***
Птичье пёрышко разноцветное
за цветочным горшком отыскала.
Непонятно, как через сетку оно
в кухню с улицы к нам попало.
Отливало зелёным и розовым,
так волшебно в ладони светилось...
Это мама его забросила,
это весть от неё и милость.
Шелковистое глажу пёрышко,
словно тёплую её щёку.
И не горе уже, а горюшко.
Не глухая стена, а щёлка...
Я так чувствую тебя, мамочка,
что почти уже не отличаю
от дождя или крыльев бабочки,
что в окно моё ночью стучали.
Никакого тут срока давности.
Ты со мною, ты здесь, я знаю.
Переполнено благодарностью
моё сердце к тебе, родная.
***
Незаметно влетела в окошко
и кружит уже несколько дней.
Эта странная тихая мошка
что-то знает о маме моей.
Жизнь и смерть – лишь условные сплёты,
как писала Марина в письме.
Я тревожно слежу за полётом, –
что-то хочет сказать она мне?
Всё спускается ниже и ниже,
в лёгких крылышках пряча ответ:
- Брось премудрость заёмную книжек,
я оттуда, где воля и свет!
Распахни же закрытую раму,
где весенняя зреет трава,
где пьянеешь от птичьего гама...
Так когда-то твердила мне мама.
И была она, в общем, права.
***
Дом твой на Сакко- Ванцетти
я обхожу стороной.
Страшно при солнечном свете
видеть балкончик родной.
Здесь ты, прикрывшись от солнца,
долго смотрела мне вслед.
Сердце моё разорвётся,
взгляд твой не встретив в ответ.
Страшно окошко слепое -
словно бельмо на глазу.
Ты уплыла в голубое.
Я погибаю внизу.
***
– Я маленькою видела тебя.
Какой был сон ужасный… Что он значит? –
Чуть свет звонит, мембрану теребя. –
Как ты, здорова ль, доченька? – И плачет.
Никто так не любил своих детей,
так слепо, безрассудно, так нелепо,
бездумно, без оглядки, без затей…
За что тебя мне ниспослало небо?
А мне все снится: набираю твой
я номер, чтоб сказать, что буду поздно,
мол, спи, не жди… А в трубке только вой
степного ветра, только холод звездный.
И просыпаюсь… Горло рвет тоска.
В ушах звучат твои немые речи.
Как от меня теперь ты далека.
Как долго ждать еще до нашей встречи.
***
Никак не привыкну, никак не привыкну,
что больше к тебе никогда не приникну,
что больше твой голос уже не услышу.
Лишь ветер траву на могиле колышет.
Уже никогда мне не вымолвить «мама»,
не быть самой лучшей и маленькой самой.
Мне утро не в радость, мне солнце не светит.
Впервые одна я осталась на свете.
***
Ну как же мне отнять тебя, оттаять?
Ну не могу я там тебя оставить!
Я лестницу воздушную сплету
из слов твоих, из снов моих и слез,
и ты ее поймаешь на лету.
Я это говорю почти всерьез.
По лестнице карабкаюсь я к Богу,
и, кажется, совсем еще немного…
Но в сторону относит ветер времени,
и тонешь ты опять в кромешной темени.
***
О стрелок перевод назад!
Какой соблазн душе,
тщета отчаянных надсад
вернуть, чего уже
нам не вернуть... Но — чудеса!
Замедлен стрелок ход.
Ах, если бы ещё назад
на час, на день, на год...
***
Клеёнка, маслёнка,
в тарелке салат.
Хранит фотоплёнка
семейный уклад.
Торопится мама,
пришла на обед.
Ах, боже мой, сколько же
минуло лет!
Отец с фотокамерой
щёлкает: «бзык»!
Я дерзко ему
показала язык.
А мама смеётся,
не видя в том грех.
Сквозь годы несётся
ко мне её смех.
На маме гребёнка,
цветастый халат.
Хранит фотоплёнка
бесценнейший клад.
***
Карман вселенной прохудится,
дыру во времени разъяв,
и я впорхну туда, как птица,
и прошлое вернётся в явь.
