1
На смешные разборки в кухонном чаду
Отзывается детская память хотя для рассвета рано
Мятный запах в ржавеющем днище вода из крана
Ожидание пыток в недетском саду
Грубых взглядов трамвайного пьяного мата
И отточенных лезвий из детских акульих ртов
Врукопашную с мыслями ладно все это вата
Или детство и проклятый трижды Ростов
Город дважды могил и заросших змеиных балок
С чем сражаться бы все ещё я могла
Осквернённых могил этой руганью из-за угла
Мы жиды и рассвет хоть пришёл но довольно жалок
С кем сражаться когда только первый рассвет
Или первая ночь и Господь только что ее создал
Нет ни Канта ни Людвига чтобы молиться звёздам
Есть ворота и головы львов и царапин след
На просохшей к утру штукатурной шкурке
Прямо там где роскошная львиная грива
Убирайтесь в Израиль жиды придурки
Я привыкла и память со мной терпелива
Но тогда ещё не было слова обиды ватник
Был всклокоченный и бородатый дворник
Пианино и книги Бог создал мои дорогие корни
И жиды уже были и выдрано слово привратник
Ночевавший в пустом и пропахшем мочой подвале
И Господь так серьёзно продумав и свет и тьму
Всех нас свёл подо львами молиться Ему
И жиды были созданы только едва ли
И теперь моя память упрямый неясный друг
Отдалённым во времени бумерангом
Шлёт мне свет и раздрай от стихов что повыше рангом
Чем мои будут даже поближе туда к одру
Я не плюну в мой прошлый в мой милый родник
Где жиды или ватники в общем одни и те же
Ну оставь меня Боже дай воздух свежий
У меня только память и где-то ее двойник
2
Год какой-то там тысяча девятьсот еще жив Пазолини
Он и матушка в Риме хотя бы ещё на картинке
Брюки клёш у него а у нас лишь на чёрном рынке
Где следы от галош убивают вечерний иней
Он безумен прекрасен и жить должен лет до ста
И палаццо похоже как здесь на кухне
Где свирепая коммуналка свет в туалете тухнет
Словно в кинотеатре замедленный реостат
У меня продолжается жизнь из его шедевра
Там где мучают всех до последнего кадра
Но и я в коммуналке похоже играю кадавра
Все ещё в тех годах до валюты евро
И не будет ни воли ни радости мыться в горячей ванне
Я все там и как вены крест накрест сосуды
Шлангов душа воды для белья и посуды
Что скребёт чья-то бабка святой помолившись Анне
3
Жёлтый месяц нечаянно сел на кол
От готической церкви шпиль и на нем ворона
Я зажму за щекой мой ненужный обол
Перед тем как заказывать UBER Харона
Перед тем как узнать что и как в этой книге
Где страницы начала листаешь назад
Леворукий народец где вера вериги
И вокруг бьет поклоны другой благоверный ад
Но напрасный труд восхищаться страной где не был
Я на Родине словно и не была
Родилась между сушей водой и небом
Вот и Родина маленькие мои дела
Я могу разговаривать на прошедшем русском
На Втором английском и даже Parle France
Или попросту глядя на кнопку пуска
Очень молча промолвить Да но совсем в конце
Не желаю толпы человек в девяносто
Что опасливо гладят жёсткую шерсть
А потом пинают немедля такая жесть
Не меня неважно кого так просто
Только вот никогдашеньки ничегошеньки не пойму
Что за странная Родина на другой половине шара
Вроде вертишь ногами его как в дыму
Устаёшь бесконечно проклятая ты лошара
Не придвинувшись к цели совсем ни на миг
Может Родина это только слово тугое
Может клятва молитва и то и другое
Мне не ведомых войн под цветными знамёнами
Ведь вначале Слово потом языки и предки
И понятное слово если б не Вавилон
Наливаю горячий чай и кладу лимон
Словно желтый ломтик луны с осенней ветки
4
Те годы связаны и развязать нельзя.
Мы жили ночью, через все помехи
Звук радио, дурак колол орехи,
Шумела страстная среди зимы гроза.
Приёмник непонятных волн коротких,
Колесный Зингер, звяканье ножной машинки,
Из камня вырезали истуканов инки,
Их голоса возились как жуки в коробке.
Под пальцами пергамента листва
Запретных слов плоды, надгрызенные Евой,
Стихи волшебный шарик Рождества,
Пока шагаешь левой левой левой.
Упрямые рабы, их терракотовые взводы
Десантников, поддавших вдрабадан.
На антресолях легкий чемодан
И партитура Людвиг Вана Оды.
Но я была тогда под стать неверной Еве
Не доверяла никому, мой Бог был Бах.
В пыли на полке дотянуться еле
Евангелий пергамент для раба .
Там не было ни предисловий, ни имён,
Но блеклые пятидесятых копий буквы,
Чья сила с нежностью любимой куклы
Повергла змея с красной бахромы знамён.
И Ариосто, и монахи из таверны
Аминазин, прописанный врачу.
О Слово, Бог мой, нежный, верный,
Несущий сам себя как жертву палачу .
Ни сожаление, ни совесть столь остры,
Преступная душа стыда не знала,
Свернувшись в мой тайник под одеяло
Читала строки, словно жгла костры.
Там был внезапный грохот водопада,
Мне больше не найти в чудесном мире
Ни тьмы, ни мата рабского уклада,
Но Ниагару, да, в пустом сортире.
