Литвинцев Александр. Золотое дно


Посвящено Л.К. 

   Поезд медленно подкрался к перрону. Мутное, запотевшее окно плацкартного вагона сгущало свет и размывало краски. Пассажиры собирали свои пожитки и не торопясь тянулись к выходу.
   «Приехали!» – подумал Александр.
   Дождавшись, когда состав с лязгом остановился, начал собирать свой нехитрый скарб: спортивная сумка, пакет с мелочевкой и самая главная ценность – ноутбук. Его Александр Истомин берег и никогда с ним не расставался, в нем была вся его жизнь, его воспоминания, дружба и любовь.
   Незнакомый город, своей однообразной серостью и совдеповской архитектурой ничем не отличавшийся от множества городов нашей необъятной страны, встретил гостей сыростью и неприветливым ветром. Пройдя турникет, Александр окунулся в привокзальную суету. Десятки таксистов-частников наперебой предлагали договориться по цене. Запах шаурмы и кофе приятно щекотал ноздри, торговцы сим-картами и вездесущие цыганки громкими голосами зазывали гостей и жителей города.
   «Привет! Встречай гостя дорогого», – мысленно поздоровался Истомин и, не спеша натянув капюшон, побрел по широкой улице.
   Улица оказалась Центральным проспектом и была довольно длинна, имела четыре полосы движения и заполнена дорогими автомобилями.
   «Бедно живут», – усмехнулся Истомин, провожая взглядом пролетающий мимо «Ягуар». «Надо где-то присесть. Кофе выпить и жилье поискать», – заключил он. Невдалеке светилась яркая неоновая вывеска со смешным поросенком. Уверенным шагам Истомин направился в сторону поросенка.
   «Пороцелло», – прочитал Александр и потянул входную дверь на себя. Дверь распахнулась и протяжное соло Риччи Блэкмора резко ударило по ушам.
   «Удачно зашел», – сказал он вслух и улыбнулся.
   Приятная, молодая официантка со спортивной фигурой вежливо улыбнулась и шагнула ему навстречу:
- Добрый день. Проходите! Что вам принести?
- Латте! У вас есть «wi-fi»? – поинтересовался Александр
- Конечно, – белозубо улыбнулась девушка. - Присаживайтесь!
   Маленький зал «Пороцелло» был пуст, только в дальнем углу сидела парочка, держа друг друга за руки. Выбрав столик у окна, Александр снял куртку и достал ноутбук. Подключившись к сети, нашел сайт с объявлениями об аренде жилья. Выбор квартир, комнат был разнообразен, как и цены. Записав в блокноте несколько номеров, Александр решил – хватит и, медленно попивая остывший кофе, задумчиво смотрел в окно.
- Алло! – приятным женским голосом ответил сотовый.
- Здравствуйте! – непонятно почему растерявшись, сказал Александр.
- Добрый день!
- Я… Я по объявлению звоню, – неуверенно сказал Истомин.
- Извините, – ответили в трубке. – Я сейчас немного занята, давайте через час. Сможете?
- Да.
- Тогда подъезжайте через час. Записывайте адрес!
   Старательно печатными буквами Истомин записал адрес и одним глотком допил холодный латте.
   Посмотрев по карте города маршрут, он был приятно удивлен, адрес оказался через дорогу в доме напротив. Осталось подождать часок
– Девушка, повторите кофе…
   В назначенное время Александр Истомин стоял возле мощного серого здания сталинской постройки. Пройдя в арку, оказался во дворе-колодце. Набрал уже знакомый номер.
- Слушаю!
- Я по объявлению, – взволнованно ответил Александр. - Мы договорились встретиться!
- Третий подъезд. Четвертый этаж. Квартира №86, – произнес чарующий голос.
   Просторный подъезд, широкие мраморные лестницы поразили Истомина, выросшего в небольшом рабочем городке, где убогие хрущевки заполняли все пространство. Нет, он, конечно, и раньше бывал в городах с подобной архитектурой, но внутри оказался впервые. Не вызывая лифт, Александр стал подниматься на четвертый этаж, шаги гулко отдавались в тишине подъезда.
   Дверь открыла темноволосая, красивая женщина и с интересом рассматривала Истомина.
- Здравствуйте, - робко сказал Истомин. – Александр!
- Ева! Проходите, - с улыбкой ответила хозяйка и протянула руку.
   Высокие потолки, добротная старинная мебель в огромной прихожей и вкусный запах кофе заворожили Александра.
- Проходите сюда! Обувь не снимайте, – пригласила хозяйка.
   Истомин посмотрел на свои заляпанные грязью ботинки, разулся и, сняв куртку, послушно пошел за Евой.
- Ева! – повторял Александр. – Ева…
- Садитесь, – предложила Ева, элегантно наливая кофе. – Вам с молоком? – поинтересовалась она.
- Да… Если можно, – промямлил Истомин.
- Знаете, Александр, я обычно не сдаю мужчинам комнату, но почему-то Ваш голос мне понравился, – улыбнулась Ева.
- Квартира досталась мне от родителей. Продавать жалко, а одной мне трудно с ней справиться, – призналась она.
- Угу, – понимающе кивнул головой Саня и чуть не обжегся горячим кофе.
   В тепле и уюте легкая, приятная истома наполняла Истомина. Чистый и нежный голос Евы успокаивал…
   «Наверное, так и живут все нормальные люди», – думал Истомин. – «Дом, жена-красавица, приятные беседы за ужином о поэзии, искусстве…»
- Александр, Вам плохо? – услышал Истомин взволнованный голос Евы.
- Всё хорошо, - вернувшись на землю, ответил Истомин.
- Вы устали? Если хотите, можете уже сегодня остаться. Пойдемте, покажу Вашу комнату, – спокойно сказала Ева.
   Нехотя Истомин поднялся и пошел за Евой в свою новую берлогу.
   Открыв ключом большую белую дверь, Ева пропустила Истомина вперед. Комната была квадратная, окна выходили на проспект, на другой стороне ярко светился веселый поросенок. Вдоль стены стоял большой стеллаж, заполненный книгами. Напротив стеллажа была кровать и висела картина – помутневший от времени пейзаж. Возле окна большой письменный стол и потертое кожаное кресло. Тяжелые портьеры на окне и бронзовая люстра завершали интерьер.
   «Класс!» – заключил Истомин. – «Книги…»
   Дверь за спиной тихонько скрипнула, Александр обернулся. Ева с вежливой улыбкой на чувственных губах стояла и держала в руках свежее постельное белье.
- Спасибо, Ева! Я сам заправлю, – опять растерялся Истомин и, опомнившись, сказал. – Ева, подождите!
   Женщина удивленно посмотрела на него.
- Секунду, – засуетился Истомин.
   Достал из сумки паспорт, отсчитал деньги и передал Еве. Взяв из рук Истомина документ и деньги, Ева улыбнулась и направилась к выходу из комнаты, уже у дверей обернулась и произнесла:
- Душ направо по коридору.
   Горячая ванна окончательно разморила Александра. Чистое, ароматное белье ласково убаюкивало.
   «Ева. Ева…» - повторял Истомин, падая в сказочный сон.
   Утро разбудило солнечным зайчиком. Истомин открыл глаза, большие плафоны массивной бронзовой люстры искрились солнечным светом. За окном спешили автомобили.
   «Ева», - произнес Истомин и улыбнулся, – «Ева…»
   Резким движением откинув одеяло, Истомин вскочил, раскрыл ноутбук и быстро начал стучать по клавиатуре. Буквы складывались в строчки, рифму…

