Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции, у моря.
И. Бродский «Письма римскому другу» (из Марциала)
Выделяться не старайся из черни,
Усмиряй свою гордыню и плоть:
Ты живёшь среди российских губерний,-
Хуже места не придумал Господь.
А. Городницкий «Губернаторская власть»
На заре нашей эры был в Римской империи один харизматичный правитель. Диоклетиан его звали (245 – 313).
Он много сделал и для своего государства, и для императорской власти: абсолютизировал её, поставив себя над Сенатом, над законом и над всеми обитателями империи. Заодно расстроил и укрепил (в военно-стратегическом плане) столицу империи, разогнал внешних врагов, так что подхалимы-летописцы назвали его правление «Новым Золотым веком». Но остался в истории Диоклетиан не свершениями, а неожиданным для правителя ходом. Когда у него ослабло здоровье, а чернь высмеяла скудость публичных зрелищ, дарованных императором, он добровольно отрёкся от власти и удалился в провинцию. Через восемь лет делегаты из Рима приехали звать его обратно на трон. Диоклетиан отмахнулся, заявив примерно так: «Если б вы видели, как уродилась капуста, что я посадил - не приставали бы с идиотскими просьбами».
Диоклетиан разводил капусту в Сплите, это территория нынешней Хорватии, по меркам Римской империи, глушь глушью. Но Диоклетиан постарался сделать эту глушь соответствующей своему прежнему высокому статусу. До наших дней в Сплите сохранился дворец Диоклетиана, находящийся сейчас под охраной ЮНЕСКО и привлекающий толпы туристов. Ошибочно думать, что дворец был построен в Сплите, – пишут сегодня на туристических сайтах. Это Сплит вырос вокруг дворца, который себе в III веке отгрохал Диоклетиан. Мрамор для дворца везли из Турции, гранитные колонны и сфинксов – из Египта. Квадратное сооружение было таким огромным (площадь – три гектара), что постепенно превратилось в крепость, защищающую местных жителей от атак варваров. Годы спустя из крепости возник город.
Сия байка о Диоклетиане широко известна. Гораздо менее «на слуху» тот факт, что последние годы Диоклетиана были омрачены не только болезнью, но и грубостью и пренебрежительным отношением новых римских правителей. Смерть Диоклетиана при туманных обстоятельствах породила предположения римских историков, что он был либо отравлен, либо скончался от голода, либо захирел от тоски по утраченной власти и престижу.
Так сложилось первое исторически зафиксированное противоречие, что же есть такое жизнь в провинции – здоровое и счастливое бытие на лоне природы или крайняя степень невезучести и падение – ниже не бывает.
Спустя столетия умный человек и великий поэт вывел в знаменитом стихотворении чеканную формулировку:
Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции, у моря.
Иосиф Бродский в 1972 году – году его высылки из СССР – защитился от глазастой советской цензуры ремаркой «Из Марциала» – все мысли и чувства в этом стихотворении принадлежат, якобы, выдающемуся таланту античности Марциалу. На деле, это не перевод, а подражание эпиграммам Марциала. А восторги в адрес «глухой провинции у моря» вряд ли стоит понимать буквально, если знать обстоятельства, когда эти слова впервые написаны. Человек уж не знал, куда спрятаться от Империи… «Письма римскому другу» созданы в марте, самолёт с Иосифом Александровичем на борту поднялся в воздух 4 июня.
Да – но не всякий соотнесёт комплимент «глухой провинции у моря» с датой выезда Бродского за рубеж навсегда. Да и правомерно ли видеть в поэтической строке хронику событий? Вот и рождается очередное противоречие…
Десяти лет не прошло, как в 1981 году другой талантливый человек, Александр Городницкий (объединённый, кстати, с Иосифом Бродским не только ленинградской литературной «тусовкой» 60-х, но и доносом, по итогам которого их обоих выгнали из Ленинградского отделения СП СССР) написал для спектакля «Если иначе нельзя» о революционерах-народовольцах несколько песен. Среди них была песня «Губернаторская власть», исполнявшаяся от лица генерал-губернатора Одессы Тотлебена и ставившая провинции неискоренимый диагноз:
Ты живёшь среди российских губерний,-
Хуже места не придумал Господь.
