***
Дождь стеной - по стене...
Счастья нет - мир в огне...
Но уже не сгореть...
И уже не уснуть...
Сердце - в прошлом на треть...
Память - в горе по грудь...
И навязчиво кажется, будто бы жизнь -
Это принцип:
Возьми и в сердцах откажись
От того, что цвело,
От того, что мело
Через зиму акаций пыльцой...
Что дало
Тебе больше,
Чем может дать
Даже алтарь...
Всё забудь...
И усни...
Как в скале спит янтарь... .. .
Десятый танец
Я буду спать. Но ты гори, гори!
Всё будет сон. Но ты сожги мне маску.
И пусть мне не узнать твою раскраску
Под пламенем, но я прошу: гори!
Я буду пить тебя. Пусть и сквозь сон.
Я стану петь в лицо тебе, горящей
И, может быть, еще животворящей.
Когда б не моего лица фасон.
Легко за промедление простить.
А торопить, как правило, бестактно.
Но ты исполнишь ритуал свой одноактный,
Успев сквозь пламя о пощаде попросить.
Я буду мертв. А ты пылай, пылай!
Я снова слеп. Но верю: миг твой светел.
Не всё на пепелище – прежде пепел.
Не все свое холодным углям отдавай.
Уйти гораздо легче, чем спасти.
Проснуться нету сил. Но чиркни спичкой!
А я воздам тебе своей привычкой
Твой жар с собою не пытаться унести.
***
Застекленные двери твои, о Февраль,
Приоткрыты в полстворки.
Чтоб войти,
Нужно только спросить.
Разрешенья спросить.
Но немеют уста
На пороге,
Забыв все слова.
ПУСТОТА?
ЧИСТОТА?
КРАСОТА?
ВЫСОТА?
И ложатся следы на снегу, как строка.
И запоем читается День,
Весь: от корки до корки...
***
Шустрой ящеркой
Зелень вычеркнув,
Память розовым
Бредит заревом.
Словно ощупью
Пламя ищется,
Сгусток ласковый
Среди льдистых скал.
Радость прошлая
Тлеет брошена
Снегиря пером
Зимним вечером.
Не раздуть зарю
В стуже января,
Робкий костерок -
Лишь тепло для рук.
Пальцы стылые
Угли алые
Гладят трепетно,
Но, испив до дна
Хмель рубиновый,
С изумлением
Сердце чувствует
Дрожь и пустоту.
И травы" смарагд
Из под пепла вдруг
Прорастает вновь,
Желтизну смахнув.
Темным золотом
Искр тает сонм,
Канув в глубину
Травяной волны.
Но сквозь стебли трав,
Вспенив в жилах кровь,
Голубой рассвет
За собой зовет.
Голубики горсть
Разгоняет грусть,
Разлетевшись ввысь,
Превратившись в гроздь
Ясных синих звезд,
В бирюзовый всплеск,
В незастывший воск,
В тонкой флейты свист.
И далекий плёс,
Как кристалла блеск,
Как искристый наст,
Как благая весть.
И уже нет сил
Взгляда отвести
От окна небес,
Оглянуться вниз.
Ожиданья страсть,
Как бескрайний сон.
Но лазурь чиста
Розы лепестков.
И стекает боль
Капелькой со лба.
Звон колоколов
Разнесет слова.
И, строку шепча,
Ту, что всех звончей,
Ищут губы шанс
В голубой свече.
Альвеола
«Альвеолы участвуют
в акте дыхания…»
Ты - альвеола.
Но это не значит -
как газ-пузырек
на дрожащих и влажных ресницах -
для них
ничего.
И отвердение
прежних позиций
Им явно
Важнее и ближе.
Это навзрыд.
Но побудь
хоть во имя чего-нибудь
верой доверчивых.
Мерой безмерности.
Это - как соль через поры.
Но будь хоть для "этой порЫ.
Для опаловых сумерек.
Для перезревших пустот.
Для меня.
Мы умеем ценить
и гримасой громоздкой
не выпустим слово упрека
когда миг истает.
Пусть даже,
когда Мир исчезнет.
Это так сложно и больно -
стирать все грффИти,
твои на дневном.