«Мила, талантлива, нежна,
Бог райским светом плоть её лелеет.
Мужчину первого оставив без ребра,
Любви и ласки, ничего не пожалеет.
Казалось, радуйся, ведь этот сад – твой дом.
Ласкают взор прекрасные творенья,
Вокалом птиц заполненный Эдем
И страстность в чувственном томленьи.

Но неспокойна женская душа,
Наскучили плоды с соседней пальмы,
И манит запрещенная листва
Соблазном сладким из змеиной пасти:
- Ты сделай шаг. Запреты и табу -
Всё это просто отговорки!
И тянет руки женщина к плоду,
И мужа привлекает непокорность.

Отведан плод, и день сменила ночь,
Погасли звезды, краски потускнели.
К оплате вечной был предъявлен счет
И наглухо захлопнутые двери.
Одетые в звериные меха,
Свой тяжкий хлеб полив не раз слезами.
- Прости меня, – шептали их уста,
Но неотступно небеса молчали.

Когда сомненья душу бередят,
А любопытство разъедает разум,
Поблизости всегда живет змея,
Обманом льстивым в сердце заползает.
И будет вечно в памяти твоей
Щемить тоска, в кулак сжимая душу.
Потерянный однажды рай земной -
Тот рай, который сам же и разрушил.»


   Поставив точку, Истомин потянулся и подошел к окну. От серого и хмурого города не осталось и следа. Пронзительно чистое небо, вдалеке горели маковки церкви.
   «Надо будет зайти в храм», – подумал Александр.
   Достав из сумки зубную щетку и пасту, подошел к двери, прислушался – Ева… Но в квартире было тихо, только где-то громко тикали часы. Открыв дверь, Истомин вышел из комнаты и не громко позвал: «Ева!». В ответ гулко ударили часы. Бум… Бум... Истомин пошел на звук боя часов. Часы стояли в гостиной, такой же необъятной, как и вся квартира. В гостиную выходили еще две большие белые двери. Александр развернулся и пошел в душ.
   На кухонном столе лежал его паспорт, ключи и записка:
   «Александр! Доброе утро! Захотите покушать, пользуйтесь продуктами из холодильника. Не стесняйтесь. Буду вечером. Ева».
   Истомин улыбнулся и открыл холодильник. Сделал бутерброды с сыром и колбасой, сварил кофе и, осмелев, пошел исследовать апартаменты.
   Одна из дверей в большой гостиной была заперта на ключ.
   «Ева», - решил Александр.
   Вторая, видимо, когда-то служила спальней для родителей. Вся мебель была застелена газетами и полиэтиленовой пленкой, посередине стояла стремянка и банки с краской, лежали рулоны обоев.
   «Ремонт», - сообразил Истомин.
   Довольный своей экспедицией по квартире Александр вернулся в комнату и засел за ноутбук.
   День пролетел незаметно за поеданием бутербродов и написанием множества комментариев в соцсетях. В реальную жизнь его вернул звук открывающегося замка. Ева…
   Истомин вышел из своей комнаты и, когда Ева с большим пакетом вошла в квартиру, улыбнулся.
- Добрый вечер, Ева!
- Здравствуйте, Александр! – ответила она. – Как день прошел?
- Всё в порядке. Только я, похоже, всю Вашу колбасу слопал, – признался Истомин.
- Будете должны, - с улыбкой парировала Ева.
- Договорились!
- Александр, пожалуйста, отнесите этот пакет на кухню.
- Конечно, – подхватив тяжелый пакет, Истомин устремился на кухню.