Александр Городницкий не жалеет красок, чтобы объяснить, почему так:
Бесполезно призывать к пробужденью
Не желающих очнуться от сна.
Не проймёшь народ ни лаской, ни таской,
Вековечный не порушишь закон.
Если где-то и искать справедливость,
То уж точно, что не в этой глуши.
Вывод, касавшийся вроде бы только местечковых чиновников, был однозначен:
Губернаторская власть хуже царской, –
До царя далёко, до Бога высоко.
Местечковые чиновники отреагировали однозначно на всех уровнях, и сцена с песней «Губернаторская власть» была «вырезана» из спектакля, а вскоре и сам его запретили от греха.
Казалось бы, Александр Городницкий ещё в 80-е прописал провинциальной жизни «сыворотку правды»… Но вот поди ж ты! Оказывается, в те же годы популярный поэт и бард создал и другое стихотворение: «Окраина империи любой…». В нём есть поразительные строки:
Провинция, убежище моё!
Последняя надежда и утеха,
Заполненная морем до краев
Окрестных гор, где заросли ореха.
Невозмутимый полюс тишины.
Здесь поселяне урожаю рады
И не слышны за шорохом волны
Ни крик толпы, ни грохот канонады.
Оно менее распространено, видимо, потому, что не поётся, в отличие от «Губернаторской власти». Провинция, глубинка здесь декларируется как оплот человека «надёжнее сверкающей столицы».
Художественно-социальным противоречиям в оценках провинциального житья-бытья несть числа и в истории, и в современности. И это не плоды буйной фантазии поэтов, писателей, политологов и социологов. Каждый из нас, не соприкасающийся с провинциальной жизнью, а проживающий её, постоянно сталкивается со взаимоисключающими явлениями.
Провинция – это там, где живёт 90 процентов населения России. Это там, откуда трудоспособные и честолюбивые люди стремятся уехать любой ценой.
Провинция – это там, откуда мечтают вырваться те, кто живёт за МКАДом, и куда жаждут попасть хоть на пару дней те, кто живёт внутри МКАДа.
Провинция – это там, где нет официальной работы порой на целый город, не говоря уж о селе. Это там, где никто не умирает с голоду, несмотря на отсутствие работы, и где маются бездельем разве что совсем махнувшие на себя рукой граждане.
Провинция – это там, где махнувших на себя рукой встречаешь на каждом шагу, и, кажется, они и определяют ментальный и экономический «климат» места.
Провинция – это там, откуда до половины населения уезжает, пусть не навсегда, на работу вахтовым методом то в столицу, то за Полярный круг, то на буровые вышки. Это там, где человек с зарплатой «отходника» представляется соседям миллионером и вызывает бешеную зависть. Это там, где работать няней, сиделкой, продавщицей в Москве почётнее для женщины, чем библиотекарем в родном селе.
Провинция – это там, где уровень жизни выше, чем в Москве. Самый богатый город по уровню дохода на душу населения в России отнюдь не Москва – это нефтяной Югорск, даже не столица Ханты-Мансийского автономного округа. В нём нет сорока тысяч народа.
Провинция – это там, где принято прибедняться относительно своего достатка, и человек, во дворе особняка которого толпятся две-три машины и трактор только с конвейера, будет на голубом глазу уверять вас, что не сводит концы с концами. Это там, где впитано с молоком матери: не выделяйся, не высовывайся, не хвались, не показывай своего богатства – в дураках останешься!.. Это там, где нуждающемуся отдадут последнюю рубашку и пожалеют копейки для родственника, попавшего в беду. Это там, где до сих пор поставлено на поток нищенство, ибо рука дающего не оскудевает, и немногие хотят различать, где «натуральные» погорельцы, матери умирающих детишек и неизлечимо больные, а где «спецпроекты» эффективного отъёма денег.
