***
Когда в конце концов история осудит –
или прославит как уже бывало –
тиранов с их кровавыми руками,
останется оплакивать их жертв.
Но через грохот водопада слёз
пробьётся сорняком: «Так им и надо».
Экклезиаст печально усмехнётся:
«Ведь я же говорил вам, говорил».
Бредёт история по замкнутому кругу
добра и зла, и если всё проходит,
то разве что на время, чтоб вернуться.
Цветами жизни расцветают дети
и ягодками новые тираны
в песочницах играют в куличи.
***
Осколки неба в тусклой луже,
с пустым стаканом водолей.
Бывали времена и хуже,
Но не было времён подлей.
И на старуху есть проруха,
и ждёт ловца голодный зверь,
и не понос, так золотуха,
и что есть смысл – поди проверь.
По кругу ходит кот учёный
экклезиастовой тропой,
табак мочёный, конь лечёный –
всё есть, как есть, хоть плачь, хоть пой.
Под нос себе мурлычешь что-то
и улыбаешься сквозь слёз,
и пробивается добрóта
сквозь не отвеченный вопрос.
В ночи белеет ангел бедный,
чуть слышно крыльями шурша,
сума пустая, грошик медный,
себя зовущая душа.
***
Между светом тем и этим,
между жизнью здесь и там
стынет птицей свежий ветер,
ходит время по пятам,
память сочиняет сказки,
день легко клонѝт ко сну,
тени ходят, без опаски
озираясь на луну,
бредят войны кровью новой,
бредит миром бедный мир,
дух еловый, гроб сосновый,
к шее ластится вампир,
божьи мельницы неспешны,
жизнь трещит на жерновах,
тьмы сиянье, свет кромешный,
соль земная на губах,
два луча в ночи зелёных,
вход, восход, заход, исход,
шорох карт судьбой краплёных,
шалый дух, нормальный ход.
***
На золотом крыльце
да в золотой пыльце,
крылышки не смыкая, так бы сквозь время и плыть,
крыльями не шевеля
в прозрачности хрусталя,
куда паутинка тянет свою серебристую нить.
Но вертухаев глаза,
но на ногах железа,
пыльца золотая или на пальцах чужих пыль?
Крылья ломает боль,
губы съедает соль,
душа волочёт тело, в небыль вбивая быль.
Посверкивают с крыльца
два золотых кольца –
это очочки новые сытого палача,
под ними мокрые губы
и на плечах душегуба
уютно лежит шуба кожей с чужого плеча.
как ни крути
1.
Ты всё ждал, что придёт другая эпоха –
ну, не рай, но чтоб не было слишком плохо,
водку пил с душком пригаражной лужи,
чтоб не слишком плохо, а вышло хуже,
вопреки всему уповал на удачу,
льстил себе, оставляя таксисту сдачу,
ты завязывал шарфик, как велено, бантом,
в ресторане робел перед официантом,
выжимал из безумия ханов смыслы,
не снимал с плеча лямки и коромысла,
не видал Коктебеля и забугорья,
воевал с колорадским жуком и молью,
календарь по башке отстукивал годы,
ты сидел, ожидая у моря погоды,
под тебя, как под камень, вода подтекала
и кукушка до ста двадцати куковала,
не забрала тебя под забор канава,
не легли на тебя ни позор, ни слава,
не достали ни милость, ни гнев господский …
Не коси под Бродского. Ты не Бродский.
2.
Теперь, когда пытаюсь вспоминать
давно забытое, как время до рожденья,
припомнить не могу, сбиваюсь и опять
впадаю в памяти слепое наважденье.
Истёртых книжек записных глухой намёк
и фотографий выцветшие лики,
в слепой ночи прозрачный огонёк,
осколки, черепки, обрывки, блики.
В песке меж пальцев золотинки дат,
в воде меж пальцев золотые рыбки,
знакомо всё и всё же невдогад,
о чём и чьи то слёзы, то улыбки.
Рябь по воде, от камушков круги,
зелёное перо от Синей Птицы,
то мне, то мной прощённые долги,
то целый мир в потрёпанной вещице.
Чем был, чем стал, что в лад и что не в лад
с самим собой, с надеждой и судьбою?
Что дым отечества и что пожара смрад?
Что было истиной, что глупою божбою?
Зачем ты лгал, когда нельзя солгать,
и правду говорил, когда соврать бы?
Как ты сумел полжизни проморгать?
Зачем играл в собачьи эти свадьбы?
Не лги себе, не говори забыл –
ты помнишь всё, к чему с собой лукавить?
Так оглянись на то, каким ты был,
чтобы понять, что на правѝле править.
Но снова рубль меняешь на пятак.
Садится солнце и луна всплывает.
И память говорит: «Всё так, всё так»
и снова забывает, забывает.
3.
Как ни крути, а время отшумит,
ничто – и жизнь твоя! – не бесконечно,
и в протоколе вскрытия Covid
и happy end обнимутся беспечно.
Какая разница?! Плевать на протокол!
Слова, слова – пусты, как взгляд слепого,
и голосист щегол, и гол король,
и шрамы смертной бледности багровы,
и жизнь живёт, пока душа жива
щека к щеке, дыхание к дыханью,
а прочее – слова, слова, слова,
взывающее к жизни умиранье.
Пустые словеса убьют любовь,
вколотят в горло первозданность зова.
Так помолчи, заткнись, не пустословь,
молчи, молчи, не говори ни слова.
***
Сказать – да нету слов. Молчать – да нету силы.
Семи ветров разбой срывает флюгерá.
А плотнику-то что – возводит он стропила
с усердием плотин строителя-бобра.
Мелькает в déjà vu отгнившая держава,
всё тот же душный дух под музыку Орды,
и даже по весне берёзы листья ржавы,
и даже в счастья час полшага до беды.
А плотник знай себе стропила тянет выше
и лёгок дух смолы под лаской топора,
а там глядишь встаёт и петушок на крыше
и тянутся к нему с семи сторон ветрá.
И прошлое придёт, а будущее в прошлом
растает, как благих намерений туман,
и дошлый петушок в стремленьи суматошном
вдохнёт семи ветров томительный дурман.
И мельница ему откликнется господня –
бог мелет медленно в мукý истошность мук,
и нынче – как вчера, и завтра – как сегодня,
и дятлов-топоров не умолкает стук.
***
Но кому-то ведь надо играть на дуде…
Леонид Латынин
В трёх соснáх заплутал неизведанный путь,
в трёх напёрстках запутались жизнь и судьба,
разлетелась по каплям прозрения ртуть
и собрать не помогут волшба и божба.
Ты такое бы мог, что зашёлся бы бог
от восторга и все отпустил бы грехи,
а ты словно школяр теребишь свой мелок,
отбиваясь от лезущей в ум чепухи.
Но когда поулягут круги на воде,
ты поймёшь, что всё это игра суеты
и кому-то ведь надо играть на дуде,
а ты любишь играть.
Почему бы не ты?
2020 год