«Друг мой, вы только не тревожьтесь.
Я не нарушу ваш покой,
Уют душевный не разрушу,
Ушедший день не приведу с собой.
Я вам скажу, чуть приобняв за плечи,
Что холод одиночества порой
Так больно обжигает душу,
И нет лекарства успокоить злую боль.
Лишь время, что бежит и лечит,
Даст передышку, склонит в сон.
Прогнав, как наважденье, тёмный вечер,
Чтоб утром снова покалечить пустотой».


   Через час в дверь его комнаты осторожно постучали.
   «Открыто», – не отрывая взгляда от монитора, сказал Александр и поставил точку.
   В дверь с мелодичным скрипом отворилась, поправляя волосы рукой, Ева вошла в комнату:
- Александр, хватит колбасу на бутерброды переводить. Пойдемте, я Вас ужином угощу, – уверенно сказала она.
   Только сейчас, сидя напротив, Истомин смог разглядеть цвет глаз радушной хозяйки - серый с голубым отливом. За свою полувековую жизнь Истомин видел множество женских глаз – загадочных, страстных, добрых, нежных, печальных. Но Ева… взгляд её то искрился в свете лампы, то был по-философски задумчив, то с детским интересом наблюдал за ним. Доброта и нежность лучилась серо-голубым светом. Но в глубине её глаз тяжелым грузом притаилась усталость, одиночество и грусть… «Твои глаза», - подумал Истомин.
- Ева, спасибо за вкусный ужин. Извините, но мне надо закончить одно дело, – встав из-за стола, выдохнул Истомин.
- Да-да, конечно. Доброго вечера, – понимающе взглянула Ева.

«Твои глаза - распахнутые окна.
Огонь души пылает в глубине.
Я мотыльком лечу по воле рока
На яркий свет, сияющий во мгле.
Крылом взмахну, расчерчивая небо,
Оставлю цепи страха на земле,
И мой полёт разделит быль и небыль,
Всё подчиняя сказочной мечте.

В твоих ладонях, нежностью согрета,
Мечта моя оттаяла в тепле.
В любую стужу ты ей даришь лето,
А я так долго, трудно шёл к тебе.
Я шёл к тебе, ещё тебя не зная,
Стараясь крылья сохранить в пути.
В жестоких схватках падал, умирая.
Но воскресал наперекор беде.

И каждый раз, из праха поднимаясь,
Твою звезду я видел в вышине.
Она во тьме блистала улыбаясь,
Дорогу в небо освещая мне.
И вот лечу, усталость забывая,
Спешу к тебе, доверившись судьбе.
И пусть мне пламя крылья обжигает,
Я не боюсь сгореть в твоём огне».

   Написал на одном дыхании и будто художник последним ударом кисти Истомин поставил точку.
   «Я не боюсь…», - сказал он вслух.
   Аромат кофе и корицы развеял сумбурные сны, Истомин сел на кровати и улыбнулся. За окном свинцовые тучи накрыли город. За дверью слышались шаги. Ева…
   Прошло шесть дней, как Истомин поселился в этой уютной комнате. Хозяйка рано утром уходила на работу и оставляла ему записку на кухонном столе с пожеланиями доброго утра. Это забавляло Александра, было что-то по-детски трогательное в этих наивных клочках бумаги - точно такие же записки оставляла ему мама. Мама…
   День его был заполнен общением с подобными ему персонажами из соцсетей, где он вел литературную группу и готовил к выпуску свою первую книгу. Всё в его жизни было по-своему размеренно и сумбурно одновременно, и совсем не волновало, в каком городе ему жить. В еде был неприхотлив, комфортом не избалован. Каким образом он выбрал это город, он и сам себе не мог объяснить, просто купил билет и поехал…
   Судьба не особо баловала Александра, если не считать беззаботного детства, добрую и чуткую мать, волевого уверенного в себе отца-офицера и сестры-отличницы, то в остальном его можно было смело назвать неудачником.
   Всё изменилось в один день, когда после выпускного они с друзьями шутки ради угнали машину. Судимость полностью перечеркнула его последующую жизнь. В итоге Истомин заработал условный срок, и его ждала армия. Строительные войска в глухой дальневосточной тайге кардинально поменяли его взгляды на жизнь, из добродушного и доверчивого пацана превратив в равнодушного и не верящего ни во что эгоиста. Только одна страсть не давала ему окончательно упасть духом и не потерять надежду – поэзия. Он любил поэзию самозабвенно, упиваясь каждой строчкой, и было не важно чьи это стихи, известного и гениального автора или никому неизвестного поэта.
   Чем только не занимался Александр: работал на стройке, сторожил, плотничал в кукольном театре, сутками сидел за компьютером в рекламных агентствах, даже настигшая однажды любовь не изменила его. Он все также оставался одинок и жил в своем непонятном для остальных, мире. В мире чистого слова, в мире звука и ритма. И все было бы хорошо, только деньги и поэзия не всегда живут в гармонии между собой, поэтому карман был чаще пуст, чем полон. Публикации в различных журналах и участие в литературных конкурсах давали бесценный опыт, но звонкая монета редко баловала его слух. Вот и сейчас количество и достоинство купюр в его бумажнике заметно уменьшилось…

