Мир анаконды
белые, стальные от пыли тополя ждут дождя.
так морена ждет снегопада.
вот бы горсть снежинок поймать
вытянутым, каменным ртом.
так мы ждем светлого будущего. как буран,
оно должно обрушиться на нас, сбить с ног,
как ласковый и мощный сенбернар облизать лицо.
увалить нас
на электрический диванчик счастья... но нет.
лишь кристаллы-лезвия просачиваются в настоящее.
капли - конденсат будущего. невидимая стена
сдерживает цунами времени,
будто стекло террариума аллигаторов.
ведь ускорение - это будущее -
пробегись по аллее,
сквозь варановую разлапистость листьев .
вот и немного твоего будущего. сядь за руль
и разгонись хорошенько на проспекте ленина,
уйди в игру, загул или на войну. и вот оно
будущее - с радостью поглощает тебя, ослепляет,
заражает статуи в саду туберкулезом костей,
царапает шилом бельма,
почти живые глаза.
и неважно - озарен ты книгой или отуманен женщиной.
каждый твой шаг -
усатая балерина из твердого сыра.
вытанцовывает по терке, по острой наклонной терке минут...
и не стоит стремиться в будущее - в пищевод,
когда кролик погружается во внутренний мир анаконды,
не зажмуривай красные глазки, не ускоряйся, о нет!
цепляйся из всех сил когтями, ушами об стены,
когда мышцы сокращаются, проталкивают тебя в трубу.
хочется сбежать от будущего в любой рукав, ответвление,
подворотню, искусство, творчество, дружбу, любовь,
с тобой или без тебя.
боже, они гонят стаю хомячков
вениками по улице на убой, навстречу драконам...
***
идет град,
хищно когтями рвет
асфальт, подоконник, капот машины.
звук - выбитые зубы, сплюнутые в железное ведро.
и голуби - крылатые бюстики вождей,
жмутся под карнизом.
и черные голые деревья,
как извращенцы, полностью затянутые в кожу с ног до головы,
с блестящими застежками дождевых капель на ветках,
сырая жемчужная мерзость.
этот мир никогда не станет таким, как прежде.
люди уйдут в себя сквозь кроличьи норы айфонов,
но промахнутся, пронесутся сквозь слои привидений,
а снаружи останутся вибрирующие воронки,
как черные бешено вращающиеся юлы.
мир удивленно, как решетки клетки без тигра,
будет скучать за людьми, за истязателями и покорителями,
за плетками и пряниками. это стокгольмский синдром бытия.
так господь скучает по дьяволу,
а райский змей по адаму и еве.
этого мира больше не будет. никогда не повторится
ни этот день, град, дождь, поэт в окне
и доставщик пиццы в капюшоне,
с ярко желтой сумкой за плечами:
похожа на ранец солдата эпохи Наполеона.
и неземная грусть покрывает меня,
как хромом деталь,
электролит, льет дождь, хищный град,
неземная грусть , как ковер-самолет.
и я плыву...
над пушистым сладким туманом дофамина
и дофин внутренней Франции никогда, никогда
не займет престол.
***
вот так иногда ты случайно роняешь
мысль -
громадную как Млечный Путь.
роняешь в пропасть
случайно, точно фура с люстрами соскользнула с трассы
в обрыв, и это - миг величайшего сожаления и утраты.
как мертвый ворон и томик стихов Эдгара,
и ты - ах.
ну и ладно, хрен с ним, придет другая
огромная мысль,
не оглядываясь ты
уходишь по своим пещерным делам.
но всей спиной сожалеешь,
мерцаешь сожалением, наливаешься северным сиянием
об утраченном навеки
прекрасном и громадном звездном звере,
и твоя спина, как шипами,
покрывается сосками из соли.
трусливый любовник жены лота,
который не оглянулся.
***
гончая прыгает в кровать, запутывается в одеяле и простынях.
начинает их сбивать,
как бетономешалка раствор.
и тогда я понимаю, что такое любовь.
когда охотник,
бородатый, как старая кисть в гараже,
окаменевшая от клея, делит свою постель
с этой хитрой, преданной сукой.
у каждого змея должна быть своя ева.
у рухнувшего собора - собственный обломок горгульи.
у мордатого марсианина - тонкая, зеленовласая сатуриянка.
это уравнение инопланетян, существ из разных миров,
это любовь.
то, что нас соединяет.
