***
Взлетим, упадём, пропадём и воскреснем,
но в этом жестоком прекрасном бою
иначе нельзя нам. Всё просто, всё честно –
я – вам свою душу, а вы мне – свою.
Такие в сей битве высокие ставки –
меж многими вами и мною одной.
Я – поле и воин, я – зона и сталкер,
и, если не страшно, ступайте за мной.
Куда мы идём, видит Бог, я не знаю,
я только и знаю, что надо идти,
что слов перелётных печальные стаи
летят и летят из разжатой горсти,
что там, куда я вас веду безрассудно, –
ни голенькой правды, ни маленькой лжи.
Там сложное – просто, а лёгкое – трудно,
и мера за меру, и жизнью за жизнь.
Но сказано было: умрут и воскреснут,
очнутся, вернутся в житьё да бытьё.
А та, что звала за собой в неизвестность,
она и ответит – за всех и за всё.
Чужая война
1.
Мне снилась бухта в дымке зыбкой,
Звенящий синий окоём,
Слова, как пойманные рыбки,
Сверкали влажным серебром,
Мне снился солнца рыжий мячик,
Крылатый парус, лёгкий бриг
И двое: девочка и мальчик,
В песке нашедший сердолик,
Мне снился добрый, сильный, пенный,
С тугой летящею волной,
Мой Понт Эвксинский драгоценный,
Мой берег южный золотой,
Мне снился тёплый снег в Алуште,
И дом, и в доме зеркала...
Но не был март – великодушным*,
Весна – весною не была,
Слова кололись зло и остро...
По воле чьей? По чьей вине?
И мой счастливый полуостров
Счастливым только снился мне.
* "Март великодушный" – стихотворение Булата Окуджавы.
***
Когда наступит тишина
в оглохшей маленькой Вселенной,
где – ни звезды, а только стены
и окна видишь из окна,
что делать мне, мой добрый Б-г,
в её спасительных угодьях –
плоды и сок целебных гроздьев
полуживой пойдут ли впрок?
Что сможет слабая рука,
гортань, отвыкшая от слова?
Вернутся ли, вернутся ль снова
мои потешные войска?
Мундиры, сабли, звон и медь,
меня слепившая когда-то:
все – генералы, все – солдаты,
и все готовы умереть,
и дробь, и ноги в стремена,
и тайный знак на стяге вышит...
Когда наступит тишина, смогу ли я её услышать
***
Бог сохраняет всё, особенно слова...
И. Бродский
Сотрёшь или порвёшь, и, выдохнув едва,
забудешь, а они вернутся непременно.
Бог сохраняет всё: особенно слова,
и потому слова вовек неубиенны,
и потому живут: внутри тебя, вокруг –
в земле, дожде, листве берёзы или бука:
стекает по стеклу не капелька, а звук,
мерцают меж ветвей не яблоки, а буквы.
В молчании стены, в дыхании костра –
нетленны, как душа, вне времени и места...
А странный этот мир – не проба ли пера,
не есть ли черновик божественного текста?
И будет, как тогда: гончарный старый круг,
и глина льнёт к рукам, и печка жаром пышет,
и в гулкой тишине расслышав новый звук,
Он всё перечеркнёт и набело напишет.
* * *
Ни стёртых лиц, ни вымученных строчек,
Ни улиц, ни помоек, ни машин...
Ты – далеко. Ты – путевой обходчик.
Живёшь себе и царствуешь в глуши.
Пресветлый царь! Вот удочки, вот лыжи
Да слепенькая чистая изба.
Ты уцелел – чего ж ещё? Ты выжил,
Ты путь хранишь, а путь хранит тебя.
Ты всем простил, и все тебе простили,
Ты всё забыл. Что помнить – пьянь да рвань?
В скиту, в углу, на краешке России,
Эй, кто-нибудь, попробуй-ка, достань!
Ты далеко от торжища и боя. Ты – в меньшинстве.
Но что есть меньшинство?
Твой путь с тобой и твой Господь с тобою.
А более не нужно ничего.
* * *
А.О.
Кто-то небо усыпал крошкой,
Мелкой-мелкой, цветной, холодной...
Я лечу над лесной сторожкой,
Я невидима и свободна.
Подо мной – серебрится зелень,
Надо мной – голубеют воды.
Станет скучно – гляжу на землю,
Станет трудно – держусь за воздух.
Я лечу – над мостом и пашней,
Я над словом лечу и делом,
Над тобой, над собой вчерашней
И над тем, что вчера болело,
Я лечу, потому что вереск
Пожелтел, значит, скоро стужа,
Потому что всё дальше берег,
А река всё темней и глубже,
Я лечу, потому что полночь,
Потому что душе угодно,
Потому что однажды вспомню:
- Я невидима и свободна!
***
Ты всё-таки ушла, не отпирайся.
Об этом знают вишня и Луна.
Душа моя, моя Суо-но Найси*,
Зачем ты бродишь вечером одна?
Так ветрено сегодня, так тревожно
Теней кружатся пятна и штрихи...
Кому ты пишешь так неосторожно
Свои неосторожные стихи?
Но ты не слышишь. Ветер, сильный ветер
Пронзает и раскачивает тьму.
Здесь – только мы. Но есть и кто-то третий,
Чьё имя ты не скажешь никому.
Ну разве, лепесткам той самой вишни,
Холмам или поющему ручью...
Ну, что ж, молчи, храни тебя Всевышний
И удержи у ночи на краю.
Мне б только разглядеть тебя сквозь темень,
Представить, угадать, в конце концов –
Твои одежды цвета хризантемы
И бледное прекрасное лицо...
Теперь иди! Иди – и возвращайся,
Пиши стихи, печаль испей до дна.
Но если ветер... О, Суо-но Найси!
Зачем ты бродишь вечером одна?
*Суо-но Найси (Суо-но Найши) – одна из величайших японских поэтесс, жила в 40-80 г.г. Х1в. (Хэйанская эпоха – золотой век японской культуры).
***
Тот же вопрос на ежевечерней поверке,
где бы ты ни был – в Хайфе, Нью-Йорке, Мадриде:
что остаётся? Заглядывать в зеркало,
не удивляться, если себя не увидел,
просить тишины, смотреть на звезду в окошке
(может быть, сжалится, может, шепнёт словечко),
слушать, как воет где-то вдали неотложка,
словно ракета, врывающаяся в вечность,
а также ввиду подступающей темени
(да, той самой, без зрителей и декораций)
одним лишь голосом сражаться со временем,
сознавая бессмысленность ситуации...