Но тогда ведь вопрос:
кто из них позаботится
о несгораемой сущности
так непохожих
на эти
ребристые глыбы -
Когда-нибудь
может застать нас врасплох.
Но уже без твоей звонкой радости.
Хлестко.
Дыши, альвеола.
Мы вряд ли успеем сказать
полу-фразу
на странном твоем языке,
вперемежку с букетами
из альстромерий.
Жди.
Мы с тобой.
Твоя эра настигнет,
как ливень средь звезд.
Ну, а пока
пусть на этом дневном,
на истерзанном
Что-то останется.
Что-то
нежнее
растраченных вдаль
иероглифов страха.
Воздушные замки
Куда вы летите, куда вы плывете по небу?
Что в вышине удерживает вас,
Как на холстах Магритта?
Чем вас манят души?
И вы ли не мякишь небесного белого хлеба?
Откуда ваши арки и бойницы
Черпают глубину
И немоту?
Кого повстречаете вы на небесной дороге?
Кому вы приоткроете свои
Великие сокровищницы,
Что из сновидений?
И ваши ворота откроют кто, если не боги?
Какого цвета ваши острошпили,
Не отражающие больше
Ничего?
Как долго вам странствовать в поисках райской долины?
И чью надежду вы впитали,
Как обожженная земля
Вбирает кровь?
Как много придется сжечь неопалимой купины?
Зачем вы примеряете к себе
Колонны и порталы неподъемных
Дум наших?
И есть ли хоть что-нибудь за лучезарной оградой?
Причем фонтаны ваши и аркады,
Когда внизу, хоть с вами, хоть без вас,
Все будет так, как будет?
И зодчие ваши утешатся ль вашей прохладой?
Минотавр
О, Громовержец!
Возьми этот факел дневного светила,
Беспощадно сожги
чудо-крылья
своих вдохновенных Икаров,
Надели царской властью,
казною
и страхом
жестоких своих и трусливых Миносов,
Призови к ним своих
безутешных,
скорбящих,
от горя готовых на все,
гениальных Дедалов,
Возведи вкруг меня
стены самых глухих,
непролазных,
стены самых запутанных
и хитроумных
своих лабиринтов,
Развяжи языки
своей лживой толпы
для злословья,
Подошли ко мне всех
своих самых тщеславных
Тезеев,
Преврати меня
в монстра,
в чудовище
с каменным сердцем,
со взглядом звериным,
с дыханьем,
пропитанным
кровью,
Но донеси до меня лишь одно,
но заветное слово –
о том, что за стенами,
острыми скалами,
пенными волнами,
горными склонами,
бурными реками,
за побережьями,
рвами,
пещерами,
снами,
за нервами,
этими рваными –
Там, за разлукою,
болью,
делами
и за любыми пределами –
ЕЙ ХОРОШО,
Ариадне моей ♥
Без меня.
***
И кто-то опять приходил.
И оставил свое одиночество.
И голос его погас зашипевшей
о кромку лимана звездой.
И лишь голубое отсутствие
барахталось в неводе,
как гигантская рыбина.
И рвалО ячею.
И когда в тишину просочилась,
как капля, тень радости –
сети внезапно ослабли.
И стало пронзительно ясно,
что приходившим был я.
***
Стекает охра
по стеблям сосен,
в траву стекает.
Жар земляники
сжигает стаи
воспоминаний.
Рассвет уж выжег
на нежной коже,
на коже неба
Тавро позора,
клеймо победы,
печать надежды.
Прикован цепью
к незримой тверди
восторг удачи.
Пространство света
давно закрыто
для посещенья.
Разлет ладоней
размаху крыльев
вполне созвучен.
Но то, что следом
за этим будет -
навряд ли ценно.
Чужою болью
легко и бойко
идет торговля.
Раз есть возможность
платить, не тратя -
чего же больше?
Но то, что станет
ответом тихим
на вопрошанье,
Едва ли сможет
закрыть слепящий
свет амбразуры.
Восход все ближе,
открыта рана
высокой бездны.
Рукою друга
тепло и крепко
сомненье держит.
Но вновь, как прежде,
стекает охра
по соснам в душу.
И цвет кипрея
такой, как будто,
он накануне.
