Интервью с Милой Борн
Здравствуйте, Мила. Вы являетесь писателем, рассказы которого обнаруживают в читателе его тайный скрытый ото всех голодный остров. Так, собственно, и называется недавно вышедшая в Москве Ваша книга. Почему именно такая метафора? Связан ли этот остров каким-нибудь образом со знаменитым островом Нетландия Джеймса Барри?
Нет, с Нетландией никакой связи нет. Напротив, Голодный остров (а точнее, остров Голодный) существует на самом деле. Находится он на реке Волга и имеет довольно интересную и загадочную историю. Много веков назад здесь находился гарнизон царских стрельцов, отражавших набеги речных пиратов. Говорят, именно там Стенька Разин припрятал свой таинственный клад, положив на него оберег, который до сих пор защищает сокровища от желающих их отыскать. Так это или нет, но остров, находящийся совсем близко от миллионного города, действительно обладает какой-то необъяснимой, дикой и таинственной аурой. На острове не раз пропадали люди. Причины были разные. Но всякий раз, когда слышишь все эти истории, не оставляет ощущение, что происшествия с людьми происходят не по каким-то частным причинам, а потому что остров этот – что-то вроде зоны, места темной силы, которая не желает вступать в контакт с человеком. Эдакое место на земле, существующее без человека, отрицающее его.
Из легенд острова и сводок происшествий родился образ и моего рассказа. А из перестановки слов и изменения названия – острова Голодный в Голодный остров – появилась метафора. А почему она такая, можно узнать, прочитав этот рассказ. Впрочем, все рассказы, включенные в мою новую книгу, так или иначе отсылают к этой метафоре – острова как странной зоны, деформированного пространства, места спрятанной и опасной силы, которую человеку ни понять, ни одолеть.
Как Вы можете охарактеризовать себя как писателя в двух словах?
Охарактеризовать себя, а уж тем более в двух словах, довольно непростая для меня задача. Но я попытаюсь. Когда меня спрашивают, чем я занимаюсь в жизни, я никогда не отвечаю, что я писатель. Хотя это звучит, конечно, гордо. Или даже горделиво. Потому что, на мой взгляд, утверждать такое – значит, относиться к писательству, как к ремеслу. Садиться каждое утро за стол, рассчитывать на регулярные дивиденды за свой труд, находиться в постоянной, непрерывной связи с издателями и конкурентами. Я не отношусь к писательству, как к ремеслу. Для меня это вдохновение, порыв. Когда я пишу, я испытываю радость. А если радости нет, я беру паузу.
Помимо этого, я не стремлюсь через писательство кому-то что-то доказать или кого-то чему-то научить. Для меня собственный текст – это всего лишь попытка поговорить с человеком. И даже если этот человек - единственный мой читатель, но поговорить с ним все-таки получилось, для меня это означает вполне себе достигнутую цель.
И последнее. На мой взгляд, создание текста, любого текста – это процесс, похожий на работу скульптора, который от своей каменной глыбы отсекает все ненужное и оставляет только прекрасное. Так и язык. Можно использовать его правила и формы как угодно. А можно отсечь все обыкновенное, мимоходное, будничное и оставить только самое, на твой авторский взгляд, прекрасное. Мне нравится процесс работы с каменными глыбами.
Когда Вы решили стать писателем и почему? Можно ли вообще принять такое решение самому или это решают где-то наверху? Кстати, наверху ли? Что Вы думаете о «божественной» составляющей таланта? Ведь есть мнение, что талант может быть дарован пишущему человеку не только Богом, но и кем-то ещё...?
Я не знаю, занимается ли кто-то вообще моей судьбой где-то наверху (или не наверху) и уместно ли рассматривать вопрос одаренности как божьего дара. Но я представляю, что поиск того, чем человек будет заниматься в своей жизни, определение того, что сформируется как смысл его жизни, похоже на движение в темной комнате, когда идешь и не знаешь, куда двигаться, и что готовит тебе каждый твой новый шаг. Делаешь шаг и получаешь опыт. Еще шаг – и еще опыт. А потом определяешь совокупность таких опытов, как выбор - это я хочу, а это не хочу, это я могу, а это не очень, это я определяю как бессмысленное или как самое важное в моем существовании. Такой выбор помогает двигаться дальше. Благодаря ему понимаешь, куда идти в темной комнате. Она становится не такой уже темной. Есть ли в этом движении через комнату божественное провидение или тайный договор с кем-то другим, являющимся в образе черного пуделя, я не уверена. Но я знаю другое: есть такой опыт, который способен человека, любого человека преобразить, приподнять над суетой будней, отвлечь от рутины повседневных дел, способен заставить трепетать и чувствовать себя счастливым. И если человек способен выбрать этот опыт, он по сути приближается к совершенству, к своему идеальному состоянию, высшему смыслу своего существования. И это делает он, только он в своей темной комнате. Поняла ли я уже, что именно делает меня счастливым человеком? Сложно ответить. Так же сложно, как и сказать, стала ли я уже писателем или еще не стала, есть ли у этого определения какая-то граница или это бесконечный поиск смысла жизни. Трудно ответить на такой глобальный вопрос. Ведь никто не знает, где и когда кончится темная комната.
