***
Весна на улице, и нет покоя,
И молодым, и старикам. И мне…
А время спрашивает: «Что такое?»
Хоть понимает – дело всё в весне.
А я понять пытаюсь это время,
В котором «так» похоже на «не так»,
Где нет покоя с теми и не с теми,
Где «бывший друг» звучит, как «бывший враг».
***
Моря поблизости нет, но эхом звучит шум прибоя.
Может быть, это привет? Дыханье времен мезозоя?
Эхо рождения слов. Забытая память эпохи.
Рядом призыв «Будь готов!» И галстук мешает при вдохе.
Непозабытая жизнь проносится тенью по скайпу.
Дедушка, слышишь, скажи, за кем наблюдает тот снайпер,
Целящий вместе с грозой, вздыхающий эхом прибоя.
И с высохшею слезой – с тобой, без тебя, за тобою…
***
О том же – другими словами.
Но кровь не меняет свой цвет.
Всё то же – теперь уже с нами,
Сквозь память растоптанных лет.
Растоптанных, взорванных, сбитых
На взлёте. И всё – как всегда...
И кровью стекает с гранита
Совсем не случайно звезда.
***
Когда прилетают снаряды, то ангелы – улетают.
Эхо их хрупких песен дрожит, отражаясь в кострах.
Снаряды взрываются рядом, и все мы идем по краю
Последней любви, где свету на смену приходит страх.
Снаряды летят за гранью, где нет доброты и злобы,
Где стало начало финалом, где память взметает сквозняк.
Вновь позднее стало ранним, и ангел взмолился, чтобы
Вернулась в наш дом надежда, но, прежде, чтоб сгинул мрак.
***
Принимаю горечь дня, как лекарственное средство.
На закуску у меня карамельный привкус детства.
С горечью знаком сполна - внутривенно и наружно.
Растворились в ней война, и любовь, и страх, и дружба...
***
Предательство всегда в прекрасной форме.
Ему оправдываться не пристало.
Полузабытый бог геноссе Борман
Простит и даст команду: «Всё сначала».
И в жизни, как в недоброй оперетте,
Зловещие запляшут персонажи…
Вновь темнота видней на белом свете,
А свет опять заманчив и продажен.
***
Ах, как им нужен пулемёт,
Бегущим, стонущим, полураздетым…
Смеясь, их лупят бывшие соседи,
Кто палкой, кто хлыстом, а кто – с носка.
Уже дорога их недалека.
Ещё удар – и небо ждёт…
Ах, как им нужен пулемёт,
Стоящим над обрывом и над яром,
Где смерть – уже единственный подарок,
Где не спасает мамина рука,
Где лишь чужая ненависть близка.
И только небо молча ждёт…
Ах, как им нужен пулемёт,
Который бьёт, патронов не жалея,
Прикрыв собой всех, русских, и евреев,
Убитых и замученных, когда,
От крови стала мертвою вода,
Что вновь течёт. И небо ждёт.
Но не поможет пулемёт,
Когда уже и память убивают…
А это я на кладбище в трамвае
Приехал. И душа моя болит.
Родня моя - Иосиф и Давид,
Они все там, где небо ждёт.
Их не достанет пулемёт,
Который в сердце слышен днём и ночью.
Который память разрывает в клочья…
Героями заходят в города
Те, кто стрелял и убивал тогда…
И вновь чего-то небо ждёт.
***
Суровый Бог деталей подсказывает: «Поздно».
Уже чужое эхо вибрирует во снах,
Где взрывы — это грозы, а слёзы — это звёзды,
И где подбитый страхом, чужой трепещет флаг.
Суровый Бог деталей оценит перемены,
Чтобы воздать детально за правду и враньё,
Чтобы сердца любовью наполнить внутривенно,
Чтоб излечить от злобы Отечество моё.
***
Город молчит на своём языке,
И мне язык тот понятен.
Слышу и то, что уже вдалеке,
Вижу, как солнце без пятен,
Детские страхи, вчерашнюю боль,
Нынешних вздохов истому.
Памяти прошлой сухой алкоголь
Гонит и гонит из дома...
***
По зимам, по вёснам читаем, считаем...
Декабрь, обернувшись, становится маем.
А май, как ни странно, не знает ответа,
Зачем так поспешно он падает в лето.
И лето, сгорая, не просит прощений
За мрачный, дождливый характер осенний.
И снова – по зимам, по вёснам, куда-то...
Считаем, мечтаем, идём. Без возврата.
***
Вхожу, как невидимка,
в людскую суету,
Не чувствуя обид,
не празднуя успех,
И рядом чьи-то души
на солнечном свету,
Сквозь призму дня летя,
являют смех и грех.
Меня не замечая,
подлец и врёт, и бьёт,
Не ведая, что сам
висит на волоске…
Сквозь время негодяев
тащу судьбу вперёд,
Туда, где благодать
незрима вдалеке…
***
В Базз-Лайтера играют пацаны,
Как будто бы и не было войны,
А память наша просто подустала,
Отстала или помнить перестала
Родных, простых героев имена…
И, значит, продолжается война,
В которой Зоя, Люба и Олег,
И «Аты-баты», и «Горячий снег»…
Они не судят. Что им этот суд,
Где их теперь Базз-Лайтером зовут
***
Хрупкое равенство дня и меня,
И времени горький осадок.
А за спиною – всё та же возня,
Где вкус равнодушия – сладок.
Дней оголтелость упрячу в карман,
Тёплой ладонью согрею…
Тают обиды, и гаснет обман.
И даже враги – добрее.
Не отрегулируешь контрастность
В телевизоре воспоминаний.
Вместо «общего» мелькает «частность»,
Наплывает «поздний» план на «ранний»
Выцветшею детскою раскраской
Видятся картинки на экране.
