Сосчитав до ста
и течет дорога черным-черна
по крутым оврагам, по берегам.
у меня в котомке - твоя вина.
у тебя в остатке - мои снега.
и дрожат колени поникших лип,
тех, что вместе с нами вчера росли.
мы с тобой расстаться вполне могли б,
если б нас разлить
проливным дождем, ледяной водой,
что хлестала б пО сердцу, не щадя.
только сохнет мир над тобой и мной.
и темнеет небо.
но нет дождя.
и шагать трудней - валуны кругом,
в тело терн вонзает свои шипы.
если б мне задуматься о другом,
о тебе забыла бы, может быть...
но не точит камня моя слеза,
но не греет землю твоя звезда.
мне осталось только "увы" сказать,
сосчитав до ста...
Некто
Тьма в лоскуты фонарями распорота,
словно хитон.
Ходит по улицам сонного города
некто в пальто,
трогает крыши ладонями влажными.
Косятся здания многоэтажные:
кто этот дон-н-н?..
Муторно, хмуро. Сочится уныние
с неба дождём.
По проводам, как по жизненным линиям,
время идёт.
Странный субъект гонит ветер по улице.
Жмутся деревья, как мокрые курицы.
Полуабсурд - словно в фильмах Кустурицы.
Не до красот…
Томная комната, сбитые простыни,
свет ночника.
Я и не жду тебя, милый мой, просто не
спится пока…
В мыслях – прошедшего вязкая кашица,
наш с тобой рай декорацией кажется.
Лето...Закат…
Скользкая истина – мокрая мистика.
Дерзкий фантом.
Улица выстлана бурыми листьями.
Что же потом?
Дождь превращается в чернополосие,
многолинейность и многовопросие.
Это моё ощущение осени
бродит в пальто…
Винное
Не мигая, оком великаньим
пялится фонарь в моё окно.
У меня - вина на дне в стакане.
У тебя – Палермо и вино.
Позвонишь.
Молчание. Заминка…
Будто мысли спутывает бес.
Буркну в телефонную глубинку:
«Как там сицилуется тебе?»
И утонет суть в словесной пене,
ускользнет связующая нить.
И твоё: «Привет. Va tutto bene…»
Ничего не сможет изменить…
У тебя в Палермо – ветер, свежесть,
жизнь морским дыханием полна.
А в моём окне – трамвайный скрежет,
снег с дождём и смога пелена,
вечер стынет.
Тягостно, рутинно.
Кот-бродяга треплет воробья…
Дни плетутся, словно паутина,
где я мухой вязну без тебя.
Всё, что свято, то, по сути, грешно:
жизнь, любовь, тревога, забытьё…
Истина - в вине…
в моей, конечно…
Я по капле я выпила её.
Мне бы…
Мало той жизни, мало…
Грустно.
Бессрочны роли
прачки, врача, кухарки -
вечная круговерть.
Господи, я устала…
Стать бы принцессой, что ли,
чтоб получать подарки,
по пустякам реветь,
чтобы - в атласном платье,
чтобы - в хрустальных туфлях,
в обморок деликатно
падать от грубых слов.
…Господи, мне б узнать, я
скоро сбегу из кухни?
Только, ежу понятно,
здесь мне не повезло.
Мне б поцелуи в ушко,
звук соловьиной трели,
мне бы букет в ладони,
чтоб - лепестки в росе…
Что ты?.. Не все, подружка,
избы еще горели,
и проскакали кони,
видно, еще не все…
Я бы и не просила.
Я и сама смогла бы.
Только не с тем мужчиной,
только в других мирах...
Господи, дай мне силы
быть безрассудно слабой,
хрупкой и беззащитной
няшкой и леди «ах».
Человек, измученный базаром
В отчужденность ринувшись недаром,
бросив шумный офис и жену,
человек, измученный базаром,
на денёк приехал в тишину,
в край, где через край блаженство льётся,
где заря ванильная сладка,
нахлебаться свежести эмоций
и воды лесного родника.
Видеть, как наивно ивы плачут,
травами прибрежными шуршать
и ловить на удочку удачу
в виде удивлённого ерша,
наблюдать, как вдаль река течёт и,
окунувшись в эту тишину,
позабыть финансы и отчёты,
шефа и ворчливую жену.
Что ему боржоми и нарзаны?
Что ему самбуки-коньяки?
Человек, измученный базаром,
жадно пьёт молчанье у реки.