***
Билет давно просрочен,
да и зачем билет?
Ведь улицы Цветочной
там не было и нет.
Зачем тогда мне город,
знакомый и чужой,
и чёрно-белый морок,
и холод за спиной?
Зачем я знаю точно,
моя ли в том вина,
что нет её, Цветочной,
а быть она должна,
что в памяти жестокой
тот чёрно-белый лёд,
и кто-то одинокий
у медленных ворот.
Ему до поворота
дожить бы, до тепла...
Но был же этот кто-то!
И улица – была!
Я не прошу: "Поймите!"
Не говорю: "Враньё!"
Я рву путеводитель,
в котором нет её.
***
«Спотыкается дорога о холмы Иерусалима...»
Леонид Рудин.
Спотыкается дорога о холмы Иерусалима,
И бредут по той дороге в Град Давидов пилигримы,
Лицедеи, чудотворцы – много разного народца:
Кто увидит вечный город, обязательно спасётся!
Эти арки, эти крыши, эти плиты, эти стены...
В этом городе предметы не отбрасывают тени.
Что ни камень – то святыня, что ни день – то воскресенье,
Каждый встреченный провидец вам укажет путь к спасенью.
В этом городе, как прежде, жарко, шумно, многолюдно.
Здесь легко поверить в чудо, здесь с ума сойти нетрудно:
Разрыдаться без причины, говорить высоким слогом,
Объявить себя мессией, как Иаков, спорить с Богом.
Я ведь тоже в этот город, будто в небо, поднимаюсь,
На горе стою Масличной, потрясённая, немая.
Мне в глаза глядит пространство, мне в затылок время дышит,
И летит моя дорога выше, выше, выше, выше...
Киев
Наряден, светел, дерзко-молод,
дождём исчерчен золотым,
зачем, чужой прекрасный город,
ты притворяешься моим?
Мы незнакомы. Отчего же,
как будто в дьявольском кино,
глядишь ты, дьявольски похожий
на тот, иcчезнувший давно?
И чем сильнее это сходство,
чем ярче луч на полотне,
тем горше кажется сиротство,
века живущее во мне.
Куда летят твои трамваи?
О чём шумит твой юный май?
Не узнаю тебя, не знаю!
И ты меня не узнавай!
Не узнавай меня, мой милый!
Бульвар мой, двор и ты, окно,
я вас давным-давно забыла,
я вас оплакала давно!
… Но снится, снится мне (как странно!)
тот город – свет мой, оберег:
зима, и падают каштаны –
зелёной кожицей на снег.
Нагария
В городе Божественной реки,
Вдоволь и веселья, и печали.
Только вот названью вопреки
Что-то мы реки не замечали.
Что это: ошибка? Звук пустой?
Лгут слова, не совестясь нимало?
Пусть и не божественной – простой –
Нет реки в нём. Сроду не бывало.
В городе Божественной реки,
Кружевном, изменчивом, как ветер,
Юные мудры, как старики,
Старые наивны, словно дети,
Не поймёшь, где лето, где зима,
Небеса плывут куда незнамо,
И плывут, как лодочки, дома,
Может быть, по речке этой самой,
По воде серебряной скользя,
Сотканной из воздуха и света...
Если реку видеть нам нельзя,
Разве это значит – вовсе нету?!
И узнает каждый в свой черёд,
И увидит каждый неизбежно,
Как она божественно течёт
И куда впадает безмятежно,
Из небытия возникший брег,
Мельницу и дом с покатой крышей,
И поймёт, что прожил целый век,
Ничего не видя и не слыша...
А покуда в городе одном,
Где февраль неотличим от мая,
Все плывут, и мы с тобой плывём
По реке, реки не замечая...
Париж
Часовня Сен-Шапель
Летела над Парижем...
(Запомни этот май,
Похожий на апрель),
И солнца лёгкий шар,
То розовый, то рыжий,
Никак не мог догнать
Часовню Сен-Шапель.
И плакала душа
От счастья и печали,
И кто-то шелестел
Крылом над головой.
Терновые венки
У входа раздавали,
И каждый получал –
Пусть маленький, но свой.
Руан
На старой площади Руана
Всё помнят каменные глыбы:
Когда-то здесь горела Жанна
И здесь же продавали рыбу.
Сегодня – стайками туристы.
Всегда их много, а уж в мае...
Как прежде, солнечно и чисто,
Как прежде, рыбу покупают.
А завтра – тьма падёт на кровли,
Начнётся новая охота,
И вот – ау, средневековье! –
Сжигают нового кого-то,
И будет короток и страшен
Огня и плоти поединок,
Потом... Потом руанцы наши
Опять потянутся на рынок.
Ну, перекрестятся со вздохом:
А что поделать? Жить-то надо...
Нет, всё же, в сущности, неплохо,
Когда костёр и рынок рядом.
Прощание с городом
Ну, прощай же, прощай, не держи, мне пора.
Рвёт зюйд-ост паруса и разобраны сходни.
Я уже никогда не вернусь во вчера –
Я плыву по реке под названьем «сегодня».
Я прощалась с тобой сотни, тысячи раз,
Но положен предел даже долгим прощаньям.
Я плыву по реке под названьем «сейчас»
В океан с никому не известным названьем.
И в названьях ли суть! Надо мной небосвод,
Надо мною горит солнца медное блюдце.
Важно то, что плыву, важно то, что вперёд.
Только Боже меня сохрани оглянуться...