Провинция – это там, где умирают чаще, чем рождаются, и где поселения живых теснятся поселениями мёртвых. Это там, где кладбища всё обширнее, всё откровеннее окружают жалкие горстки «временных» домиков, напоминая, что всем хватит общего дома – земли. Это там, где ушедшие ложатся в землю, потому что не понимают «огненного погребения», а ритуальная служба не строит крематории.
Провинция – это там, где ещё сохранился чистый воздух, незамутнённая химикатами вода, почва, помнящая мать сыру землю из русских былин. Это там, где можно пить молоко от коровы, есть яйца из-под курицы, овощи из огорода, мёд прямо из улья, грибы из леса. Это там, где развито «собирательство» и «охота», как будто не миновал ещё первобытно-общинный строй, и не исчезнут эти способы заработка, пока летний «улов» год кормит.
Провинция – это там, где строятся наиболее вредные – и для человека, и для окружающей среды – производства, дабы не «поганить» столицы, и так задыхающиеся в собственной грязной атмосфере.
Провинция – это там, где население протестует против робких попыток экологов закрыть безнадёжно ядовитые производства и борется всеми силами за то, чтобы у него не отбирали атомную электростанцию или комбинат цветных металлов – а то ведь вместе с ним и ежемесячные выплаты «за вредность» отнимут. И наплевать, что выплаты за вредность практически официально зовутся «гробовыми» – на «отборный, любительский, глазетовый с кистями», который ты получишь в трудоспособном ещё возрасте, на «приличные» похороны, чтобы «от людей не стыдно», на памятник из чёрного гранита.
Провинция – это там, где нет дорог, а есть направления, иные «бетонки» помнят Великое десятилетие Хрущёва, а иные грунтовки – нашествие Наполеона. Это там, где крепче всех дорожных покрытий держится булыжная мостовая, на которую «сбрасывались» купцы первой-второй гильдии при Александре Освободителе. Это там, где обязательно найдётся знаток истории, политики и «Протоколов Сионских мудрецов», защищающий прескверное состояние дорог на том простом основании, что по ним уж точно враг не пройдёт!.. Пока не проходят лишь «паркетники», «внедорожники» и даже «вседорожники» земляков, о легковушках промолчим, но это не беда – нашествие, как приход Мессии, может случиться буквально со дня на день, а мы к нему готовы, и наши дороги не подведут!..
Провинция – это там, где закрываются дворцы культуры, клубы, библиотеки, но открываются продуктовые магазины с большими винными отделами. Это там, где всякий уважающий себя житель знает, где достать помимо винного отдела. Это там, где волшебство с производством горячительных напитков является востребованной профессией и никогда не будет изжито – разве что наступит Золотой век.
Но не только экономическая разница между «центром» и «регионами» делает провинцию провинцией. Экономику можно перекроить, что Российская империя под разными названиями проходила неоднократно. Быт и нравы – вот где альфа и омега провинциальной жизни. Это об их оценке не могут договориться ни русские, ни советские поэты, ни постсоветские политологи-идеологи.
Провинция – это там, где легко устроят на ночлег незнакомого человека. Не о тех говорю, кто живёт сдачей внаём приморских халупок, а о тех, кто разрешает жить в своём доме задаром проезжему, гостю города, деловому визитёру.
Провинция – это там, где чужака и в свой сортир не пустят, а «срисовывают» чужака моментально. Провинция – это там, где все жители знают друг друга хотя бы в лицо, но чаще по именам.
Провинция – это там, где не избыта память о «двухсотом километре» – конечном пункте высылки из Москвы бывших политических заключённых или неблагонадёжных. Это там, где к «шибко умным» отношение настороженно-презрительное, зачастую злорадное: «Вот до чего учение-то доводит! Умный-умный, а дурак!».
Провинция – это там, где учитель литературы с большим стажем из благих побуждений советует родителям «шибко умных» учеников не давать детям читать много книг – а то их никто из сверстников не понимает.
Провинция – это там, где дед – участник Великой Отечественной войны – законный повод для гордости всего рода в нескольких поколениях, в отличие от деда – политического репрессированного, депортированного, ссыльного, раскулаченного. Это там, где маленькие стелы памяти жертв политических репрессий ставятся так «камерно», что их трудно заметить, в отличие от солдат с автоматами у Вечного огня.