Разрешите откровенный вопрос? Опишите, если можно, свое самое большое писательское достижение и самый впечатляющий провал?
Мое самое большое писательское достижение случилось тогда, когда мне было лет восемь. В школе дали писать сочинение. И оказалось, что мое творение сильно отличалось от всего того, что написали другие дети. Учителя с моей тетрадкой стали бегать, показывать ее друг другу, отправили в районо, а там - вообще повесили на доску почета. Успех этот я переживала, конечно, как триумф, как победу над скукой писания текстов в тетради. Но важнее во всем этом оказалось другое: я впервые поняла, что словом могу воздействовать на души других людей.
Самый впечатляющий провал? Был. Случился он однажды, когда весьма сомнительный журнал взял для печати худший из предложенных мной текстов. И опубликовал. Я тогда поняла, что плохие тексты ни при каких обстоятельствах не нужно показывать никому.
Опишите свою рабочую обстановку? У Вас есть свой личный писательский кабинет? Или писать приходится прямо на кухне? А может быть, вдохновение посещает Вас на скамейке городского парка? Как вообще Вы понимаете, что пришла пора сесть и работать?
Никак не понимаю. Потому что работаю я по преимуществу ночью, когда никто не отвлекает меня телефонными разговорами, не трезвонит почтальон, а моя семья, состоящая из людей и собак, не испытывает постоянной потребности интересоваться тем, как у меня дела. Ночь – это лучшее время для творчества. Все в мире спит. И потому ритм жизни заключается разве что в ударах по клавишам ноутбука.
На кухне я не пишу уже давно, как, впрочем, и в ванной, и в туалете, и на балконе в китайском пуховике при температуре +5 по Цельсию. Те романтически окрашенные времена давно уже канули в лету вместе с моей беспризорной московской жизнью. Однако место, где я теперь чаще всего пишу, мне бы не хотелось называть официозно, громко - кабинетом. Поскольку в моем доме - это самая маленькая комната, где умещается только самое необходимо мне для работы – стол, стул, шкаф с книжками и очень строгий диван, заваленный кипами бумаг.
В чем секрет успеха книги «Голодный остров» по-Вашему?
Я не стала бы забегать вперед. Книга только что вышла. У нее все впереди. Единственное, что я могу сказать уже сейчас: прочитавшие «Голодный остров» отнеслись к книге с интересом. Она что-то в них задела, тронула. А для меня это, как я сказала уже выше, самое главное.
Как изменились Вы сами после выхода книги? Или кардинально ничего не поменялось?
Никаких волшебных превращений, надеюсь, со мой не произошло. Однако после выхода книги несколько изменилось социальное пространство вокруг меня. Появились люди, которых заинтересовала тема, затронутая мной в «Голодном острове», возникла любопытная мне полемика. Кроме этого, работа над книгой подарила мне потрясающего человека, вдохновенного и отважного в своей работе – Дану Курскую. Это она выталкивала меня на поверхность, как угольную тележку из рудной шахты, она ни на минуту не переставала верить в рождение этой книги. И она оказалась права. Потому что теперь, оглядываясь назад, я говорю сама себе: это был действительно незабываемый опыт.
Какие советы Вы можете дать читателю, который приобрёл «Голодный остров» и готов начать погружение? Есть какие-то инструкции по прочтению?
Никаких особых инструкций и способов прочтения у моей книги нет. Просто читать и понимать, близко ли все это читателю на самом деле, волнует ли его эта тема или книгу лучше отложить.
Как окружающие воспринимают Ваш успех? Ваша семья поддерживает Вас как писателя?
Полагаю, об этом стоит спросить у окружающих.
Моя семья поддерживает меня всячески. Пожалуй, в этом смысле я могу считать себя по-настоящему счастливым человеком. Моей семье интересно то, чем я занимаюсь. Они готовы часами говорить со мной о сюжетных нестыковках и всевозможных перипетиях моих героях. Утром, просыпаясь, они приносят мне, еще не спавшей, кофе. Выгуливают меня вместе с моими новыми историями, переживают за моих персонажей и желают добра моим издателям.
Мила, что мешает Вам жить, а что помогает?
Чаще всего мешает слабость - ощущение беспомощности, невозможности по каким-то причинам что-то осуществить или изменить. И еще мешают дураки и бюрократы, когда они встают на пути реализации каких-то интересных, захватывающих идей. А помогают близкие люди, которым я благодарна за преданность, их доверие мне и любовь. Помогают места силы. Их не очень много. Но они есть. И пусть они не исчезнут никогда. Очень важная для меня поддержка – книги. Они меня утешают, вдохновляют. И еще у них самый пьянящий запах в мире.
О чем Вы мечтаете – и как писатель, и как человек?
О том, чтобы в моей личной комнате когда-нибудь взяли и включили свет.
Интервью подготовила и провела литературовед, филолог Ирина Тёмкина