несоединимое, противоречивое,
и даже кошмары
склеивают любовью ужас, осколки разбитых душ.
крестьянин, которого, как варан, пожирает идея джихада.
студент, которого жалит идея мировой революции.
двухголовый, пугливый тарантул карл-маркса.
и домохозяйка насыщается тараканьим молоком
мелкой несправедливости с экрана.
а где же ненависть?
ненависть.
а вот и ненависть.
ненависть - это любовь, которой не повезло,
которая заболела в автобусе, простудилась в дороге.
ангел с воспалением легких, с впалой грудью
и с прелыми, завшивленными перьями.
и больше нет убежища нигде, ни в чреве,
ни в родительской постели.
эта враждебная планета и космос,
и нечто, называемое Богом, пытается помочь,
не помогая.
мешает, не вмешиваясь.
и тонкий листик скачет прямо, невесомо,
хореографически красиво.
отталкиваясь конечностями от асфальта,
как боец кунг-фу на показательных выступлениях осени.
и я еду к тебе в сибирь,
сквозь 3500 км,
купил торт и апельсины.
и валит первый снег,
и тотчас превращается в воду.
и сквозь железные швы в полу грохочущего трамвая
выдуваются пузыри ,
точно кто-то дышит под нами.
задыхается рыба под грохотом колес.
легкое железного дровосека, пробитое ломом.
или некто, утонувший во времени, сквозь
тростинку
разума дышит...
но нет. это законы физики,
натяжения и ветра, силы, скорости ,
с которой я еду к тебе и не могу точно понять
кто я на самом деле? охотник с чехлом
или гончая сука,
или хозяин.
В черном квадрате
художник, не смеши.
ангелы - это не белоснежные, ранимые твари,
не долговязые лебединые создания.
О, нет!
злые, презрительные, своенравные.
раскрой глаза, вот же они
настоящие ангелы - грузчики царства небесного, земного.
сбитые перья пропитаны потом, смолой, кока-колой,
кровью есенина, когда отключили отопление, и нет чернил.
ангелы - небесные неудачники, силачи,
по трое, сквозь крики скворцов, уличный мусор и росу,
сквозь черепашью боль предрассветных площадей,
таскают рояли, длинные как лимузины.
черные и белые,
из желтого вязкого пламени времени,
в твою глупую голову,
в неотапливаемые залы полупустого сознания,
в обход лестниц, лифтов и балконов,
через базары, вокзалы и войны.
крылатые существа, с буграми мышц
под свалявшимся пухом и перьями, несут для тебя
неземное свечение, каменоломни головной боли, железное ложе
с тончайшей пушинкой мелодии.
постой, постой!
это только кажется, что так легко написать:
"не жалею, не зову не плачу".
выразить шахтеров невыразимого, вызволить их из тьмы.
(черно-синие лица, оранжевые нимбы из пластика, яичные белки глаз,
и как звезда горит, говорит во лбу
рыба-фонарь).
сколько еще тысячелетий эволюция должна
нас
пожевать, зажевать, выхаркнуть, выблевать тонны
борьбы за существование и крови, поглощения себе подобных,
бесподобных, чтобы родилось на свет:
"все пройдет, как с яблонь белый дым?"
собьешься считать.
человечество, как плодожорка,
прогрызает кровавый тоннель в яблоке времени.
не покидает ощущение, что еще кто-то живет за мной,
волчонок робко ступает в глубокие следы лап матерого волка.
кто-то толкает тебя - камень перед собой,
как Сизиф на трассе, сверкающей после прошедшего дождя.
или я иду и кто-то живет впереди меня.
и это следы когтей де жавю, сколы времени,
послания во времени, царапины на металле,
и так - слой за слоем, смерть за смертью,
намеком на бессмертие, дразнят нас.
отшлифовывается бриллиант бытия,
кровавый алмаз.
и это не пищевые цепочки, нет, но подвесные мосты
качаются под нами, над нами, железные лианы,
скрипят, визжат и охают карусели
на перекрученных цепях.
и наши инкарнации переплелись, рвутся связки наших минут...
и, Даша, любимая, посмотри,
можно дотронуться до прозрачного солнечного плеча.
это девушка ветра с беличьим лицом, с пушистыми ресницами
грызет солнце, раскаленный орех, толкает
девочку на белом мраморном шаре,
дразнит мальчика в черном квадрате
окна.
октавы, октавы, октавы.
2020 год