Билет давно просрочен,
да и зачем билет?
Ведь улицы Цветочной
там не было и нет.
Зачем тогда мне город,
знакомый и чужой,
и чёрно-белый морок,
и холод за спиной?
Зачем я знаю точно,
моя ли в том вина,
что нет её, Цветочной,
а быть она должна,
что в памяти жестокой
тот чёрно-белый лёд,
и кто-то одинокий
у медленных ворот.
Ему до поворота
дожить бы, до тепла...
Но был же этот кто-то!
И улица – была!
Я не прошу: "Поймите!"
Не говорю: "Враньё!"
Я рву путеводитель,
в котором нет её.
***
«Спотыкается дорога о холмы Иерусалима...»
Леонид Рудин.
Спотыкается дорога о холмы Иерусалима,
И бредут по той дороге в Град Давидов пилигримы,
Лицедеи, чудотворцы – много разного народца:
Кто увидит вечный город, обязательно спасётся!
Эти арки, эти крыши, эти плиты, эти стены...
В этом городе предметы не отбрасывают тени.
Что ни камень – то святыня, что ни день – то воскресенье,
Каждый встреченный провидец вам укажет путь к спасенью.
В этом городе, как прежде, жарко, шумно, многолюдно.
Здесь легко поверить в чудо, здесь с ума сойти нетрудно:
Разрыдаться без причины, говорить высоким слогом,
Объявить себя мессией, как Иаков, спорить с Богом.
Я ведь тоже в этот город, будто в небо, поднимаюсь,
На горе стою Масличной, потрясённая, немая.
Мне в глаза глядит пространство, мне в затылок время дышит,
И летит моя дорога выше, выше, выше, выше...
Киев
Наряден, светел, дерзко-молод,
дождём исчерчен золотым,
зачем, чужой прекрасный город,
ты притворяешься моим?
Мы незнакомы. Отчего же,
как будто в дьявольском кино,
глядишь ты, дьявольски похожий
на тот, иcчезнувший давно?
И чем сильнее это сходство,
чем ярче луч на полотне,
тем горше кажется сиротство,
века живущее во мне.
Куда летят твои трамваи?
О чём шумит твой юный май?
Не узнаю тебя, не знаю!
И ты меня не узнавай!
Не узнавай меня, мой милый!
Бульвар мой, двор и ты, окно,
я вас давным-давно забыла,
я вас оплакала давно!
… Но снится, снится мне (как странно!)
тот город – свет мой, оберег:
зима, и падают каштаны –
зелёной кожицей на снег.
Нагария
В городе Божественной реки,
Вдоволь и веселья, и печали.
Только вот названью вопреки
Что-то мы реки не замечали.
Что это: ошибка? Звук пустой?
Лгут слова, не совестясь нимало?
Пусть и не божественной – простой –
Нет реки в нём. Сроду не бывало.
В городе Божественной реки,
Кружевном, изменчивом, как ветер,
Юные мудры, как старики,
Старые наивны, словно дети,
Не поймёшь, где лето, где зима,
Небеса плывут куда незнамо,
И плывут, как лодочки, дома,
Может быть, по речке этой самой,
По воде серебряной скользя,
Сотканной из воздуха и света...
Если реку видеть нам нельзя,
Разве это значит – вовсе нету?!
И узнает каждый в свой черёд,
И увидит каждый неизбежно,
Как она божественно течёт
И куда впадает безмятежно,
Из небытия возникший брег,
Мельницу и дом с покатой крышей,
И поймёт, что прожил целый век,
Ничего не видя и не слыша...
А покуда в городе одном,
Где февраль неотличим от мая,
Все плывут, и мы с тобой плывём
По реке, реки не замечая...
Париж
Часовня Сен-Шапель
Летела над Парижем...
(Запомни этот май,
Похожий на апрель),
И солнца лёгкий шар,
То розовый, то рыжий,
Никак не мог догнать
Часовню Сен-Шапель.
И плакала душа
От счастья и печали,
И кто-то шелестел
Крылом над головой.
Терновые венки
У входа раздавали,
И каждый получал –
Пусть маленький, но свой.
Руан
На старой площади Руана
Всё помнят каменные глыбы:
Когда-то здесь горела Жанна
И здесь же продавали рыбу.
Сегодня – стайками туристы.
Всегда их много, а уж в мае...
Как прежде, солнечно и чисто,
Как прежде, рыбу покупают.
А завтра – тьма падёт на кровли,
Начнётся новая охота,
И вот – ау, средневековье! –
Сжигают нового кого-то,
И будет короток и страшен
Огня и плоти поединок,
Потом... Потом руанцы наши
Опять потянутся на рынок.
Ну, перекрестятся со вздохом:
А что поделать? Жить-то надо...
Нет, всё же, в сущности, неплохо,
Когда костёр и рынок рядом.
Прощание с городом
Ну, прощай же, прощай, не держи, мне пора.
Рвёт зюйд-ост паруса и разобраны сходни.
Я уже никогда не вернусь во вчера –
Я плыву по реке под названьем «сегодня».
Я прощалась с тобой сотни, тысячи раз,
Но положен предел даже долгим прощаньям.
Я плыву по реке под названьем «сейчас»
В океан с никому не известным названьем.
И в названьях ли суть! Надо мной небосвод,
Надо мною горит солнца медное блюдце.
Важно то, что плыву, важно то, что вперёд.
Только Боже меня сохрани оглянуться...