Икар
Я улетаю туда,
где похожи на звезды
Эти отверстия в небе
от нерукотворных
Прикосновений
тончайшей иглы
из лазурного камня.
Небо похоже на море из золота.
Катит и катит
оно свои волны.
Капли небесного света
всё падают,
падают оземь.
Я улетаю припасть
вороватым, слезящимся
глазом
И хоть на миг увидать
те прибои
расплавленной радости,
Что так хотят,
но не могут
Умыть наши лица и души.
Сфера из черного крепа
Поставлена кем-то
над нами.
Но лишь затем,
чтобы мы
не ослепли от света
Того, настоящего
Неба из золота...
Я поднимаюсь,
наметив
едва различимый
След от иглы,
мою точку
на траурной сфере.
Я улетаю,
но цепи всё держат и держат.
Крылья сгорают
В объятьях чадящего пламени.
И, просыпаясь на ложе
из скал и обугленных перьев,
Я вспоминаю, что
Небо похоже на море из золота.
К вопросу о Жизни на Планетах
На Марсе не вызреют красные груши.
И апельсинные рощи
не зацветут никогда…
Даже кедровые шишки
там собирают
раз в двадцать семь лет.
Планета так далека от светила,
что Солнце
едва ли крупнее
горящего глаза дракона,
живущего в темных пещерах.
А витражи во дворце императора
в инее летом.
Венера сжигаема солнечным ветром.
Озера из жидкого олова
очень красивы.
Но за ночь посевы
едва успевают
дать первые всходы,
которые утром,
еще до рассвета,
склюют серебристые птицы.
Надежда на зиму.
В особо удачные годы
росу в январе
можно пить –
не настолько она горяча.
И счастливчики,
может быть,
вырастят
бледные кактусы…
А на Земле,
Как ни ищи,
Где ни бери пробы грунта –
Нет,
Жизни нет
Без тебя.
(Твоя планета под другой звездою…)
* * *
Какая странная забава:
Искать Тебя среди прилива,
Среди созревших абрикосов
И в позолоченных стогах…
Какая сладкая отрава:
Увидеть взгляд Твой в чистой капле,
Дрожащей на травинке тонкой,
Когда гроза… и Ты строга…
Какая светлая отрада:
Услышать голос Твой под вечер
В колоколах окрест звенящих,
Всё вдруг в душе перевернув…
Какая горькая расплата:
Искать Твоих прикосновений
У лиственницы на пригорке,
И к сердцу веточку пригнув…
***
В Бельгии живут бельгийцы,
А в Андалузии - андалузцы.
А ты живешь в моем сердце
И знаешь, что это темница.
Должно быть, там очень тесно.
Наверное, слишком влажно.
Да, жить в моем сердце сложно,
Хоть, может быть, и интересно.
Море - медуз обитель.
Небо - простор
для снов и чаек.
А ты в моем сердце плачешь.
Ни выпустить, ни обидеть.
Дождь стеной - по стене...
Счастья нет - мир в огне...
Но уже не сгореть...
И уже не уснуть...
Сердце - в прошлом на треть...
Память - в горе по грудь...
И навязчиво кажется, будто бы жизнь -
Это принцип:
Возьми и в сердцах откажись
От того, что цвело,
От того, что мело
Через зиму акаций пыльцой...
Что дало
Тебе больше,
Чем может дать
Даже алтарь...
Всё забудь...
И усни...
Как в скале спит янтарь... .. .
Десятый танец
Я буду спать. Но ты гори, гори!
Всё будет сон. Но ты сожги мне маску.
И пусть мне не узнать твою раскраску
Под пламенем, но я прошу: гори!
Я буду пить тебя. Пусть и сквозь сон.
Я стану петь в лицо тебе, горящей
И, может быть, еще животворящей.
Когда б не моего лица фасон.
Легко за промедление простить.
А торопить, как правило, бестактно.
Но ты исполнишь ритуал свой одноактный,
Успев сквозь пламя о пощаде попросить.
Я буду мертв. А ты пылай, пылай!
Я снова слеп. Но верю: миг твой светел.
Не всё на пепелище – прежде пепел.
Не все свое холодным углям отдавай.
Уйти гораздо легче, чем спасти.
Проснуться нету сил. Но чиркни спичкой!