Провинция – это там, где Вечный огонь вполне может и не гореть, если денег на его поддержание не хватает.
Провинция – это там, где отставной прапорщик бойко трещит на всех углах о необходимости защищать Отечество и о том, что армия – самая здоровая часть общества, но когда приходит срок его сынку пополнять ряды «самой здоровой части общества», откупает того от срочной службы и даже не скрывает от окружающих, почему и зачем переехал на меньшую площадь в худший район. А окружение не то что не осуждает его и даже не удивляется двойным стандартам, но и не снижает ура-патриотического градуса собственных рассуждений.
Провинция – это там, где живее всех живых шовинистические проявления – бытовой национализм и бытовой сексизм. Это там, где отец с высшим образованием, звоня замужней дочери, требует позвать к телефону зятя, потому что «о чём с бабой разговаривать».
Провинция – это там, где нет понятия «нерукопожатности». Где все знают, кто какую подлость совершил, и все продолжают любезно общаться между собой, надеясь то ли на то, что с ними подлец поступит иначе, то ли рассчитывая «успеть раньше».
Провинция – это там, где Джельсомино сразу попадает в страну лжецов – хотя Джанни Родари написал эту сказку в Риме, в пику итальянской правящей верхушке. Провинция – это там, где, чтобы прослыть «хорошим человеком», не нужно делать вообще ничего – ни спасать, ни выручать, ни помогать, ни поддерживать морально. Просто некая группа граждан по каким-то свои соображениям объявляет кого-то «хорошим человеком» и «своим парнем» - ну, как пираты у Родари заставляли горожан объявлять булочную нотной лавкой. Вопрос: «А какие благие дела совершил этот хороший человек?» - объявляется неприличным и ответа не удостаивается. А обладатель реноме «хорошего человека» продолжает считаться образцом человеческой доблести после неопровержимых примеров двуличия, разноса сплетен, доносительства, подстав, обманов и прочих заслуг. По принципу «сукин сын, но это наш сукин сын».
Провинция – это там, где определение «со сложным характером» (читай, плохого) человеку припаивают за то, что он осмеливается называть чёрное – чёрным, а не белым или, в крайнем случае, светло-серым. Где несчастные правдолюбцы, по странному совпадению, никогда не бывают «нашими людьми».
Провинция – это там, где самые чёрные глубины подсознания открываются почему-то у персонажей, вроде бы призванных быть носителями культуры и просвещения.
Провинция – это там, где о стихах и прозе судят не по литературным, а по идеологическим критериям, и талантливейшее, но не содержащее гражданского или политического пафоса произведение не будет оценено по достоинству. Это там, где от автора книжной колонки в местной газете просят разбирать «стихи попонятнее», а местным «классикам» отдают предпочтение перед именами всероссийскими. Это там, где «непонятными стихами» полагают верлибр, поток сознания, аллюзии и реминисценции и всё то, что не воспевает родные берёзки и рябины; а из прозы жалуют лишь то, что написано на реальных и понятных большинству событиях. Самое милое дело – деревенское босоногое детство.
Провинция – это там, где ничтожество, считающее себя поэтом, публично говорит о Пастернаке: «Вот этого еврея я люблю!». Это там, где ничтожеству верят, что оно поэт, потому что оно принято в союз писателей и везде козыряет его корочкой. Но не за красивые слова и даже не за красивые глаза принято, а по соображениям, ничего общего с литературой не имеющим: то ли за «русскость», то ли за должность, то ли за статус, то ли за материальную состоятельность.
Провинция – это там, где, обнаружив у ничтожества в публикации плагиат из местночтимого покойного классика, товарищи оное ничтожество не стыдят, а подбадривают: «Зато он человек хороший! И вообще, может, он стихи не переписывал у покойника, а они святым духом просочились!».
