – Не дала мальцу попраздничать!
Девушка, всхлипывая, уткнулась лицом в ладони.
Позабыв о веселье, царившем у елки, Виталька выбежал на улицу. Большой двухэтажный дом барачного типа на восемь семей, в котором он жил вместе со своими родителями, стоял в нескольких сотнях метров от детского сада, и ему разрешали ходить самостоятельно, без сопровождения взрослых. Подбегая к дому, он замедлил шаг, опасаясь снова увидеть большую белую машину с красным крестом. Виталька боялся «скорую помощь», которая так часто приезжала к ним.
– А ты чего не на празднике? – заметила его в окно соседка тетя Валя. – Уже закончился?
– Да ну его! Мама дома? – осторожно спросил он, в душе надеясь, что Настя что-то перепутала.
Тетя Валя вышла к нему в общий коридор.
– Ну, иди, посиди со мной! У меня печка горит, тепло! Я тебя сейчас печеньем угощу!
– Нет, спасибо, я к себе. – Виталька полез в карман за ключом, понимая, что девушка не ошиблась. На глаза предательски наворачивались слезы, но он считал себя взрослым, и никто не должен был их видеть. – Значит, мамы нет дома?
– Поехали они… в больницу. И папа твой с ними. Просил приглядеть за тобой. Он скоро вернется. – Соседка взяла его за руку. – Пойдем ко мне! У вас не натоплено. Их ведь с утра увезли. А у меня Ташкент! Жарко! Хорошо! – она протянула ему початую пачку печенья. – Ты ешь! Я сейчас чаю с вареньем приготовлю. Посидим, почаевничаем. Глядишь, и мне весело станет.
Тетя Валя жила одна. Единственная ее дочь давным-давно уехала в другие края и не давала о себе знать. Машинально отломив от печенья кусочек, Виталька положил его в рот, но горький от слез комочек застрял в горле. Нащупав в кармане шоколадку, он сжал ее и… заплакал, не в силах более сдерживаться…
Отец вернулся поздно вечером продрогший с промокшими ногами – прошел пешком от трассы до дома несколько километров. Не говоря ни слова, он забрал Витальку от соседки, быстро растопил печь и принялся жарить картошку. Все это время отец молчал, но по его осунувшемуся лицу вошедшая к ним тетя Валя все поняла:
– Совсем плох?
Отец кивнул, затем посадил Витальку к себе на колени, поставил перед ним сковородку, положил вилку и кусочек черствого хлеба:
– Ешь, сынок. Ничего другого я купить не успел. Виталька достал из кармана две плитки шоколада и положил перед ним:
– И ты, папа, ешь. Это я вам оставил. Одну тебе, а другую маме с братиком. Это от Деда Мороза. Я уже много съел.
Он не заметил, как отец отвернулся, украдкой смахнув выкатившиеся из глаз на ресницы капли влаги.
– Ешь сам, сынок. Нам с тобой придется пожить некоторое время без мамы и твоего брата.
– Я знаю, – сказал Виталька, беря в руку вилку.
Он был взрослым и все понимал. Сидя на коленях дорогого ему человека, вдыхая запах его старенького свитера, насквозь пропахшего печным дымом, он мог поклясться, что ничего вкуснее этой картошки, приготовленной отцом, и кусочка вчерашнего хлеба он в жизни не ел.
– Вот я дура старая! – запричитала соседка, вытирая носовым платком мокрые глаза. – Совсем забыла! У меня же суп есть!
Она вернулась в свою квартирку и долго не возвращалась, лишь только всхлипывания доносились из-за стены.
Совсем скоро их маленькая комнатка стала заполняться людьми. Первыми пришли дядя Жора с тетей Светой вместе со своим Сережкой, у которого под глазом красовался огромный синяк. Поначалу Виталька испугался, подумав, что сейчас его снова начнут ругать.
Но Сережка добродушно обнял его за шею и протянул огромный пакет с подарками:
– На, держи! Это тебе от Деда Мороза!
– А это от нашей семьи, – сказала своим мягким голосом тетя Света, положив перед ним заводного медвежонка, державшего в лапах бочонок с медом. – Если ты его заведешь, он спляшет.
Дядя Жора деловито прошел на кухню, достал из шкафа два граненых стакана, налил в них немного водки из принесенной с собой бутылки и сказал, ни к кому не обращаясь:
– За мальца! Дай ему Бог здоровья, и нам немного!
Быстро опорожнив стакан, он смешно крякнул и снова налил, опасаясь, что его остановят.
Отец Витальки, выпив свой, перевернул его донышком вверх.
– Мне хватит. Завтра рано утром поеду в больницу.