А я воздам тебе своей привычкой
Твой жар с собою не пытаться унести.
***
Застекленные двери твои, о Февраль,
Приоткрыты в полстворки.
Чтоб войти,
Нужно только спросить.
Разрешенья спросить.
Но немеют уста
На пороге,
Забыв все слова.
ПУСТОТА?
ЧИСТОТА?
КРАСОТА?
ВЫСОТА?
И ложатся следы на снегу, как строка.
И запоем читается День,
Весь: от корки до корки...
***
Шустрой ящеркой
Зелень вычеркнув,
Память розовым
Бредит заревом.
Словно ощупью
Пламя ищется,
Сгусток ласковый
Среди льдистых скал.
Радость прошлая
Тлеет брошена
Снегиря пером
Зимним вечером.
Не раздуть зарю
В стуже января,
Робкий костерок -
Лишь тепло для рук.
Пальцы стылые
Угли алые
Гладят трепетно,
Но, испив до дна
Хмель рубиновый,
С изумлением
Сердце чувствует
Дрожь и пустоту.
И травы" смарагд
Из под пепла вдруг
Прорастает вновь,
Желтизну смахнув.
Темным золотом
Искр тает сонм,
Канув в глубину
Травяной волны.
Но сквозь стебли трав,
Вспенив в жилах кровь,
Голубой рассвет
За собой зовет.
Голубики горсть
Разгоняет грусть,
Разлетевшись ввысь,
Превратившись в гроздь
Ясных синих звезд,
В бирюзовый всплеск,
В незастывший воск,
В тонкой флейты свист.
И далекий плёс,
Как кристалла блеск,
Как искристый наст,
Как благая весть.
И уже нет сил
Взгляда отвести
От окна небес,
Оглянуться вниз.
Ожиданья страсть,
Как бескрайний сон.
Но лазурь чиста
Розы лепестков.
И стекает боль
Капелькой со лба.
Звон колоколов
Разнесет слова.
И, строку шепча,
Ту, что всех звончей,
Ищут губы шанс
В голубой свече.
Альвеола
«Альвеолы участвуют
в акте дыхания…»
Ты - альвеола.
Но это не значит -
как газ-пузырек
на дрожащих и влажных ресницах -
для них
ничего.
И отвердение
прежних позиций
Им явно
Важнее и ближе.
Это навзрыд.
Но побудь
хоть во имя чего-нибудь
верой доверчивых.
Мерой безмерности.
Это - как соль через поры.
Но будь хоть для "этой порЫ.
Для опаловых сумерек.
Для перезревших пустот.
Для меня.
Мы умеем ценить
и гримасой громоздкой
не выпустим слово упрека
когда миг истает.
Пусть даже,
когда Мир исчезнет.
Это так сложно и больно -
стирать все грффИти,
твои на дневном.
Но тогда ведь вопрос:
кто из них позаботится
о несгораемой сущности
так непохожих
на эти
ребристые глыбы -
Когда-нибудь
может застать нас врасплох.
Но уже без твоей звонкой радости.
Хлестко.
Дыши, альвеола.
Мы вряд ли успеем сказать
полу-фразу
на странном твоем языке,
вперемежку с букетами
из альстромерий.
Жди.
Мы с тобой.
Твоя эра настигнет,
как ливень средь звезд.
Ну, а пока
пусть на этом дневном,
на истерзанном
Что-то останется.
Что-то
нежнее
растраченных вдаль
иероглифов страха.
Воздушные замки
Куда вы летите, куда вы плывете по небу?
Что в вышине удерживает вас,
Как на холстах Магритта?
Чем вас манят души?
И вы ли не мякишь небесного белого хлеба?
Откуда ваши арки и бойницы
Черпают глубину
И немоту?
Кого повстречаете вы на небесной дороге?
Кому вы приоткроете свои
Великие сокровищницы,
Что из сновидений?
И ваши ворота откроют кто, если не боги?
Какого цвета ваши острошпили,
Не отражающие больше
Ничего?
Как долго вам странствовать в поисках райской долины?
И чью надежду вы впитали,
Как обожженная земля
Вбирает кровь?
Как много придется сжечь неопалимой купины?
