***
Если взялся за гуж – что с того, что не дюж,
должен вынести ношу двуногих.
Я пишу эти строки по адресу душ,
для таких же существ одиноких.
Ни к каким себя группам не отношу,
что на ниточках – марионетки.
Я на нитке другой над обрывом вишу –
Ариадниной тоненькой нитке.
***
Я всего лишь кустарь-одиночка
над огромной страной,
где моя одинокая строчка
натянулась струной.
И по ней — одержимая бесом,
чтоб кружило и жгло!
Я поэт нетяжёлого веса,
но мне так тяжело.
***
Не жизнь – не смерть, ни недруга – ни друга.
Качается над пропастью канат.
Как вырваться из замкнутого круга,
сломать систему тех координат?
Как жить, чтоб жизнь не обернулась в небыль,
не потеряться в омуте потерь?
Сойти бы с рельсов, выжечь дырку в небе,
уйти бы в нарисованную дверь.
***
Одиночество, книги и мысли.
И тетрадь приоткрыта, дразня.
Пусть меня в этой жизни не числят,
где толпа, магазины, грызня.
Я один на один с этим небом,
с очертаньем рассвета в окне.
Буду тем, кем никто ещё не был,
дорасту до себя в тишине.
На вершинах познания холод.
Запылилась душа, как земля.
Буду слушать свой внутренний голос,
буду ждать, как слова заболят.
Но за всё наступает расплата:
жизнь опять настигает врасплох,
неподвластная музыке лада,
и взрывает размеренный слог.
Я вольюсь в магазинную гущу
и постигну, себе изменя,
неизменное в вечнотекущем ,
неразменное в сутолке дня.
***
О сирень четырёхстопная!
О языческий мой пир!
В её свежесть пышно-сдобную
я впиваюсь, как вампир.
Лепесточек пятый прячется,
чтоб не съели дураки.
И дарит мне это счастьице
кисть сиреневой руки.
Ах, цветочное пророчество!
Как наивен род людской.
Вдруг пахнуло одиночеством
и грядущею тоской.
***
Ночи чёрный крепдешин
в дырах звёзд.
Тонкий плащ моей души
сыр от слёз.
Я дрожу в руках дождя
у окна.
В этом мире нет тебя.
Я одна.
Ночи чёрный крепдешин
в дырах звёзд.
Кто-то стёр любовь с души,
как нарост.
Без задоринки она
и сучка.
Пустота глядит одна
из зрачка.
***
А ночь черна, как совесть мира.
Гвоздями звёзд прибито небо.
Душе, затерянной и сирой
приюта не было и нету.
Мир логики и правил ложных
теченьем жизни обесценен.
Мой добрый ангел крылья сложит.
Развязка близится на сцене.
А мир-то пуст... И воет ветер.
Горит безмолвная селена.
Один, один на целом свете
наш голый шарик во вселенной.
Но как же это всё случилось?
Живу, дышу помимо воли.
Заря лучилась. Я училась
любви, терпению и боли.
***
Как страшно никому не верить,
ромашек лепестков не рвать,
души окованные двери
на стук чужой не открывать.
Страшнее, если их откроешь –
и будет некому войти.
Лишь ветер над пустою кровлей
закружит листьев конфетти.
***
Забытый плёс. Застывший лес.
Не верится, что было лето.
Опять повеяло с небес
порывом сердца несогретым.
Непроницаемый покров.
Хоть ручкой проколи бумагу –
не заменить чернилам кровь,
её живительную влагу.
И, целомудренно-мудры,
в полярном отрешенье круга
бездомные парят миры,
не обретённые друг другом.
***
Сердце — одинокий
остров в океане.
От земли далёкий,
утонул в тумане.
Кто его заметит,
кто его услышит?
И никто на свете
писем не напишет.
Волны будут биться
до изнеможенья...
С кем-нибудь случится
кораблекрушенье.
И кого-то чудом
выбросит на берег...
В это так нетрудно
каждому поверить.
Чайки там летают.
Морем пахнет остро.
Будет обитаем
одинокий остров.
***
Мне весна эта — не по чину.
Неуместны дары её,
словно нищему — капучино
иль монашке — интим-бельё.
Не просила её грозы я
и капелей её гроши.
Ледяная анестезия
милосерднее для души.
Я привыкла к зиме-молчунье,
её графике и бинтам.
Но куда-то опять лечу я,
неподвластное всем летам.
«О весна без конца и без краю!»
Только что мне в её раю,
если я уже умираю,
если я уже на краю.
Ну куда же с посконной рожей
в этот тесный цветной наряд?
Как травинка, асфальт корёжа,
рвусь в небесный калашный ряд.
***
Пью за всё, что в себе я убила
в зазеркалье несбывшихся дней.
Пью за всех, кого я не любила
и не встретила в жизни моей.
Как овал одиночества светел...
Пью и славлю его, возлюбя.
Я в твоём не нуждаюсь ответе.
Я беру всю любовь на себя.
О луна, моя высшая почесть,
эталон золотого руна,
воплощение всех одиночеств,
я с тобою уже не одна.
Пусть не вспыхнет огонь из огнива
и не высечь мне искр из кремня,
но со мной эти жёлтые нивы,
и они согревают меня.
О любви и тоски поединок,
луч зари, победивший во мгле!
Одиночество — это единство
со всем сущим, что есть на земле.