Я проскользну в ушко иголки,
эпохи, вечности, судьбы,
прильнув щекой к твоей заколке.
Ах, если бы, ах, если бы…
***
Я задыхаюсь в боли и вине.
Нет слов таких ни в русском, ни на идиш.
Настало утро, а тебя в нём нет.
Пришла весна, а ты её не видишь.
Кому теперь нужна я на земле?
Всё, что любила, съедено могилой.
Всю жизнь жила и нежилась в тепле,
и вот стою в степи пустой и стылой.
Я выучусь стареть и умирать.
Теперь уже мне ничего не страшно.
И помнит только старая тетрадь
про наш с тобой счастливый день вчерашний.
***
Вот колокольчик. Ты в него звонила,
когда меня хотела подозвать.
Теперь твоя кровать — твоя могила.
А мне могилой без тебя — кровать.
Вот колокольчик на лугу зелёном.
Мне кажется, я слышу звон стекла...
И воздух колокольным полон звоном -
то по тебе звонят колокола...
***
И вдруг обожгло, как волной огня,
как с раны сорвали бинты:
Мамочка, как же ты без меня?
Не я без тебя, а ты?!
Плакала в трубку, когда задержусь
(до мобильников не дожила),
сердце моё разорвётся — пусть! -
и ждала меня, и ждала.
И плакала, если видела сны,
где маленькой я была...
Мне в руки упало письмо весны -
листок твоего тепла.
Моё неверие посрамя,
ты шлёшь мне за знаком знак.
Ну как там тебе одной без меня?
А мне без тебя — никак.
***
Тянешься ко мне стебельками трав,
звёздочкой мигаешь мне за окном.
Жизнь мою ночную к себе забрав,
ты ко мне приходишь небесным сном.
Я хожу по нашим былым местам,
говорю с пичужкой, с цветком во рву.
Пусть тебе ангелы расскажут там,
как я без тебя живу-не живу.
Твой пресветлый образ во всём вокруг.
Я тебя узнаю во всех дарах.
И надежда греет: а вдруг, а вдруг...
Пусть в иных столетьях, в иных мирах...
***
Мы теперь никогда, никогда не расстанемся,
я уже от тебя никуда не уйду.
Пусть столетья пройдут, в преисподнюю канет всё –
всё в 2005-ом осталось году.
Жизнь-растратчица здесь оказалась запаслива,
не подвержен инфляции свод голубой.
И за то, чтоб была я хоть изредка счастлива,
всё с лихвою заплачено было тобой.
Я к тебе приближаюсь по возраста лестнице,
ну а ты уже больше не будешь стареть,
и когда-нибудь станем подружки-ровесницы,
(если Бог до того мне не даст умереть).
Мне иконами служат твои фотографии,
мне стучат от тебя телеграммы дожди.
Я спешу к тебе, мама, по сонному гравию.
Ты дождись меня, главное, только дождись.
***
Всю ночь надо мною шумели деревья.
Их говор был полон добра и доверья.
В окошко стучались, стволы наклоня,
шептались, ласкались, любили меня.
Я слышала: кто-то по-прежнему милый
меня вспоминает со страшною силой.
И билась душа сквозь обьятия сна,
ей клетка грудная казалась тесна.
Зелёные, жёлтые, тонкие нити,
меня обнимите, к себе поднимите!
И вновь расступается вечная тьма,
и губы с трудом разжимаются: "ма..."
Мой адрес земной, электронный, небесный
тебе сообщаю в далёкую бездну.
Пришли мне, родная, незримый ответ
из мира, которому имени нет.
***
Сколько бесценных и тайных сокровищ
вдруг проявляются из темноты...
Тёплое слово, нежданная помощь -
всё это, знаю, послала мне ты.
И, не боясь о стихи уколоться,
как хорошо мне бродить среди грёз,
нежностью всё заливая как солнцем,
что расцветает в кронах берёз.
С неповторимой лукавой улыбкой
ветка кивает в окошко моё,
каждою новой подобной уликой
переполняя любовь до краёв.
И, единенье с тобой не наруша,
всё безотчётно пытаюсь понять:
чьими глазами смотришь мне в душу,
чьими руками хочешь обнять?