Зачем вы примеряете к себе
Колонны и порталы неподъемных
Дум наших?
И есть ли хоть что-нибудь за лучезарной оградой?
Причем фонтаны ваши и аркады,
Когда внизу, хоть с вами, хоть без вас,
Все будет так, как будет?
И зодчие ваши утешатся ль вашей прохладой?
Минотавр
О, Громовержец!
Возьми этот факел дневного светила,
Беспощадно сожги
чудо-крылья
своих вдохновенных Икаров,
Надели царской властью,
казною
и страхом
жестоких своих и трусливых Миносов,
Призови к ним своих
безутешных,
скорбящих,
от горя готовых на все,
гениальных Дедалов,
Возведи вкруг меня
стены самых глухих,
непролазных,
стены самых запутанных
и хитроумных
своих лабиринтов,
Развяжи языки
своей лживой толпы
для злословья,
Подошли ко мне всех
своих самых тщеславных
Тезеев,
Преврати меня
в монстра,
в чудовище
с каменным сердцем,
со взглядом звериным,
с дыханьем,
пропитанным
кровью,
Но донеси до меня лишь одно,
но заветное слово –
о том, что за стенами,
острыми скалами,
пенными волнами,
горными склонами,
бурными реками,
за побережьями,
рвами,
пещерами,
снами,
за нервами,
этими рваными –
Там, за разлукою,
болью,
делами
и за любыми пределами –
ЕЙ ХОРОШО,
Ариадне моей ♥
Без меня.
***
И кто-то опять приходил.
И оставил свое одиночество.
И голос его погас зашипевшей
о кромку лимана звездой.
И лишь голубое отсутствие
барахталось в неводе,
как гигантская рыбина.
И рвалО ячею.
И когда в тишину просочилась,
как капля, тень радости –
сети внезапно ослабли.
И стало пронзительно ясно,
что приходившим был я.
***
Стекает охра
по стеблям сосен,
в траву стекает.
Жар земляники
сжигает стаи
воспоминаний.
Рассвет уж выжег
на нежной коже,
на коже неба
Тавро позора,
клеймо победы,
печать надежды.
Прикован цепью
к незримой тверди
восторг удачи.
Пространство света
давно закрыто
для посещенья.
Разлет ладоней
размаху крыльев
вполне созвучен.
Но то, что следом
за этим будет -
навряд ли ценно.
Чужою болью
легко и бойко
идет торговля.
Раз есть возможность
платить, не тратя -
чего же больше?
Но то, что станет
ответом тихим
на вопрошанье,
Едва ли сможет
закрыть слепящий
свет амбразуры.
Восход все ближе,
открыта рана
высокой бездны.
Рукою друга
тепло и крепко
сомненье держит.
Но вновь, как прежде,
стекает охра
по соснам в душу.
И цвет кипрея
такой, как будто,
он накануне.
Икар
Я улетаю туда,
где похожи на звезды
Эти отверстия в небе
от нерукотворных
Прикосновений
тончайшей иглы
из лазурного камня.
Небо похоже на море из золота.
Катит и катит
оно свои волны.
Капли небесного света
всё падают,
падают оземь.
Я улетаю припасть
вороватым, слезящимся
глазом
И хоть на миг увидать
те прибои
расплавленной радости,
Что так хотят,
но не могут
Умыть наши лица и души.
Сфера из черного крепа
Поставлена кем-то
над нами.
Но лишь затем,
чтобы мы
не ослепли от света
Того, настоящего
Неба из золота...
Я поднимаюсь,
наметив
едва различимый
След от иглы,
мою точку
на траурной сфере.
Я улетаю,
но цепи всё держат и держат.
Крылья сгорают
В объятьях чадящего пламени.
И, просыпаясь на ложе
из скал и обугленных перьев,
Я вспоминаю, что
Небо похоже на море из золота.
К вопросу о Жизни на Планетах
На Марсе не вызреют красные груши.
И апельсинные рощи
не зацветут никогда…
Даже кедровые шишки
там собирают
раз в двадцать семь лет.
Планета так далека от светила,
что Солнце
едва ли крупнее
горящего глаза дракона,
живущего в темных пещерах.
А витражи во дворце императора
в инее летом.