Если взялся за гуж – что с того, что не дюж,
должен вынести ношу двуногих.
Я пишу эти строки по адресу душ,
для таких же существ одиноких.
Ни к каким себя группам не отношу,
что на ниточках – марионетки.
Я на нитке другой над обрывом вишу –
Ариадниной тоненькой нитке.
***
Я всего лишь кустарь-одиночка
над огромной страной,
где моя одинокая строчка
натянулась струной.
И по ней — одержимая бесом,
чтоб кружило и жгло!
Я поэт нетяжёлого веса,
но мне так тяжело.
***
Не жизнь – не смерть, ни недруга – ни друга.
Качается над пропастью канат.
Как вырваться из замкнутого круга,
сломать систему тех координат?
Как жить, чтоб жизнь не обернулась в небыль,
не потеряться в омуте потерь?
Сойти бы с рельсов, выжечь дырку в небе,
уйти бы в нарисованную дверь.
***
Одиночество, книги и мысли.
И тетрадь приоткрыта, дразня.
Пусть меня в этой жизни не числят,
где толпа, магазины, грызня.
Я один на один с этим небом,
с очертаньем рассвета в окне.
Буду тем, кем никто ещё не был,
дорасту до себя в тишине.
На вершинах познания холод.
Запылилась душа, как земля.
Буду слушать свой внутренний голос,
буду ждать, как слова заболят.
Но за всё наступает расплата:
жизнь опять настигает врасплох,
неподвластная музыке лада,
и взрывает размеренный слог.
Я вольюсь в магазинную гущу
и постигну, себе изменя,
неизменное в вечнотекущем ,
неразменное в сутолке дня.
***
О сирень четырёхстопная!
О языческий мой пир!
В её свежесть пышно-сдобную
я впиваюсь, как вампир.
Лепесточек пятый прячется,
чтоб не съели дураки.
И дарит мне это счастьице
кисть сиреневой руки.
Ах, цветочное пророчество!
Как наивен род людской.
Вдруг пахнуло одиночеством
и грядущею тоской.
***
Ночи чёрный крепдешин
в дырах звёзд.
Тонкий плащ моей души
сыр от слёз.
Я дрожу в руках дождя
у окна.
В этом мире нет тебя.
Я одна.
Ночи чёрный крепдешин
в дырах звёзд.
Кто-то стёр любовь с души,
как нарост.
Без задоринки она
и сучка.
Пустота глядит одна
из зрачка.
***
А ночь черна, как совесть мира.
Гвоздями звёзд прибито небо.
Душе, затерянной и сирой
приюта не было и нету.
Мир логики и правил ложных
теченьем жизни обесценен.
Мой добрый ангел крылья сложит.
Развязка близится на сцене.
А мир-то пуст... И воет ветер.
Горит безмолвная селена.
Один, один на целом свете
наш голый шарик во вселенной.
Но как же это всё случилось?
Живу, дышу помимо воли.
Заря лучилась. Я училась
любви, терпению и боли.
***
Как страшно никому не верить,
ромашек лепестков не рвать,
души окованные двери
на стук чужой не открывать.
Страшнее, если их откроешь –
и будет некому войти.
Лишь ветер над пустою кровлей
закружит листьев конфетти.
***
Забытый плёс. Застывший лес.
Не верится, что было лето.
Опять повеяло с небес
порывом сердца несогретым.
Непроницаемый покров.
Хоть ручкой проколи бумагу –
не заменить чернилам кровь,
её живительную влагу.
И, целомудренно-мудры,
в полярном отрешенье круга
бездомные парят миры,
не обретённые друг другом.
***
Сердце — одинокий
остров в океане.
От земли далёкий,
утонул в тумане.
Кто его заметит,
кто его услышит?
И никто на свете
писем не напишет.
Волны будут биться
до изнеможенья...
С кем-нибудь случится
кораблекрушенье.
И кого-то чудом
выбросит на берег...
В это так нетрудно
каждому поверить.
Чайки там летают.
Морем пахнет остро.
Будет обитаем
одинокий остров.
***
Мне весна эта — не по чину.
Неуместны дары её,
словно нищему — капучино
иль монашке — интим-бельё.
Не просила её грозы я
и капелей её гроши.
Ледяная анестезия
милосерднее для души.
Я привыкла к зиме-молчунье,
её графике и бинтам.
Но куда-то опять лечу я,
неподвластное всем летам.
«О весна без конца и без краю!»
Только что мне в её раю,
если я уже умираю,
если я уже на краю.
Ну куда же с посконной рожей
в этот тесный цветной наряд?
Как травинка, асфальт корёжа,
рвусь в небесный калашный ряд.
***
Пью за всё, что в себе я убила
в зазеркалье несбывшихся дней.
Пью за всех, кого я не любила
и не встретила в жизни моей.
Как овал одиночества светел...
Пью и славлю его, возлюбя.
Я в твоём не нуждаюсь ответе.
Я беру всю любовь на себя.
О луна, моя высшая почесть,
эталон золотого руна,
воплощение всех одиночеств,
я с тобою уже не одна.
Пусть не вспыхнет огонь из огнива
и не высечь мне искр из кремня,
но со мной эти жёлтые нивы,
и они согревают меня.
О любви и тоски поединок,
луч зари, победивший во мгле!
Одиночество — это единство
со всем сущим, что есть на земле.