Кравченко Наталия. Мое живое дежавю


***
Всегда не за свою держали,
что чужды ваши мне ревю.
Я не попутчица державе,
я проживаю дежавю.

Вы не услышите за стенкой
немую исповедь мою.
Невозвращенкой, отщепенкой
я выживаю на краю.

Я патефонною иглою
сшиваю то, что не сбылось.
И оживает всё былое,
и отступают боль и злость.

Оно напомнит и утешит,
с души снимая чешую,
и на плаву меня удержит
моё живое дежавю.


***
Ничего не исчезает,
оно просто Где-то Там,
за лесами, за часами,
недоступное летам.

Где-то Там, где дали, были
и мечты под слоем тьмы,
есть все те, кто нас любили
и кого любили мы.

Это то, что не ветшает
и не тает словно снег,
видит, слышит, утешает
и целует нас во сне.

И приходит к нам слезами,
словно дождиком слепым...
Ничего не исчезает.
Тот кто любит — тот любим.


***
Тишком приходит Новый год,
снежком застенчивым опушен.
Как в будущее тайный ход,
гостинцем в одинокий ужин.

Мне с ним нескушно быть вдвоём.
Смычком по сердцу водит Муза.
Мы что-то тренькаем, поём,
и нет уютнее союза.

Как нас учил когда-то Блок -
воды, травы быть ниже, тише...
Что нам напишет снег-мелок,
что прошуршит год белой мыши?

Прощай, прошедшего свинья,
одно желанье на распутье:
моя земля, моя семья,
мои друзья - со мной пребудьте!

Чтоб лишь «ещё», а не «уже»,
чтоб не попасться злу на вертел,
чтоб, поднимая свой фужер,
ни в жисть не чокнуться со смертью.

Самоубийца

Зашёл в подъезд он ровно в девять,
всю ночь бродил по этажам.
Поняв, что ничего не сделать,
он пальцы над окном разжал.

Следили камеры слеженья,
но не могли остановить
его последнее движенье,
судьбы надорванную нить.

Обмолвки достигали слуха -
банкротство бизнеса ль… души…
и в бездне растворились глухо,
загадку ту не разрешив.

Кто знает, сколько зла и боли
вмещала эта селяви -
жизнь по понятиям на воле,
без пониманья и любви.

Когда из тела как из плена,
и нечем больше дорожить,
когда в ушах мотив Шопена,
но нет мотива, чтобы жить.

Всю ночь бродил по этажам он,
а дом безмолвствовал как Бог,
никто немых не слышал жалоб,
никто не вышел, не помог,

не остудил ночного бреда,
не удержал его: «постой»,
и огонёк от сигареты
светился падшею звёздой.

А до рассвета так немножко
казалось, так недалеко…
Как в детстве, соскочив с подножки,
он в вечность выпрыгнул легко.

Эй, там, встречайте, вам навстречу,
как искупление греху,
его последний кровный вечер,
кто пожалеет наверху,

когда он, как с верёвки платье,
минуя область душ и тел,
раскинув руки для объятья
иль для распятья — полетел.


***
Ты родился в разгар весны,
ушёл навек в зените лета,
но наши дни и наши сны
зимою были обогреты.

Зимою ты пришёл ко мне
в день незабвенный високосный,
от вьюги заслонял в окне
и руки грел порой морозной.

В любом подъезде был нам дом
и в каждой телефонной будке.
Лес просыпался подо льдом
и расцветали незабудки.

А жизнь уходит как спираль,
небес пронзая плоть и мякоть...
Но в високосный наш февраль
я никогда не буду плакать.

Ты Где-то Там, уже не мой,
но без тебя не помню сна я.
И мне всегда тепло зимой,
когда тебя я вспоминаю.


***
Снег у ёлочки на ресницах…
И увидела, как во сне, -
ты гулял во дворе больницы,
сообщая в мобильник мне:

«Тут такие большие ели!
Я таких ещё не встречал...»
Как тебе в снеговой постели,
что там видится по ночам?

В каждой встреченной мною ёлке -
те больничные узнаю.
Как гуляли с тобою долго…
Жаль, мобильников нет в раю.

Но когда-то увидим сами,
облаками вдали слиясь,-
связь наладится с небесами,
неслучайная наша связь...

Я целую твои ресницы,
твой мобильник ношу с собой.
Расскажи, что тебе приснится...
Ну, до встречи. Пока. Отбой...


***
Наша самая первая ёлка
всё горит, огоньками слепя,
и пластинка поёт под иголкой:
«Если б не было в мире тебя...»

То, что кажется невыносимо,
оглушая молчаньем в тиши,
во вселенной горит негасимо,
освещая потёмки души.

Там огнями залитая сцена,
я кружусь, твои плечи обвив,
и ласкающий голос Дассена
всё поёт о твоей мне любви.

Как сидели с тобою на кухне,
как будили под утро лучи...
Никогда, никогда не потухнет
наша ёлочка в юной ночи.


***
«а дальше — тишина...» пойдём же дальше.
Молчи, молчи, чтоб вечность не спугнуть.
Я вроде бы такая же, но та ль же?
Та далеко, её уж не вернуть.