***
На шкатулке овечка с отбитым ушком,
к её боку ягнёнок прижался тишком.
Это мама и я, это наша семья.
Возвращаюсь к тебе я из небытия.
Наша комната, где веселились с тобой,
где потом поселились болезни и боль.
Только ноша своя не была тяжела,
ты живая и тёплая рядом жила.
Расцвели васильки у тебя на груди...
Память, мучь меня, плачь, береди, укради!
Я стою над могилой родной, не дыша,
и гляжу, как твоя расцветает душа.
Помогаешь, когда сорняки я полю,
лепестками ромашек мне шепчешь: люблю.
А когда возвращалась в обеденный зной,
ты держала мне облако над головой.
И хотя обитаешь в далёком краю,
ты приходишь ночами по душу мою.
Я тебя узнаю в каждой ветке в окне
и встречаю всем лучшим, что есть в глубине.
Вот стоит моя мама - ко мне не дойти, -
обернувшись акацией на пути,
и шумит надо мной, как родимая речь,
умоляет услышать её и сберечь.
Если буду серёжки её целовать,
может быть, мне удастся расколдовать.
Мама, ты лепесток мне в ладонь положи,
петушиное слово своё подскажи...
Только знаю, что встретимся мы сквозь года
в озарённом Нигде, в золотом Никогда.
Я прижмусь к тебе снова, замру на груди...
Продолжение следует. Всё впереди.
***
О музыка, прошу тебя, играй,
пои лазурью, зорями, морями...
Так тихо с неба окликает рай,
который на земле мы потеряли.
Как пела ты, качая колыбель,
как небеса над нами голубели,
от моего пристанища в тебе -
и до твоей последней колыбели.
Душа, очнись, от песни отвлекись,
сойдя на землю, тяжкую и злую...
Но дерево протягивает кисть,
которую я мысленно целую.
Ты в тёмном мире светлое пятно,
как только с ночи веки разлепляю.
Звучи во мне, стучи в моё окно...
Не отнимай руки, я умоляю.
Птичье пёрышко разноцветное
за цветочным горшком отыскала.
Непонятно, как через сетку оно
в кухню с улицы к нам попало.
Отливало зелёным и розовым,
так волшебно в ладони светилось...
Это мама его забросила,
это весть от неё и милость.
Шелковистое глажу пёрышко,
словно тёплую её щёку.
И не горе уже, а горюшко.
Не глухая стена, а щёлка...
Я так чувствую тебя, мамочка,
что почти уже не отличаю
от дождя или крыльев бабочки,
что в окно моё ночью стучали.
Никакого тут срока давности.
Ты со мною, ты здесь, я знаю.
Переполнено благодарностью
моё сердце к тебе, родная.
***
Незаметно влетела в окошко
и кружит уже несколько дней.
Эта странная тихая мошка
что-то знает о маме моей.
Жизнь и смерть – лишь условные сплёты,
как писала Марина в письме.
Я тревожно слежу за полётом, –
что-то хочет сказать она мне?
Всё спускается ниже и ниже,
в лёгких крылышках пряча ответ:
- Брось премудрость заёмную книжек,
я оттуда, где воля и свет!
Распахни же закрытую раму,
где весенняя зреет трава,
где пьянеешь от птичьего гама...
Так когда-то твердила мне мама.
И была она, в общем, права.
***
Дом твой на Сакко- Ванцетти
я обхожу стороной.
Страшно при солнечном свете
видеть балкончик родной.
Здесь ты, прикрывшись от солнца,
долго смотрела мне вслед.
Сердце моё разорвётся,
взгляд твой не встретив в ответ.
Страшно окошко слепое -
словно бельмо на глазу.
Ты уплыла в голубое.
Я погибаю внизу.
***
– Я маленькою видела тебя.
Какой был сон ужасный… Что он значит? –
Чуть свет звонит, мембрану теребя. –
Как ты, здорова ль, доченька? – И плачет.
Никто так не любил своих детей,
так слепо, безрассудно, так нелепо,
бездумно, без оглядки, без затей…
За что тебя мне ниспослало небо?