«Весами не измерится
Вся тяжесть мыслей спутанных,
Желаний не исполненных,
Фантазий не испытанных.
Аршином не обхватятся
Слова и думы трудные,
Сквозь время пронесенные,
От бед заговоренные.

Не выстрадав, не высказать,
Что топором не вырубить.
Возможно, только вымолить
Иль даром получить.
Мечту свою прекрасную,
Над вечностью парящую,
Как солнце восходящее,
В руках не удержать.

Лишь чистота тетрадная,
Забыв про препинания,
Мирясь с правописанием,
Готова с пониманием
Порыв души измученной,
В борьбе с собой истерзанной,
Другими не услышанной,
До капельки впитать.

Бежит строка нескладная
И рифма неумелая,
Неровной струйкой буквенной
Стекая на тетрадь.
Найдя в стихах спасение,
От прошлых лет, потерянных,
Что неподъёмным бременем
На дне судьбы лежат…»


- Доброе утро, Ева!
- Доброе, – с озадаченным видом ответила она.
- Что-то случилось? – поинтересовался Александр.
   Присев на краешек стула, Ева посмотрела внимательно на Истомина и спросила:
- Вы умеете штукатурить стены?
- Немного. – ответил Истомин. – Вам нужна помощь с ремонтом?
- Уже год не могу закончить. Мебель тяжелая не могу передвинуть, чтобы начать штукатурить стены в комнате родителей.
   «Женщины…», – подумал Истомин.
   Ева была, что называется, «профессорская дочка» в прямом и переносном смысле. Отец её заведовал кафедрой прикладной математике в местном университете, мама в этом же ВУЗе преподавала литературу. Дед был археологом и пропал без вести в самом начале войны, уйдя добровольцем на фронт, бабушка из древнего дворянского рода больше никогда не вышла замуж. Евочка росла умной и талантливой, окончила математическую школу с золотой медалью, стараниями бабушки и мамы влюбилась в творчество в самом разном его проявлении – ценила живопись, заслушивалась классической музыкой, джазом, втайне от родителей слушала тяжелый рок, но особенно трепетно относилась к поэзии. Стихи возбуждали её сознание, будили фантазию. После окончания Московского ВУЗа вернулась домой (отец, используя связи в университетских кругах, добился распределения в родной город), где успешно вышла замуж за перспективного физика – сухаря и зануду (как в дальнейшем выяснилось). Родила дочь – красавицу. Развелась и повторно вышла замуж за бывшего футболиста – любителя женщин и выпить…
- Хотите кофе? - неожиданно сменила тему Ева.
- С удовольствием!
- Пойдемте, – сказала она и быстро встала со стула.
   День пролетел в суете под громыхание массивной мебели по такому же древнему паркету незаметно быстро. Много смеялись, Истомин был в ударе – непрерывно шутил, удивлялся разнообразию кругозора и интеллигентному юмору Евы.
   Булькающий звук смс на телефоне разбудил Александра. Сквозь плотно зашторенные тяжелые портьеры солнечный свет не проникал в комнату. В квартире было тихо, только старинные часы в гостиной отсчитывали мгновения. Тик-так! Да-так! Все тлен…
   «Который час?» – почему-то вслух сам себя спросил Александр. – «Где телефон?» Десять ноль-ноль – светилось на экране телефона. Смс: «На карту…9812 перевод 10 000 рублей».
   «Неплохо день начался», – усмехнулся Александр. – «Надо Лене позвонить!». И не успел закончить мысль, громкий зум в конвульсиях затряс телефон.
- Алло… Алло, Саня! Ты получил деньги? – раздался женский голос из трубы.
- И Вам доброе утро! Пришли какие-то, а что это за деньги?
- Это роялти! – ответила трубка.
- Лена, ты мне друг? – с иронией спросил Истомин. – По-русски объясни!
- Выплата за книгу!
- Как вовремя, – выдохнул Александр. – У меня как раз бабки закончились.
   Но его уже не слушали, короткие гудки разорвали эфир…
   Элен Ковальски - друг, партнер и соратник Александра, была неординарным человеком, немного странной и в тоже время очень умной и практичной дамой с роскошным бюстом и наглым темпераментом. Откровенно говоря, если бы не она, то жил бы сейчас Истомин в Сибири и писал бы свои стишки в стол, возможно иногда, в пьяной компании на потеху «бандюганам и проституткам», читал по памяти…

