Конторщик четвёртого разряда (сегодня таких по простонародному называют «эффектными меньжирами») Андрон Прохорович Гусятников возвращался в контору (по простонародному – офис) с обеденного перерыва, который он провёл в общепитательной столовой номер восемь, где насытился щами, макаронами по-флотски и стаканом киселя со вкусом банана. Он шёл привычным путём, по тропинке, причудливо петлявшей между помойками, мусорными кучами и глухими то кирпичными, то бетонными заборами, ограждавшими промышленные и прочие предприятия данной местности от любопытных и прочих нежелательных глаз.
Повернув за очередной забор, он чуть было не столкнулся с двумя здоровенными мужиками, тащившими что-то большое, завёрнутое в мешковину и, судя по их напряжённым и вспотевшим лицам, тяжёлое. В одном из мужиков Андрон Прохорович узнал своего соседа по лестничной площадке Ивана Абрамовича Егорова. Егоров тоже узнал Гусятникова, и его напряжённое лицо озарилось приветственной улыбкой.
- Здорово, Гусятников, - поприветствовал его Егоров. – Отойди с дороги-то. Не видишь, что ли – тощим.
- Здорово, Абрамыч, - отозвался Гусятников и шагнул в лопухи. – Спёрли, что ль, чего?
- А то! – радостно отозвался Егоров. – А как же! Как положено! В баню сегодня пойдёшь?
- Обязательно, – сказал Гусятников. – Я уже и веник приготовил.
- Я тоже, - сказал Егоров. - Значит, до вечера?
- До вечера, - согласился Гусятников
Егоров кивнул и, не выпуская ношу из своих трудовых мускулистых рук, продолжил вместе с напарником свой нелёгкий криминальный путь.
Гусятников вышел из лопухов, помахал им ладошкою вслед, почему-то завистливо вздохнул и пошёл дальше.
Через пять минут, когда он вышел на финишную прямую, из могуче разросшихся зарослей рододендрона, росших справа от тропинки, вынырнули трое милиционеров (или как их сегодня..) и пять собак. Собаки, все до одной, были судебно-розыскными, а милиционеры – сердитыми, и эти факты предполагали тревожные выводы.
- Здорово, Гусятников! - услышал он совершенно не соответствующий общей милицейской сердитости весёлый голос и узнал в одном из милиционеров ещё одного своего соседа по лестничной площадке Евстафия Парамоновича Круева. – С обеда шлёпаешь? Нажрался? Небось, щами?
- Здорово, Круев, - сердечно поприветствовал его Гусятников. – Ага. Щами. И компотом со вкусом банана.
- Со вкусом банана гондоны бывают! - радостно заржал Круев ( похоже, он был большим специалистом по резиново-противозачатошным изделиям). – А кисель бывает со вкусом киселя!
- Ты умный, - согласился Гусятников и кивнул на его товарищей и собак. - А вы это чего всей компанией-то?
- Воров преследуем, - сообщил ему тот доверительно, но по-прежнему радостным тоном. – Только что два неизвестных вора сделали ноги антикварному дивану восемнадцатого века, украшавшему краеведческий музей на видном месте. Раритетная вещь! – и Круев даже языком прицокнул то ли от уважения перед прекрасным, то ли от зависти перед ним же.
- На нём ещё помещик Кукуев крепостных девок портил! – продолжил он экскурс в историю. - И прочих высокопородистых графинь. Да, совсем обнаглели это воры! Ничего святого нет для их воровских рук! Ты никого подозрительного здесь случайно не видал? – и предостерегающе поднял вверх указательный палец. – Случайно!
- Не видел, – охотно согласился Гусятников и в знак расположения своих искренних чувств даже прижал руки к груди.
- Ну и ладно, - не стал возражать Круев. – В баню-то сегодня придёшь?
- А как же, - ответил Гусятников. – Обязательно, Я уже и веник приготовил.
- Я тоже! – радостно подмигнул ему Круев и почему-то опять совершенно несерьёзно заржал.
- Значит, до вечера?
- До вечера, - согласился Гусятников. Милиционеры побежали дальше, собаки побежали тоже, а Гусятников вышел на пригорок, сошёл с него и подошёл к двухэтажному зданию, в котором раньше, ещё до перестройки, размещались засолочный пункт, потом медицинский вытрезвитель, потом художественный салон деревянной игрушки, потом парикмахерская, потом чайная для алкоголиков, а теперь – его родная контора. Сытое лицо Андрона Прохоровича выражало спокойствие, благожелательность и готовность к продолжению трудового дня. Это всё от щей, подумал он и потянул на себя обитую рваным кожезаменителем дверь…