А мне все снится: набираю твой
я номер, чтоб сказать, что буду поздно,
мол, спи, не жди… А в трубке только вой
степного ветра, только холод звездный.
И просыпаюсь… Горло рвет тоска.
В ушах звучат твои немые речи.
Как от меня теперь ты далека.
Как долго ждать еще до нашей встречи.
***
Никак не привыкну, никак не привыкну,
что больше к тебе никогда не приникну,
что больше твой голос уже не услышу.
Лишь ветер траву на могиле колышет.
Уже никогда мне не вымолвить «мама»,
не быть самой лучшей и маленькой самой.
Мне утро не в радость, мне солнце не светит.
Впервые одна я осталась на свете.
***
Ну как же мне отнять тебя, оттаять?
Ну не могу я там тебя оставить!
Я лестницу воздушную сплету
из слов твоих, из снов моих и слез,
и ты ее поймаешь на лету.
Я это говорю почти всерьез.
По лестнице карабкаюсь я к Богу,
и, кажется, совсем еще немного…
Но в сторону относит ветер времени,
и тонешь ты опять в кромешной темени.
***
О стрелок перевод назад!
Какой соблазн душе,
тщета отчаянных надсад
вернуть, чего уже
нам не вернуть... Но — чудеса!
Замедлен стрелок ход.
Ах, если бы ещё назад
на час, на день, на год...
***
Клеёнка, маслёнка,
в тарелке салат.
Хранит фотоплёнка
семейный уклад.
Торопится мама,
пришла на обед.
Ах, боже мой, сколько же
минуло лет!
Отец с фотокамерой
щёлкает: «бзык»!
Я дерзко ему
показала язык.
А мама смеётся,
не видя в том грех.
Сквозь годы несётся
ко мне её смех.
На маме гребёнка,
цветастый халат.
Хранит фотоплёнка
бесценнейший клад.
***
Карман вселенной прохудится,
дыру во времени разъяв,
и я впорхну туда, как птица,
и прошлое вернётся в явь.
Я проскользну в ушко иголки,
эпохи, вечности, судьбы,
прильнув щекой к твоей заколке.
Ах, если бы, ах, если бы…
***
Я задыхаюсь в боли и вине.
Нет слов таких ни в русском, ни на идиш.
Настало утро, а тебя в нём нет.
Пришла весна, а ты её не видишь.
Кому теперь нужна я на земле?
Всё, что любила, съедено могилой.
Всю жизнь жила и нежилась в тепле,
и вот стою в степи пустой и стылой.
Я выучусь стареть и умирать.
Теперь уже мне ничего не страшно.
И помнит только старая тетрадь
про наш с тобой счастливый день вчерашний.
***
Вот колокольчик. Ты в него звонила,
когда меня хотела подозвать.
Теперь твоя кровать — твоя могила.
А мне могилой без тебя — кровать.
Вот колокольчик на лугу зелёном.
Мне кажется, я слышу звон стекла...
И воздух колокольным полон звоном -
то по тебе звонят колокола...
***
И вдруг обожгло, как волной огня,
как с раны сорвали бинты:
Мамочка, как же ты без меня?
Не я без тебя, а ты?!
Плакала в трубку, когда задержусь
(до мобильников не дожила),
сердце моё разорвётся — пусть! -
и ждала меня, и ждала.
И плакала, если видела сны,
где маленькой я была...
Мне в руки упало письмо весны -
листок твоего тепла.
Моё неверие посрамя,
ты шлёшь мне за знаком знак.
Ну как там тебе одной без меня?
А мне без тебя — никак.
***
Тянешься ко мне стебельками трав,
звёздочкой мигаешь мне за окном.
Жизнь мою ночную к себе забрав,
ты ко мне приходишь небесным сном.
Я хожу по нашим былым местам,
говорю с пичужкой, с цветком во рву.
Пусть тебе ангелы расскажут там,
как я без тебя живу-не живу.
Твой пресветлый образ во всём вокруг.
Я тебя узнаю во всех дарах.
И надежда греет: а вдруг, а вдруг...
Пусть в иных столетьях, в иных мирах...