– Эт верно, тебе нельзя! – заметил дядя Жора и снова опустошил свой стакан. – А я ради такого дела развязал.
Тетя Света укоризненно взглянула на него:
– Хватит, Георгий! Ты обещал. Тоже мне: узелок связал, узелок развязал.
– Ну ты чего, мать? – улыбнулся ей супруг. – Я ж совсем капелюшечку! Сама понимать должна: Бога всухую просить как-то совестно. – Мужчина в третий раз налил себе полстакана, выпил залпом, закусил конфетой из детсадовского подарка и решительно закупорил бутылку.
– Все! Это тебе, сосед, для сугрева… э… это, как его?! Я хотел сказать – для растирки, при простуде! – подмигнул он Виталькиному отцу. – А ты, малец, тоже проси Бога, чтобы даровал, значит, твоему братишечке здоровье. Проси! Бог… Он детей любит и помогает.
Виталька не знал, кто такой Бог. Придавленный тяжелой рукой товарища, все еще сидевшего с ним в обнимку, он тихо спросил:
– Серый, а кто такой Бог?
– Ну ты чего, не знаешь? – Сережка с кривой ухмылкой на лице наморщил лоб и задумался. – А я сам не знаю, – честно признался он. – Среди наших соседей, кажись, таких нет.
– Бог, дети, – это очень хороший старик, – ответила тетя Света, услышавшая их разговор. – Он отец всех людей на земле. Когда станете постарше, узнаете о нем побольше. Вы его полюбите! Он очень добрый и может исполнить любое желание. Его только надо очень сильно попросить…
Потом к ним зашли еще соседи, и каждый приносил с собой чего-нибудь поесть. Взрослые интересовались у отца здоровьем сына, жалели. Посидев немного, гости разошлись.
Наутро Виталька упросил отца взять его с собой. Они долго ехали в промерзшем автобусе в большой город, а потом еще через весь город в больницу, куда вчера увезли его родных. Из окна Виталька рассматривал улицы, украшенные к Новому году огромными разноцветными гирляндами. Он радовался огням и наряженным елкам, представляя, как весело будет вечером кружить возле них детвора.
Братика они так и не увидели. Вышедшая к ним заплаканная мама сказала, что врачи запрещают родственникам находиться в реанимации. Виталик представил, как какие-то большие дядьки с суровыми лицами, в длинных белых халатах, стоят у двери в эту самую реанимацию, где лежат больные дети, и никого не пускают. Ему захотелось обратно.
На следующий день к вечеру маму с братиком привезли домой. Виталька слышал, как отец говорил соседям, что их выписали умирать. Маленький, исхудавший, отчего-то весь потемневший брат лежал с закрытыми глазами, вытянувшись вдоль детской кроватки.
Увидев его, перепуганный Виталька подбежал к отцу, который с отрешенным взглядом сидел у печки, и ухватился за его ногу. Через несколько часов на землю должен был прийти Новый год, но Виталька его больше не ждал. Он был взрослый и вместе с остальными ждал прихода СМЕРТИ в их дом. Он верил, что единственный, кто сможет защитить их от нее, – это отец, потому что он большой и сильный.
К ним снова стали заглядывать соседи. Пришла Настя со своим братом. Они принесли большую сосновую ветку, украшенную игрушками, и повесили над Виталькиной кроватью.
– Держи, пацан! – сказал Егорка, потрепав его за плечо. – Эти игрушки тебе. А на днях я сани-самокаты пригоню. Свои! Навсегда! Владей.
Виталька обрадовался. Егоркины сани из гнутого дерева были самыми большими и красивыми в их деревне.
Снова пришла тетя Света с Сережкой и принесла борщ, но никто его есть не стал. Мама больше не плакала. Сжав губы, она безотрывно сидела возле брата.
К ночи маленькая квартирка набилась людьми. Соседи не знали, чем могли помочь, но каждый хотел поддержать их семью.
– Ох, беда… – то и дело вздыхали в коридоре. – Видать, эта ночь последняя… Чем так дитю мучиться, скорей бы уж Господь прибрал его к себе! – донесся до него знакомый голос бабы Кати. – А коли выживет да рассудком тронется? – вторила ей другая женщина. – За что такое наказание?! Уж хай Господь не мучит дитятю…
Понимая, что эти слова больно ранят Виталика, Настя прижала его голову к себе:
– Не слушай их! – девушка сама время от времени всхлипывала. – Будешь у нас сегодня ночевать. С Егоркой ляжете.