Провинция – это там, где преподаватель литературы, «уйдённый» с филфака и школы, спивается в обществе «местных авторов», не способных понять ни одно его слово. Это там, где уже на похоронах преподавателя «местные авторы» начинают муссировать и распространять слухи о его частной жизни на правах «лучших друзей». И то правда – других друзей у покойного не было, ведь у приличных людей есть свои приличные дела, а тот, кто не у дел, пьёт с отребьем и уходит из жизни – сам виноват, что ж это он себя так запустил!..
Провинция – это там, где одного слова журналиста, руководящего культурной рубрикой в местной газете, хватает, чтобы одарённый поэт был «вычеркнут» из литературной страты, не имел ни публикаций, ни выступлений, ни книг, ни даже упоминаний в печати до самой смерти. Это там, где формируются две литературы: «Наша» (с большой буквы) и «несуществующая», которой не придаётся значения.
Провинция – это там, где порой пишутся редкой чистоты и искренности стихи, но их трудно расслышать из-за трескотни «идейно выдержанных» шаблонных строчек.
Провинция – это там, где существуют превосходные литературные журналы силами энтузиастов и редко, точно чудо, возникает пример государственного финансирования достойного издания. Но факты таких чудес противостоят восьмому смертному греху – унынию. Провинция – это там, где не потеряна ещё великая многонациональная отечественная литература.
Провинция – это там, где работают потрясающие театральные коллективы. Это там, где театр десятилетиями не имеет своего помещения, но регулярно показывает спектакли на сцене ДК, а репетируются маленькие театральные шедевры в коридорах этого же ДК и дома у режиссёров. Это там, где нестандартно мыслящие режиссёры годами добиваются, нет, не признания зрителей, восхищённые люди делают аншлаг каждый спектакль, но чтобы чиновники от культуры перестали воспринимать их предвзято.
Провинция – это там, где найдут место в театре гостю издалека при любом аншлаге – из гордости за своё детище, из радости, что его увидит больше людей.
Провинция – это там, откуда изгоняют, будто бесов, фестивали современного искусства. Это там, где достаточно возмущённого «письма культурной общественности», обороты коего имеют многих славных предшественников – протоколы Святой инквизиции, доносы Третьему отделению, «сигналы бдительных граждан» в 30-50-е годы ХХ века, «не читал, но осуждаю» про роман Пастернака – чтобы перестали принимать международные театральные гастроли. Это там, куда из центра привозят чаще всего водевили.
Провинция – это там, где непререкаемый авторитет и культурный «азимут» – телевизор. Это там, где котируются анекдоты с туалетными коллизиями и кинокомедии с падениями со стула и тортами в лицо. Это там, куда знаковые киноленты поставляют либо в рамках специальных программ, либо на пару дней и лишь в один кинотеатр: «Всё равно никто не придёт!».
Провинция – это там, где по цепочке знакомым передали, что показ германовского фильма «Трудно быть богом» заканчивается, и интеллигенция, повязанная ещё бардовскими песнями на кухнях и запрещённой «Грушей» 1983-1985 рванула на последние сеансы, бросив все дела – и успела-таки посмотреть. Многие, правда, потом плевались, но как сработал призыв!..
Провинция – это там, где не умерли ещё слёты авторской песни, несмотря на то, что им уже полвека прочат скорую кончину, и где приверженцы этого жанра всё ждут рождения нового «голоса эпохи», как Булат Окуджава или Владимир Высоцкий. Провинция – это там, где голосом эпохи полагают столичного уроженца Сергея Шнурова.
***
Провинция – это там, где довольно преодолеть два свойства – узость мышления и мелкость духа, – чтобы возродить не просто культуру, но и полноценную жизнь. Если воспринять себя не автономией с собственными ментальными законами, враждующей со всем, что извне, а частицей огромного одухотворённого организма, мучительный дуализм исчезнет, как тает воск от лица огня, и все противоречия рассыплются прахом. И станет провинция «последней надеждой и утехой» для жителей империи, как напророчил Александр Городницкий и посоветовал Иосиф Бродский. А творящие единицы, прописанные по городам и весям, будут ощущать себя не в ссылке за двухсотым километром, а на даче в творческом отпуске. В огромном всероссийском Переделкине.