«Багровой пеленой,
Когда твой взор застелен,
И ты лежишь лицом
В дымящейся крови,
Как полюбить того,
Кто в твой затылок целил?
Спасибо как сказать
За девять грамм любви?
Как оценить всё то,
Что цену не имеет?
Как взвесить волшебство
Заката и зари?
И чем измерить вес
Душевного томленья,
Когда родятся в муках
И дети, и стихи?
Как объяснить тому,
Кто слушать не умеет,
Куда уходят днём
Кошмары и мечты?
И как поверить тем,
Кто ни во что не верит,
Поставив всё на кон
Изменчивой судьбы».


   Сказать, что они ценили и уважали друг друга – ничего не сказать. Их отношения были поистине братские, и намека на флирт между ними априори не существовало, хотя они могли спокойно обсуждать абсолютно любые темы, в том числе и личные.
   Вообще отношения с женщинами складывались у Александра своеобразно, его было трудно назвать красавцем-мачо. Невысокий рост, худощавое телосложение (даже в свои пятьдесят пивной животик и лысину он не заслужил), очки – типичный ботаник. Но женщины его любили. За что? Кто поймет таинственную женскую душу.
- Ева, – громко позвал Истомин. – Ева!
   В гулкой тишине огромной квартиры только старые часы отвечали на его вопрос. Тик-так. Нет-так. Да-так…
   Находясь неделю в этой квартире и часто оставаясь один, Истомин не особо интересовался, что находится за пределами его комнаты. Маршрут - душ, туалет, кухня вполне его удовлетворял, остальное было посвящено литературе, тем более, работа админа целиком занимало его свободное время, если оно оставалось от начертания стишков (как он их сам называл). Но теперь стоя, перед огромными старинными часами в резном корпусе красного дерева, он был поражен монументальной уверенностью, исходящей от часов, будто только они понимают суть и знают цену времени. Посередине гостиной, под хрустальной люстрой с канделябрами самонадеянно стоял на резных ногах огромный круглый стол, обитые бархатом стулья почтительно окружали предводителя. Слева от стола, под огромным портретом усатого генерала в эполетах удобно расположился большой кожаный диван весь покрытый благородными потертостями. По обеим сторона генерала, как на карауле, стояли невероятных размеров китайские фарфоровые вазы с цветами и драконами. Возле окна находились два кресла, такие же огромные, как их близкий родственник – диван. Подле кресел, чуть ли не виляя хвостиком (если бы он был), широко расставив тонкие ножки, приютился заваленный газетами, журналами и невесть знает чем журнальный столик. С левой стороны от часов, чванливо блестя позолоченными ручками от ящиков, гордо держа спину разместился комод изумительной ручной работы. Вся верхняя полка была заставлена фотографиями. Целая эпоха была запечатлена на этих снимках. Несколько поколений одной семьи стояли рядом. Александр, не знавший даже своего родного деда, не привыкший к семейному очагу, с трепетом рассматривал потемневшие фото – история целой страны, радость и печаль, счастье и беда, все сплелось в один крепкий клубок…
   Звук открывающейся двери скинул с него груз веков и судеб. Вернулась Ева.
- Вы уже завтракали? - внимательно посмотрела она и для убедительности взмахнула длинными ресницами.
- Нет.
- Я сейчас что-нибудь приготовлю, - засуетилась Ева.
   Истомин поймал её руку.
- Нет. Я хочу пригласить Вас, тем более, уже время обедать, – смотря прямо в глаза, произнес Александр…

«Поведай мне,
Как ты жила,
Как тяжесть дней
В пути несла,
Как слёзы горькие
Лила.
Свеча потерь,
Что ты зажгла.
Поведай тихо,
Не молчи!
Как пустоте
Немых ночей.
Стучали ходики
Впотьмах,
Сжигая дни,
Стирая в прах
Обиду, боль
И детский страх.
Ошибки тех,
Кто был не прав.
Поведай мне,
Всё расскажи,
Раскрой дневник
Своей души,
О том, что было
И прошло,
Немое,
Грустное кино»