Но Виталька отказался. Этот Новый год он наконец будет встречать со своей семьей. Ближе к полуночи соседи стали расходиться. Через несколько минут начнется праздник, и каждый хотел встретить его в своем доме. Виталька смотрел на маленькую елочку, которую родители успели на днях нарядить. Она была не такая большая, как в садике, но тоже красивая. Вдруг он вспомнил разговоры о Боге, который был всемогущ и мог исполнить все его желания. Он, конечно, верил, что в их семье всемогущим был папа, который всегда сумеет спасти их, но сейчас отец сам нуждался в помощи. Так взрослые говорили. Крепко зажмурившись, Виталька стал про себя просить: «Боженька, сделай так, чтобы мой братик не умер! Если хочешь, возьми эту елочку себе и медвежонка тоже забери. А еще хочу, чтобы папа больше никогда-никогда не пил водку, иначе его проклятый змей заберет к себе, а мы с мамой этого не хотим. Прошу тебя…»
Незаметно он задремал. Разбудили его ружейные выстрелы на улице. Так у них в деревне отмечали приход Нового года. Отец, по-прежнему не шевелясь, безучастно смотрел в пол. Внезапно их входная дверь приоткрылась, и на пороге показалась старушка. Маленькая, сгорбленная, одетая в старую мутоновую шубку, повязанную поверх крест-накрест коричневым шерстяным платком, она низко поклонилась им и, ни слова не говоря, прошла в комнатку, где у детской кроватки сидя дремала мама. Увидев незнакомую женщину в странном наряде, Виталька испуганно прижался к отцу. Он был уверен, что пришла сама Смерть, которую они ждали.
– Здравствуй, доченька! Все маешься? – обратилась старушка к очнувшейся от дремы матери. – Не майся, дитя. Все в этом мире по велению Отца нашего Небесного – Господа Бога! Помолись за душу сынишки, а я тебе подмогну. Вместе и попросим Боженьку. Прими,
Господь, душу раба твоего… – начала креститься странная старушка.
Внезапно отец Виталика вскочил на ноги и вбежал в комнату.
– Ты что это, мать, удумала? – набросился он на женщину. – Чего хоронишь раньше времени? Жив еще сынок наш!
– Отпустите душу его, детки мои! – женщина вдруг стала бить поклоны во все четыре стороны, чем сильно напугала и без того перепуганного Витальку. – Не держите! Любовь ваша держит душу-то малыша. Сами измучились и дитя измучили. Не жилец он боле на свете, не жилец!
– Откуда вам знать? – отец стал теснить ее к выходу. – Вы кто, врач? Зачем пришли?
Виталька, став за спиной матери, боялся пошевелиться. Он видел, как у отца по щекам беззвучно катились слезы. Но странная старушка не собиралась покидать их комнату. Мягко отстранив мужчину, она снова подошла к кроватке. Прищурившись, женщина долго и внимательно разглядывала ребенка:
– Верно говорю вам, деточки мои: не жилец он! Молитесь Богу! Затем, повернувшись, медленно двинулась обратно. Перед самым выходом старушка достала из кармана маленький пузырек и поставила на столик.
– Возьми, дочка, это снадобье! Если дашь дитю чайную ложку – он выживет, но человеком никогда не будет. Цветочек вырастишь! Всю жизнь будете маяться с ним. Только тебе самой решать – давать зелье или отпустить его душу к Отцу нашему Небесному.
Стоя на пороге, странная старушка еще раз обернулась:
– Только вам решать, – повторила она. – Храни вас Бог! Она исчезла так же внезапно, как и появилась. Ни до, ни после никто в деревне не видел ее.
Не теряя времени, мать схватила пузырек и выжидательно уставилась на отца:
– Чем мы рискуем? Врачи сказали – до утра ребенок не доживет!
Терзаемый сомнениями, не говоря ни слова, отец выбежал из дома. Виталька еще никогда не видел, чтобы у него так тряслись плечи…
Утро нового года ворвалось к ним в комнату волшебным зайчиком. Это проезжающая машина отразила стеклом яркий солнечный луч. Виталька, разбуженный ревом двигателя, открыл глаза и посмотрел в окно. Он, наверное, долго спал, так как со двора уже вовсю доносились озорные голоса его друзей, катавшихся с горки на санях.
Осторожно повернув голову, Виталька увидел мать, которая смотрела на него своим прежним лучезарным взглядом, каким уже давно ни на кого не глядела. Ее теплые любящие руки потянулись к нему.
– С Новым годом тебя, сынок! – произнесла она простые и такие долгожданные слова. – А братику твоему стало лучше! Можешь подойти к нему.
Виталька радостно прижался к ней. Он всегда верил, что, если эту ночь они проведут все вместе, то и у него дома появится счастье. Отвернувшись к стене, чтобы не услышала мать, мальчик прошептал: «Боженька, спасибо тебе за братика!»
Теперь он верил, что Бог поможет отцу исполнить другую его заветную мечту…