Вернись, вернись, я так устала помнить,
я так устала знать и понимать,
мне хочется тобой себя заполнить
и просто целовать и обнимать.

Мой голос до тебя не долетает,
во сне к тебе никак не добреду.
А жизнь тепла, и теплится, и тает,
и утопает в ласковом бреду.

Люблю тебя заоблачно, заочно,
пишу тебе в твой новосельный сад...
Стихи вернутся из небесной почты
за надписью, что выбыл адресат.


***
У судьбы есть одна уловка -
в наше прошлое тайный лаз.
Возле кладбища остановка,
где два года уж нету нас.

Жизнь течёт неостановимо,
не попутает больше бес.
Проезжаю привычно мимо,
а сойду — лишь когда с небес.

Там, от холода околея,
наши тени всё визави...
Я тобою не переболею.
Не привита я от любви.


***
Всё это мне лишь кажется, конечно,
как будто снова мы в своём гнезде...
Здесь снег кружится трепетно и нежно,
совсем не так, как всюду и везде.

Я вижу, как ты руки грел о термос,
и как самой хотелось их согреть.
Но мало ли чего тогда хотелось,
что было и чего не будет впредь.

О наша остановка, обстановка -
навес и одинокая скамья,
где пусть недолго, глупо и неловко,
но счастливы так были ты и я...


***
Так далеко до тебя — мне уже не дожить,
недолюбить до конца и тепла не дождаться.
Только и есть — что над чистым листом ворожить,
так, чтобы больше ни в чём тут уже не нуждаться.

В воздухе зимнем повеяло дальней весной.
Странно, что больше никто не почувствовал это.
Я научилась химичить с душевной казной -
из черноты добывать квинтэссенцию света.

Пусть заржавевший сезам уже не отворить,
словно окно или жилы, и в рай не податься,
но мне осталось такое богатство — дарить,
так чтобы больше ни в чём тут уже не нуждаться.


***
Я накормлена досыта снами,
там, где я на довольствии звёзд.
И за то, что не сбудется с нами,
поднимаю торжественно тост.

На мгновение сблизятся лица...
А в сосуде мерцает огонь.
Только им невозможно напиться.
Созерцай, но руками не тронь.

Слишком поздно. Безмолвствует космос.
Месяц выгнул беспомощно бровь.
Невостребованно, бесхозно
одинокая бродит любовь.


***
Хмуро, дождливо, пасмурно,
сумеречно, прекрасно…
Можно любить по-разному.
Я вот люблю напрасно.

Осень прохладным голосом
холодом сердце лечит.
Ветер ласкает волосы,
дождь обнимает плечи.

И, как земля, распластана,
жизнь проплывает мимо -
снами снегов обласкана,
сумерками хранима...


***
«С Вами рядом никого не стояло» -
это самый большой комплимент
от тебя, что услышала… Стало
как ни странно, мне легче в момент.

Не стояло… Не очень-то щедро.
Не стояло… так ты хоть постой.
Вместо снега, дождя или ветра,
обнимая улыбкой пустой.

Вместо лакомства или лекарства...
А не хочешь, сама постою.
Бог, увы, ничего не подаст мне -
слишком поздно я утром встаю.


***
Тихо сижу за компьютером… Трах!
Вздрогнула, как от обстрела.
Вмиг погружается комната в мрак -
лампочка перегорела.

Вкрутим другую… Но настороже
тот, чей мы мрак не излечим.
Лампочка перегорела в душе.
И заменить её нечем.


***
Жизни осталось на донышке...
Радоваться весне,
греться на ласковом солнышке,
видеть тебя во сне.

Кутаться в мягкие тапочки,
летом дружить с землёй.
Птицы, деревья и бабочки
станут моей семьёй.

И говорю себе мысленно:
жизнь, ты всегда права.
Даже когда ты бессмысленна,
даже когда мертва.


***
Умирать от любви — значит ею жить.
Пусть душа вся в крови — помнить, дорожить.
И хранить, и беречь, и растить как сад,
будет жизнь местом встреч, всё вернув назад.

Как себя возродить, будешь знать лишь ты,
свою боль превратить в песни и цветы,
и когда - селяви - мы уснём в гробах -
будет слово любви таять на губах.


***
Когда меня согнёт в бараний рог
и смерть перешагнёт через порог,
какими отпугну её словами?
«Любимые, я снова буду с вами!»

И буду я неистово просить
меня на эту встречу отпустить.
Там столько счастья в занебесной тверди,
что и не снилось ни Ассоль, ни Герде!

Там каждого оплачу, обниму,
там каждого до донышка пойму,
и там мы от последнего причала
начнём с конца до самого начала.

Любовь — такое мощное орудье…
Там наконец вздохну я полной грудью,
а жизнь мне трёт, бери её, лови!
...И смерть умрёт от зависти к любви.


***
Сорвало с глаз привычное забрало.
Грозит судьба мне карой — ну и пусть.
На тёмную неведомую радость
я светлую обмениваю грусть.

Жизнь бог даёт, а отнимает дьявол.
Но что поделать, я ещё жива.
И надо мною облаков облава,
и на бумаге плавятся слова.

Я радость ту в слезах моих омыла,
а то, что отболело — отмолю.
Прости меня, небесная могила,
прости, тоска, что я опять люблю.