Венера сжигаема солнечным ветром.
Озера из жидкого олова
очень красивы.
Но за ночь посевы
едва успевают
дать первые всходы,
которые утром,
еще до рассвета,
склюют серебристые птицы.
Надежда на зиму.
В особо удачные годы
росу в январе
можно пить –
не настолько она горяча.
И счастливчики,
может быть,
вырастят
бледные кактусы…
А на Земле,
Как ни ищи,
Где ни бери пробы грунта –
Нет,
Жизни нет
Без тебя.
(Твоя планета под другой звездою…)
* * *
Какая странная забава:
Искать Тебя среди прилива,
Среди созревших абрикосов
И в позолоченных стогах…
Какая сладкая отрава:
Увидеть взгляд Твой в чистой капле,
Дрожащей на травинке тонкой,
Когда гроза… и Ты строга…
Какая светлая отрада:
Услышать голос Твой под вечер
В колоколах окрест звенящих,
Всё вдруг в душе перевернув…
Какая горькая расплата:
Искать Твоих прикосновений
У лиственницы на пригорке,
И к сердцу веточку пригнув…
***
В Бельгии живут бельгийцы,
А в Андалузии - андалузцы.
А ты живешь в моем сердце
И знаешь, что это темница.
Должно быть, там очень тесно.
Наверное, слишком влажно.
Да, жить в моем сердце сложно,
Хоть, может быть, и интересно.
Море - медуз обитель.
Небо - простор
для снов и чаек.
А ты в моем сердце плачешь.
Ни выпустить, ни обидеть.
Деревьев в лесах немало.
В дуплах - одни дятлы да совы.
А ты всё стучишься слева.
Бедняжка…
Устала.
Да только с меня, что толку?
Помочь-то - и того не умею.
И лишь в одном я уверен:
Что ты
в моем сердце
разбитом
не смолкла.
Меня не спасают таблетки,
Когда ты кричишь от боли.
Тебя не спасают капли
От этой сердечной клетки.
Лечить - значит, сердце отрезать.
Попробуй-ка с жизнью расстаться.
Ведь ты
для меня -
золотое Солнце.
Острог твой - не из железа.
В Германии - помню, немцы.
А в тюрьмах - кого ни встретишь…
Темно. На часах - час третий.
Ты меришь шагами сердце.
Прости и гони прочь отчаянье.
Решетки протри платочком.
И… Знаешь, стучись погромче,
Когда нам не спится ночами.
Еще одна Белая ночь
(электрическая)
Белая ночь
Точит ножи
Снова.
Больше не в мочь.
Только скажи
Слово –
Тотчас займусь
Белым костром
Боли
И надломлюсь –
Колос в пустом
Поле.
Зерна сгорят,
В пыль подмешав
Солод.
Жизнь невпопад.
Чует душа
Холод.
Некому греть
О колоски
Руки.
Белая смерть.
Жатва тоски
И муки.
В дуплах - одни дятлы да совы.
А ты всё стучишься слева.
Бедняжка…
Устала.
Да только с меня, что толку?
Помочь-то - и того не умею.
И лишь в одном я уверен:
Что ты
в моем сердце
разбитом
не смолкла.
Меня не спасают таблетки,
Когда ты кричишь от боли.
Тебя не спасают капли
От этой сердечной клетки.
Лечить - значит, сердце отрезать.
Попробуй-ка с жизнью расстаться.
Ведь ты
для меня -
золотое Солнце.
Острог твой - не из железа.
В Германии - помню, немцы.
А в тюрьмах - кого ни встретишь…
Темно. На часах - час третий.
Ты меришь шагами сердце.
Прости и гони прочь отчаянье.
Решетки протри платочком.
И… Знаешь, стучись погромче,
Когда нам не спится ночами.
Еще одна Белая ночь
(электрическая)
Белая ночь
Точит ножи
Снова.
Больше не в мочь.
Только скажи
Слово –
Тотчас займусь
Белым костром
Боли
И надломлюсь –
Колос в пустом
Поле.
Зерна сгорят,
В пыль подмешав
Солод.
Жизнь невпопад.
Чует душа
Холод.
Некому греть
О колоски
Руки.
Белая смерть.
Жатва тоски
И муки.