   «Пороцелло», несмотря на воскресенье, был снова пуст, только та же самая парочка, что и первый раз, сидела за тем же столиком, в дальнем углу. Риччи Блэкмор без устали тянул соло. Девушка официантка приветливо поздоровалась, как со старым знакомым, и спросила:
- Латте?
- Мы хотели бы пообедать, – ответил Александр.
- Присаживайтесь! – улыбнулась девушка. – Меню!
   Сделав заказ, они молча смотрели в окно. Каждый думал о чем-то своем или они думали друг о друге - трудно сказать. Молчание прервала девушка-официантка:
- Ваш заказ. Приятного аппетита. Что-нибудь еще?
- Может вино? – поинтересовался у Евы Александр.
- Не люблю вино, - отрицательно помахала головой Ева и улыбнувшись добавила. – Коньяк.
   Обед оказался действительно вкусным, коньяк неплох. У Ева покраснели щеки и блестели глаза. Посмотрев в глаза Истомину, она спросила:
- Скажите, Александр. А что Вы постоянно пишете в своем буке?
- Смеяться не будете? – поинтересовался Александр.
- Попробуйте, там посмотрим, – с улыбкой отвечала Ева.
- Стихи крапаю потихоньку.
- Правда? – с интересом посмотрела Ева.
- Сам в шоке, – рассмеялся Истомин.
- И какая у Вас любимая тема?
- Не важно, ведь по большому счету, это не мои стихи. Они приходят, я их просто записываю, – признался Александр.
- Можете что-нибудь прочесть по памяти? – попросила Ева. – Ваше любимое, которое самому больше всех нравится.
- Стихи, как дети. Сложно выделить любимые. Они - часть меня.
- И все же! Попробуйте…

«Судьба играет жизнями людей,
То дарит счастье – мимолетный миг,
То радость отбирает лучших дней,
Улыбку Бога – светлый, добрый лик.
И тщетны все потуги в этот час,
Когда очаг не греет стылость душ,
Когда и сон, и пища всё для нас
Теряет актуальность – траур. Тушь
Чернеет на листках пустой строкой,
Не пишутся стихи в заветный час,
Дарованный изменчивой судьбой.
Мы делаем вперед тяжелый шаг.

И верности обетами сковав,
Судьба смеется: Радость - что для вас?
Готовы обрести, всё потеряв,
Готовы счастье заслужить еще хоть раз?
И на душе погаснет теплый свет,
Уныние накроет нас волной,
Нам кажется, что мир весь против нас
Идет с кровавою неравною войной.
Теряется рассудок, светлый день
Не отличается от ночи при свече,
И черной шалью накрывает тень
Печаль неутолимую твою.

И многие, закрыв в квартире дверь,
Лицом в подушку слезно проклянут
Судьбу неотвратимую свою
И ничего не примут, не поймут.
Что пробил час и гроздья налились,
Заполнив чашу горестным вином.
Хотели вы сполна наполнить жизнь?
Так выпейте, исполните ваш долг.
Без жертвы не бывает красоты,
Ведь самый темный час лишь пред зарей.
Хотите быть счастливым – докажи,
Что с счастьем совладаете потом»


   Дослушав до конца, Ева посмотрела на Истомина, будто увидела его впервые. Сделав небольшой глоток из пузатого бокала, словно перевела дух, спросила:
- Вы не шутите? Это, правда, Ваше?
   Истомин привык, что ему не верят, что он, невзрачный очкарик, может писать серьезные произведения, рассмеялся.
- Увы, сударыня, мои. Разочарованы?
- Что Вы, наоборот! Очарована, – рассмеялась Ева. – Расскажите о себе, если это возможно.
- Анкетные данные? Паспорт Вы уже видели.
- Нет, я всегда хотела понять, как люди могут так выражать свои мысли, чувства, эмоции.
- Ева, это действительно трудный вопрос. Уверен, спросите любого настоящего поэта, писателя, никто из них не сможет Вам объяснить механизм создания произведения. Очень часто это бывает просто удачная строка, и ты тянешь за неё, и стих расплетается, как клубок. Твои пальцы, руки – спицы, которыми вяжешь узор, но ты вяжешь по заранее кем-то продуманному лекалу. Иногда стихи приходят во сне, сразу в готовом виде. Это трудно объяснить. Лично я их не придумываю, не вымучиваю. Для меня муки творчества – это отсутствие творчества.
   За окном вечер сгущал сумерки, фонари, будто испугавшись темноты, заморгали желтыми глазами. Коньяк согрел душу и тело. Ева непринужденно рассказывала о своей замечательной бабушке. Много смеялась и, не отводя взгляда, откровенно разглядывала Истомина.
- Ева, еще коньяк?
- Спасибо, мне завтра на работу.
- Извините за нескромный вопрос, кем Вы работаете?
- В банке, отдел по работе с корпоративными клиентами. По гуманитарному образованию работу не смогла найти, пришлось переучиваться, – с иронией в голосе ответила Ева.
- Тогда по домам?
- Александр, в знак признательности хочу Вам показать вечерний город. Свои любимые места. Идем?
- Ведите, Сусанин, – помогая одеть пальто, возле самого уха негромко сказал Александр.
   Внезапно Ева перестала улыбаться и повернулась лицом к Истомину. Взгляд был серьезен, будто она хотела навсегда запомнить этот момент. Казалось, мгновение растянулось до космических масштабов. Пропали люди, звуки. Только её глаза. Серые с голубым отливом, огромные, прекрасные…
   Веселый поросенок скрылся за углом дома. Они с каждым шагом отдалялись от Центрального проспекта. Машин становилось все меньше и меньше, пешеходы попадались реже. Не по сезону теплый ноябрьский вечер принял их в свои объятия. Ева медленно ступала по кленовым листьям. В лужах отражались окна домов.
- Александр, – внезапно прервала молчание Ева. – Почитайте еще, про осень или любовь, а лучше про любовь осенью.
- Счастливую любовь?
- Решайте сами. Вы творец!..

