***
Посмотри, как небо потемнело,
кто-то прошептал ему - умри.
И спустили в небо корабелы
лодки разноцветные свои.
Вот они, отважные, пылают,
видя только то, что впереди.
Проводи до самого их края,
взглядом тёмным-тёмным проводи.
***
Лето было холодным.
Всё пыталось нам спеть.
И угрюмым, голодным
вышло в голую степь.
И ушло за Хибины,
по полярным холмам.
Как живётся иным вам?
Как там холодно вам?
Это прошлые счёты.
Это прежняя муть.
И гнилые расчёты,
чтобы спать – не уснуть.
Чтоб засыпать нас глиной,
чтобы дать по мордам.
Чтоб хибиной, хибиной
вышло вам, вышло нам.
***
Когда я родился на свет
и были еще у меня
и мать, и прекрасный отец,
и весь наш Советский Союз,
то жил я, наверное, был,
как позже такой же вот Цой.
Его я всегда не любил.
Я бегал от Цоя трусцой.
Но да, я родился на свет,
и были ещё у меня
Советский надёжный Союз
и мама – из сил и огня.
Мы ездили с нею в Шепси,
там были и Джо, и Дассен.
Ловили ночное такси.
И счастливы были совсем.
Но раз я родился на свет,
то что-то ж ещё от меня?
И был я застенчив и горд,
и будущих женщин любил.
И «Гамлета» тоже читал.
И даже упал и пропал.
Как весь наш Советский Союз,
в котором однажды я был.
***
Будьте просты, как голуби, и просты, как змеи.
Как вон та змея, что ползёт, лилеет.
И почти вот вся она - да не та.
И имя ей - простота.
И ещё, как волки, как бобёр без дома.
И длиннее Волги, и потише Дона.
Потому что выйдет да скажет Он нам:
- Кто вы все?
***
Знаешь ты, а быть может, не знаешь,
как на землю ночную залаешь.
А не взлаешь, то в облако взвоешь
от пустой эсэмэски всего лишь.
Что замёрзнешь и снова оттаешь.
Что не только Его обижаешь.
Что безмерны, а после короче-короче
дни и ночи.
***
Я не прикасалась к твоей жизни,
прикоснусь, наверное, я к ней.
Ты теперь, пожалуйста, исчезни.
на земле, в Контакте и в окне.
Исчезают огненные травы,
взгляд твой черно-белый - эхолот.
Всё это исчезнет, Боже правый,
Боже гневый, всё это уйдёт.
***
Мы были в Большой Горе,
там очень большие люди
на очень больших машинах
вывозят свой минерал.
- А гномы, а гномы где? -
спросила меня ты после.
- А гномы ушли оттуда.
Нет места им под землёй.
***
Давай ему не скажем правду-матку.
Давай поставим красную палатку.
Пускай летит, но только бы заметил,
что день полярный светел, светел, светел.
Что ночь грядёт, придёт её сиянье,
и что восславит всякое дыханье
и день, и ночь, и что уже не дышит.
А только видит-видит, слышит-слышит...
***
Какой я запомнил эту страну?
Страной без границ и дна.
Страной, что все время идет ко сну.
Страной, что всегда без сна.
Ещё я запомнил её большой
и толстой - и всем на смех.
Портвейн открыли мы над страной,
и пили - за тех и тех.
Страна ложилась за мавзолей.
На танцах гулял район.
И мы творячили со страной,
и всякий творил своё.
И всякий выпал из этих уз.
А после и я воззвах:
Друзья, прекрасен наш был союз.
Последний и первый, нах.
***
Нас водила молодость,
нам давала молодость
и вот эту волость-то,
и другую полость всю.
И глаза незрячие,
и иные голости,
и х.и висячие
выдавала молодость.
Трошки побелела вся
и переобулася.
Никуда не делася,
даже не нагнулася.
Просто обернулася.
Котиком с котиною,
Костиком-скотиною,
Валей-Валентиною,
жизнью длинной, длинною.
***
Пришла "Пионерская зорька".
И за руку тихо взяла -
не надо, не нужно, не спорь-ка.
И так же тихонько ушла.
В Борисах наш тихонький Борька.
И я тоже всякий пример.
И тошно, и тихо, и горько.
Как будто ещё пионер.
***
Трогают, всякие трогают,
хочут замшелого пня.
Что им скажу, ради бога я?
- Бога, не трогай меня.
Я повидал тебя строгого,
возле воды и огня.
Был я темнее убогого.
- Бога, не трогай меня!
Подле поганой поленницы,
после угрюмого сна
был твоим пленником, пленницей.
- Бога, не трогай меня!
Вот, моя лучшая конница.
Вот, мой запрятанный нож.
Ты – моя сон и бессонница.
Господи, лучше не трожь!
***
Почему-то не радуюсь,
глядя на проплывающий мимо
труп врага.
Я сейчас встану,
пойду домой,
накормлю нас с собакевичем,
заберусь под одеяло,
поставлю на счётчик верблюдов своих,
а там, глядишь, и усну.
А ему ещё
плыть и плыть,
плыть и плыть...