***
Мы теперь никогда, никогда не расстанемся,
я уже от тебя никуда не уйду.
Пусть столетья пройдут, в преисподнюю канет всё –
всё в 2005-ом осталось году.
Жизнь-растратчица здесь оказалась запаслива,
не подвержен инфляции свод голубой.
И за то, чтоб была я хоть изредка счастлива,
всё с лихвою заплачено было тобой.
Я к тебе приближаюсь по возраста лестнице,
ну а ты уже больше не будешь стареть,
и когда-нибудь станем подружки-ровесницы,
(если Бог до того мне не даст умереть).
Мне иконами служат твои фотографии,
мне стучат от тебя телеграммы дожди.
Я спешу к тебе, мама, по сонному гравию.
Ты дождись меня, главное, только дождись.
***
Всю ночь надо мною шумели деревья.
Их говор был полон добра и доверья.
В окошко стучались, стволы наклоня,
шептались, ласкались, любили меня.
Я слышала: кто-то по-прежнему милый
меня вспоминает со страшною силой.
И билась душа сквозь обьятия сна,
ей клетка грудная казалась тесна.
Зелёные, жёлтые, тонкие нити,
меня обнимите, к себе поднимите!
И вновь расступается вечная тьма,
и губы с трудом разжимаются: "ма..."
Мой адрес земной, электронный, небесный
тебе сообщаю в далёкую бездну.
Пришли мне, родная, незримый ответ
из мира, которому имени нет.
***
Сколько бесценных и тайных сокровищ
вдруг проявляются из темноты...
Тёплое слово, нежданная помощь -
всё это, знаю, послала мне ты.
И, не боясь о стихи уколоться,
как хорошо мне бродить среди грёз,
нежностью всё заливая как солнцем,
что расцветает в кронах берёз.
С неповторимой лукавой улыбкой
ветка кивает в окошко моё,
каждою новой подобной уликой
переполняя любовь до краёв.
И, единенье с тобой не наруша,
всё безотчётно пытаюсь понять:
чьими глазами смотришь мне в душу,
чьими руками хочешь обнять?
***
На шкатулке овечка с отбитым ушком,
к её боку ягнёнок прижался тишком.
Это мама и я, это наша семья.
Возвращаюсь к тебе я из небытия.
Наша комната, где веселились с тобой,
где потом поселились болезни и боль.
Только ноша своя не была тяжела,
ты живая и тёплая рядом жила.
Расцвели васильки у тебя на груди...
Память, мучь меня, плачь, береди, укради!
Я стою над могилой родной, не дыша,
и гляжу, как твоя расцветает душа.
Помогаешь, когда сорняки я полю,
лепестками ромашек мне шепчешь: люблю.
А когда возвращалась в обеденный зной,
ты держала мне облако над головой.
И хотя обитаешь в далёком краю,
ты приходишь ночами по душу мою.
Я тебя узнаю в каждой ветке в окне
и встречаю всем лучшим, что есть в глубине.
Вот стоит моя мама - ко мне не дойти, -
обернувшись акацией на пути,
и шумит надо мной, как родимая речь,
умоляет услышать её и сберечь.
Если буду серёжки её целовать,
может быть, мне удастся расколдовать.
Мама, ты лепесток мне в ладонь положи,
петушиное слово своё подскажи...
Только знаю, что встретимся мы сквозь года
в озарённом Нигде, в золотом Никогда.
Я прижмусь к тебе снова, замру на груди...
Продолжение следует. Всё впереди.
***
О музыка, прошу тебя, играй,
пои лазурью, зорями, морями...
Так тихо с неба окликает рай,
который на земле мы потеряли.
Как пела ты, качая колыбель,
как небеса над нами голубели,
от моего пристанища в тебе -
и до твоей последней колыбели.
Душа, очнись, от песни отвлекись,
сойдя на землю, тяжкую и злую...
Но дерево протягивает кисть,
которую я мысленно целую.
Ты в тёмном мире светлое пятно,
как только с ночи веки разлепляю.
Звучи во мне, стучи в моё окно...
Не отнимай руки, я умоляю.