«Два месяца вместе.
Два месяца счастье.
А что будет, если
Назад не вернуться?
А что будет, если
Не голос, не запах
Тебя не поманит
В грядущее завтра?

Мне трудно поверить,
Что время уходит
В глубокую, злую
И черную пропасть,
Где слово чужое
К своим не подходит,
Где мрачные мысли
О счастье не помнят».


   Больше двух часов они молча ходили по узким улочкам. Иногда Ева останавливалась и смотрела куда-то, улыбаясь или крепко сжимая губы…

«Ты запомни моё имя,
Никогда не забывай.
Пусть лихие ветры криво
В непонятный дуют край.
Пусть бегут года красиво
Или грустно мельтешат.
Ты запомни моё имя,
Даже если невпопад.
Даже если все не в строчку
Лягут мертвые стихи.
Ты запомни эти ночи,
Где с тобою мы близки…»


   По взгляду Александр понимал, то или иное место памятно и дорого Еве. Не задавая вопросов, следовал за женщиной. Неожиданно они вышли к дому, где жили. Истомин открыл дверь в подъезд и пропустил Еву вперед. Лифт послушно отозвался на вызов и стал пыхтя поднимать мужчину и женщину на четвертый этаж. От резкой остановки сильно тряхнуло, и Ева оказалась в объятиях Истомина. Они были одинакового роста и смотрели прямо в глаза друг другу, не отрываясь. Истомин тонул в этом взгляде. Дыхание Евы обжигало и дурманило, голова кружилась. Двери раскрылись, а они продолжали стоять и смотреть, мысли путались. Оба не понимали, что происходит. Зачем?.. Почему?..
   Двери лифта с шумом захлопнулись, и он начал движение вверх. Громкий женский голос вернул их в реальность: «Евочка, дорогая. Вы вверх или вниз?»
   Закрыв за собой дверь в квартиру, долго смеялись. Первой перестала смеяться Ева.
- Уже поздно. Давайте ложиться.
   Молча кивнув головой, Истомин закрыл дверь в свою комнату.
«Дурак. Какой же ты дурак! – материл себя Истомин. – Мог и поцеловать. Трус...»
   Резким движением он вскочил с постели и подбежал к двери. Остановился, какая-то сила удержала этот порыв. Уперевшись лбом в дверь, Истомин стоял без движения и, видимо, приняв решение, резко распахнул…
   Она стояла перед ним в длинной серой футболке, босая и смотрела, не решаясь войти. Истомин протянул руку и взял её ладонь, пальцы будто обожгло, и теплая волна побежала по телу, голова снова предательски закружилась…

«В час, когда полёт души
В сказку увлекает нас,
Я приду к тебе во сне,
В предрассветный, тёмный час.
По волнам твоих волос
Лунным светом разольюсь,
Драгоценным серебром
Окольцую, соблазню.
Тихим шёпотом листвы
Твои сны заворожу.
Верным стражем твой покой,
До рассвета сберегу»


   Новое утро улыбалось по-новому. Истомин смотрел на солнечный зайчик, словно в первый раз видел его. Ноябрьский теплый день улыбался в ответ Александру. Едва не проспав, Ева убежала на работу, поцеловав Александра в макушку.
- До вечера, Саня, – прошептала она.
   Вспомнив свои вчерашние сомнения, Истомин рассмеялся. Он уже и забыл, что утро может быть таким удивительно красивым, приветливым и нежным. Пора вставать. Приняв душ и с аппетитом позавтракав, Истомин решил сделать что-нибудь полезное и порадовать Еву.
   Взяв в руки шпатель, начал скоблить старую штукатурку с потолка, которая отваливалась кусками. Работа шла быстро, и осталось убрать небольшой участок возле люстры. Подцепив край, он с силой надавил на шпатель. Большой кусок штукатурки вместе с тяжелой люстрой с грохотом упал на паркет.
   «Блин», – в сердцах сказал Истомин.
   Спустился со стремянки, поднял люстру: красивые плафоны были разбиты, сама люстра не пострадала. Убирая осколки стекла, он увидел, что паркет пробит и в полу появилась неприятная дыра. Этого еще не хватало…
   Убрав несколько поломанных дощечек, Александр заметил сверток – старый, почти истлевший кусок мешковины или рогожи, присыпанный строительным мусором и пылью предлагал Истомину – возьми меня, открой…
   Александр стоял на коленях и несколько минут смотрел на сверток, не решаясь что-либо предпринять. Посмотрев по сторонам, он просунул руку в пролом и пощупал сверток. Внутри свертка лежала твердая прямоугольная коробка.
   «Клад», – пронеслось в голове у Александра.
   Еще раз оглядевшись, он встал, зачем-то закрыл дверь в комнату и задернул шторы. После всех мер предосторожности аккуратно достал сверток. Развернул мешковину. Пред глазами предстала резная лакированная шкатулка.
   «Тяжелая», – оценил Истомин.
   Протерев шкатулку тряпкой, попытался её открыть. Шкатулка была заперта. Замочной скважины, как он ни старался, так и не нашел. Завернув шкатулку в мешковину, положил её обратно в пролом и прикрыл газетой. Отряхнув одежду от пыли, вышел из комнаты. Долго шарил по кладовке в поисках инструмента. Ничего кроме отвертки не найдя, на кухне взял топорик для рубки мяса. Зашел в свою «берлогу» и включил на полную громкость музыку. Вернулся в комнату к шкатулке. Запер дверь. Долго вертел шкатулку в руках, но ни одной щели или отверстия не увидел.
   «К черту», – сказал Александр и со всей силы ударил топориком по шкатулке.

