***
лето – едкая капля канифоли
с горячего паяльника, кто-то соединяет
какие-то металлические усики в моем мозгу.
сегодня я буду думать сквозь все.
сквозь время, пространства, материю, идеи,
сквозь парк, кулиничи и зеркальную струю,
сквозь любимую женщину
с оранжевым веером.
***
подгнившие персики заката, ее губы со вкусом пудры,
урфинджюс деревенской тишины,
просверленный дрелью тягучего «му-у-у».
надень же свой вечерний голос,
будто все у нас хорошо – ласковый, драгоценный,
как золотая кайма на чашке из детства.
успокой.
двухметровый черный пудель смотрит в окно
или это шелковица вошла в наш дом
и уселась на диван, уперлась ветками в нас?
мы зачали друг друга, эти миры.
полуголая, в одних колготках, ты стоишь у окна,
свет выключен. эйфелева женщина,
накинь на себя мятную мантию текучих огней.
выделяемся на синеве ночи, мы –
как следы зубов на спелой сливе.
кошка тумана вылизывает тощих дрожащих котят.
мороси и деревья растворяются,
растворяются, растворяют
легким движением пера.
арфа гардин, и ты медленно перебираешь
волны, как струны. вот я и пришел.
наша связь – земная, неземная,
и сумрака сиреневый кенгуру.
и мы в сумке, обнявшись, не спим –
головастики миров. и желтая жаба луны
лопает всех...
***
внутри собора голоса наши
взмывали ввысь -
раненные соколы лица.
и еще долго кружили, стукаясь крыльями о фрески,
и свечи горели - восковые девушки намыливали волосы
огненным шампунем, и
грех крепко сидел во мне, как сирота.
как гвоздь, вбитый в яблоню.
скафандр и бабочка
когда умрешь, позвони.
если будет декабрь и голодные синицы.
если будет связь – сразу набери меня,
чтобы вздрогнул под потолком
шершавой шаровой молнией,
небритой щекой.
когда умрешь – расслабься, как я учил.
парашютисткой падай вверх – к ягнятам, в облака.
не бойся: в опрокинутых желтых волчьих глазах
прошлое – шелковый купол – смотри, не дай отобрать
память
маразматикам и бомжам
рая
на сувениры и белье.
и не оглядывайся.
отпусти этот мир, как шар –
сладостный, медленный антикошмар.
как воздушного змея,
который тебя укусил.
я
законсервирую наши образы,
милые безобразия, как персики,
в колбах/фоторанах/эмбрионах души.
искрящийся, бенгальский голос.
жесткий смех. тату лисицы
на ключице.
блестки бессмертия в словах.
там,
в лобных долях неба, где ты не умрешь.
когда ты умрешь,
расшнуруй корсет ребер,
распусти позвоночник,
стань сиреневым цветком сверхплоти,
гибкой и хлесткой.
выдохни нас.
напоследок – нырни в мою память.
с вышки-вешалки, где осталось твое пальто, –
кашемировая волчица
танцует танго с моим пуховиком.
кипяток нейронов.
ты не бойся обжечься, когда уйдешь.
намекни. ущипни меня за сосок
сознания,
чтобы смог перестроить координаты,
перетащить
зенитки, рассветы, рояли.
чтобы сонные привидения по утрам
глотали соленую овсянку
первого снегопада – сквозь тебя,
сквозь
прозрачный
желудок
окна.
когда умрешь, не переживай о кредитах –
я оплачу,
не волнуйся о коте Кузе – возьму себе,
обещаю кормить и любить.
обещаю: и его переживу.
ибо вечность во мне – как горб.
как гранитное проклятие скал и гор.
это – искусство неумирать,
ибо я полубог.
мы не победили лейкоз, но рубец от клешни
я буду носить в сердце.
помнить, что ты жива.
и – сиреневая Ниагара вечерней неземной грусти,
Хиросима смысла и бессмыслия.
как же жаль городки наших дней,
счастливых япошек минут...
когда ты уйдешь, я вздрогну, как ноутбук.
и посмотрю в окно на то,
как осыпаются небоскребы –
бликами, пикселями, пестрым квадропеплом
компьютерной программы...
разрушая машинный код.