И не отличить лицо от маски,
Не понять, кто первый, а кто – крайний.
Вспоминаются и разговоры,
И укоры бывшего пространства,
Где надежды пели детским хором
Где контрастным мнилось постоянство.
***
Не геройские, и не могучие -
Выживают самые живучие.
Не отчаянные, и не смелые –
Побеждают самые умелые,
Те, кто в мелочах находят главное,
Их потом и называют «славные».
Не кураж, не молодецкий блеск в очах –
Главный смысл победы – в мелочах.
***
Непредсказуемость мозаики судьбы,
Где каждый камешек – кровавый.
Где от бесславия до славы –
Пространство боли и надежд, любви, борьбы…
Пейзаж, в котором каждое дыханье дня
Рисует правду и неправду.
И где лишь кровь – основа смальты,
Скрепляющей судьбу, и правду, и меня.
***
С виду похожи, как грипп на простуду,
С виду, лишь с виду, - как Бог на Иуду.
Всё - как у всех, только с виду, снаружи.
Внешне похожи, но разные души.
Что-то другое в груди под рукою,
Вроде, похожее, но не такое.
И понимаешь, внезапно, отчасти:
Общим должно, но не может быть счастье.
***
Жизнь продолжается, даже когда очень плохо.
Кажется — вот оно, время последнего вздоха.
Кажется, кажется, кажется… Но вдруг, нежданно
Ёжик судьбы выползает из злого тумана,
И открываются новые, светлые двери…
Так не бывает? Не знаю. Но хочется верить!
***
Обмену не подлежит
Дорога в один конец.
Меняются миражи,
Меняется ритм сердец.
Но этот незримый свет -
Он твой лишь. И в этом суть.
Нет смысла менять билет,
Когда его не вернуть.
***
Толпа идёт не на убой,
А просто по делам.
Вдруг, показалось, за спиной –
Предсмертный вздох, и, Боже мой,
Тень страха по углам.
Судьба ударом на удар
Ответить норовит.
Он где-то рядом, Бабий Яр,
Где тлеет, как беда, пожар,
Где боль, как злой магнит.
В толпе моих знакомых нет.
Там все – моя родня.
И я иду за нею вслед,
И груз несбывшихся побед
Ложится на меня.
Толпа спускается в метро.
Растаял чей-то вздох…
Как мир, всё сущее старо.
Но вновь и вновь скрипит перо.
И видит правду Бог.
***
Распалась связь. Герои сникли.
И где-то в таинстве степей
Слышны не байки – мотоциклы.
И память, как степной репей,
Цепляющийся за штанину.
А раньше думали – судья…
И с укоризной смотрят в спину
Века и Родина моя.
***
Долгожданный, как в прошлые годы трамвай,
Проявляет себя интернет.
Он кипит, словно круто настоянный чай,
Даже если заварки в нем нет.
На друзей и врагов поделил монитор
Всех, врастающих в злую игру.
Приговором вдруг брезжит экранный простор
На безлюдно-трамвайном ветру…
***
Не радикулит мешает подняться с колен -
Просто леность завистливой злобы.
Кто-то плакал, а кто-то хотел перемен -
На коленях ползут нынче оба.
Запивая враждой каждый жизни глоток,
Не любя, не скорбя, забывая…
Взгляд с колен никогда не бывает высок,
Даже в сторону ада и рая.
***
В промежутке между взрывами — война,
Между облаками — небосвод.
Тишина нежна и не слышна,
А звезда мигает: «Перелёт».
Почему-то оказались суждены
Нам с тобой дороги в никуда.
Ведь ни миру, ни войне мы не нужны,
Как перегоревшая звезда.
***
Кто они? Кем же себя возомнили?
Сделаны так же — из праха и пыли,
Страха, надежды, влюблённости, боли…
Или у них всё отсутствует, что ли?
Судьбы людские вершат, не жалея.
Правда, - «ни эллина, ни иудея»…
Дни так ничтожны, мгновения — кратки,
И, исчезая, летят без оглядки…
Вечное эхо вздохнёт: «жили-были».
Кто они? Кем же себя возомнили?..
***
То ли время на слуху, то ли слухи на часах.
Видно, неспроста в боку рядом с сердцем - ноет страх.
Время слухов гасит свет. Время света или тьмы?
Время есть, ответа нет. Насовсем или взаймы
Время падающих звёзд стало временем войны?
Но не слышится вопрос там, где выстрелы слышны.
Время слухов – это ты слух? Где ты, вещий, добрый знак?
Время–враг и время-друг. Без которого никак.
***
Матроска. Клёши. Бескозырка...
Отец завидный был жених.
С войной – в обнимку и в притирку,
Почти что свой среди своих.
Почти что... Ощущал отдельность
Себя от мира и войны...
Так среди сосен корабельных
Некорабельные видны.
***
От проспекта Мира до тупика Войны
Сквозь переулок Памяти, где боль и неуют,
Все, кто ненавидят, и все, кто влюблены,
Незримыми колоннами идут, идут, идут…
На площади Победы пусто и темно.
Там злобою и завистью погашены сердца.
Нравится, не нравится – это всё равно
Пастырям, что гонят стадо до конца…
***
На кладбище, где жертвы той войны
Спят неспокойно, вновь гуляет эхо,
И в нем сквозь выстрелы и плач слышны
Проклятья «юде», стон, обрывки смеха…
Здесь тем, стрелявшим в голых и больных,
С ухмылкой убивая, добивая,
Воздвигли крест, что как удар под дых,
И, значит, правда – тоже не живая?
Нет, Божий суд бессмертен, как всегда,
И обернется вещим словом тайна.
А памяти горючая звезда
Над кладбищем не гаснет не случайно