«Не ходи, не звени златом.
Не мани, не кляни братом.
Просто будь, в ком я так нуждаюсь,
Но обманов пустых чураюсь.

Не зови, не кричи матом,
Звуки слов этих слух смущают.
Лишь останься моим благом,
В ком отчаянно отныне нуждаюсь»


   Истомин развернул мешковину и кровь ударила ему в голову, блеск золотых монет обжег взгляд. Алчные мысли пронзили разум, стучали молоточками, кололи иголочками…
   «Фарт!» – воскликнул Истомин. – «Наконец-то и мне повезло».
   Лихорадочно пересчитав все монеты (их было ровно сто), завернул в мешковину и осторожно вышел из комнаты. Зайдя к себе, достал сигарету, закурил. Клад лежал на постели и всем своим видом жадно щекотал взор и душу Истомина.
   «Надо убрать разбитую шкатулку», – вспомнил Александр.
   Вернувшись в бывшую комнату родителей Евы, стал собирать разбитую в щепки шкатулку. Среди мусора взгляд его привлек клочок пожелтевшей от времени бумаги, исписанной мелким почерком – записка:
   «Лиза, душа моя. Если ты нашла шкатулку и читаешь эти строки, значит, меня нет в живых. Ангел мой, прошу тебя, никому не рассказывай о монетах, а используй их на благо нашего сына, Бог даст и внуков. Эти монеты были найдены перед самой войной, и я не успел их сдать, поэтому они остались не учтены, про клад никто, кроме меня, не знает. Береги себя и нашего сына. Люблю вас всем сердцем, мои родные. Георгий. 25 июня 1941 года»
   «Значит, Ева не знает про клад», – пронеслось в голове у Истомина, довольный собой и своей удачей, он улыбнулся. Мозг заработал, как калькулятор, просчитывая варианты отхода.
   Приняв душ, переоделся и начал собирать свои вещи. Погуглил расписание поездов, сложил кусок мешковины и разбитую шкатулку в пакет для мусора (на вокзале выброшу), присел на дорожку. Надо Еве записку написать…
   «Ева, извини. Мне надо уехать. Мой компаньон срочно вызвал меня на презентацию нашей книги. Как доеду, позвоню. Целую. Александр»
   Покончив с формальностями, вышел из квартиры и запер дверь. Ключ положил в почтовый ящик…
   Вокзал встретил Истомина шумом и толкотней. Александр купил билет на ближайший поезд. Отправление через 20 минут. Постояв перед вагоном и выкурив сигарету, поднялся по ступенькам.
- Гражданин, нельзя ли побыстрее? – недовольно зыркнула проводница. – Через пару минут отправляемся!
   Уже стоя в тамбуре, Истомин с тоской посмотрел на прозрачное ноябрьское небо. С раскачкой поезд медленно начинал движение. Внезапно дикий страх охватил Александра, сжал в тиски его сердце, дыхание сбилось. Истомин рванул ворот рубахи…
- Куда?! – услышал он за спиной крик проводницы. – Придуро-о-ок!
   Собрав свои вещи с перрона, Истомин быстрым шагом направился к выходу.
   Ева сидела в прихожей и сжимала в руках исписанный лист бумаги – прощальное письмо Истомина. Как щелкнул замок и открылась дверь, она не слышала, только что-то беззвучно бормотала…

«Мне волненье не унять,
Предвкушая жданность встречи.
От судьбы не убежать,
Ни к чему обманны речи.

Посмотрю судьбе в глаза,
Скажет мне судьба правдиво:
- Я тебя года ждала,
Отчего ты ходишь мимо?
Увлажнится серость глаз
Чистой праведной любовью.
- Ты ведь это знаешь сам,
Без тебя мне было больно.
Утоли печаль мою,
Утопи в безумной ласке
И скажи: «Тебя люблю»,
Без утайки и опаски.

Мне волненье не унять,
Сердце – трепетная птица.
Я скажу судьбе: - Судьба,
Навсегда с тобой сроднился».



27.01.2020