Теперь развязка как кладбищенский гранит.
Я так и не узнаю, не желаю верить.
Я не подсматривала, не взломала двери.
Кто и зачем пергамент мог хранить.
Там были странные обычные листы.
А я всегда и скрытна и преступна.
Все уходили, в окна билось утро,
Шуршали волчьей ягоды кусты .
О Шерлок Холмс Страстей по Конан -Дойле!
Не смог бы и апостол их расшифровать,
Как зэк, старательная сволочь в доле,
Я все утаскивала на свою кровать.
И Боже мой, лишь через двадцать лет и пусть
Я с ужасом восстановлю картину,
Клетушка без удобств, отчаянная грусть,
Примерка ненависти, все потом отрину,
Я отпихну ковчег, где по талонам твари,
Где всякий зяблик коммунальной кочки.
В листах слова: стихи принёс Имярек,
Подписано: докладывал Источник.
Мой Бог, что все ещё был не рождён,
Мария что опять была невинна,
И Голубь с красных как в крови знамён,
Мир- яблока обгрызенная половина,
Я только знаю все Слова и суть чекистов,
Щегла, и Тинторетто, и погост тюрьмы,
Источник , может, света, может, тьмы,
Был мамочки моей, доверчивой и чистой.
5
Мне жизнь давалась как рукопись без слов
Я не пыталась письмо называть письмом
Ложилась под утро вставала в восьмом
Алфавит был лишь раб на галере весло
Не отсылать я пыталась но ветер нёс
Или же сами строки бежали прочь
Только лишь утро сменяло ночь
Ночь или утро вот в чем вопрос
Ответ невозможен был даже под дулом ружья
Тобою написан а мной прочтён
Тобою Богом мной дурачьём
Те письма были мои мужья
Качалось лето плыла зима
И радиация от моей Фукусимы
Была во мне или я сама
И письма были невыносимы
Сходила с ума напевая без устали
С твоим молчанием мой диалог
Твои насмешки мне в спину устные
Что я лишь юродивая ты лишь Бог
И все они сосланы словно домой
В почтовый ящик с названием spam
Я писала Вам Боже мой только Вам
Только Тебе Боже мой Боже мой
6
Я на рассвете зажигаю лампу на окне
Облепленную мошкарой под вечер
Мерцающий маяк в сплошной волне
И знаю только лампы свет не вечен
Моя потухнет раньше чем твоя
Чудесная и точная дорога
Пересечёт опасные края
Моих магнитов правда их немного
Осталось на моем окне
Я закрываю адрес и почтовый ящик
Ты встретишь многих лучших настоящих
Других но вспомнишь обо мне
7
Не бойся медленным и петербургским тоном
И фраза преисполнена добра
Волнистый воздух уезжает брат
Во времени теряясь оном
Двух желтых полосатых ос патруль
Влетающий через прорывы в сетке
Клубничный дух из низеньких кастрюль
Угар в кухонном мире едкий
Уедет брат и потеряю навсегда
Он был мой Бог и радость идеала
Но так мучителен тот звук под одеяло
Вползающий из кухни где бежит вода
8
Я говорю ему я знала не тебя,
То был не ты, а лишь мираж и опий
И радость бредить слово теребя,
Метафоры пасти из ядовитых копий,
Пока ты там блистал как аурума пряжа,
Ты был нежнейшей из моих утопий.
И все ещё ты есть и даже
Меня забыл как брошенный браслет
У перекупщика после удачной кражи.
Я ведь тебя не знала, вслед
Привычной радости как в дым вплывая.
Ты счастие моё, ты мой безумный свет,
Звезда над ночью голубая
9
В Иудее минутам тогда б перестать
Солнце выжгло бы все часы
Тень отбрасывали б только три креста
В три протяжные полосы
Было б тело как гномон провисших минут
А шкалою бы вся Иудея
Сдав гематрию всех иудеев под кнут
За века до прихода зверя
Эта грусть эта суицидальная власть
Словно в три часа пополудни
Всякий раз закрываю глаза и хрясть
Слышу звуки бича сквозь будни
10
Только свечку найду, фитилёк подожгу, ах,
Побреду на неслышных пустых ногах,
Поплыву на ногах, словно я гондольер, верь,
К небосводу, где каждая тучка зверь,
Впереди пустота, как у Данта, чуть слышный хор,
Только я заплутаю в кругах сквозь гор.
Встречу там, может быть, посреди огня
Взгляд спокойный, спокойный внутри меня.
11
Найдёшь покой, прошепчут облака,
Взлетишь, газообразен как и мы,
В рассветный воздух огненной каймы,
Что маслом пишет мастера рука.
Взойдёшь в свой сад спокоен, не проси,
Но будешь все ж молить отмены,
По приговору с колющей оси
Взлетев как акробат с арены.
Взойдёшь в свой сад и веток параллели,
Земли и неба звёздный обод HALO
От лилий белых тонкий елей.
Отец, нельзя ль чтоб миновала,
У чаши гравитаций вес
И кластеры из слабых чисел,
Мой взлёт сквозь купола небес
От предсказаний не зависел,
И спят друзья, не зная правил боя,
Гематрии простой расчёт,
И пунктуации наивно ждёт
Писаний небо голубое
12
Ожидание скрутит, мой друг, что ж теперь,
Проплывут лишь в рапиде на голубое с белым
Облака или купол, рассыпанный мелом,
Или дверца сюда, папа Карло, не верь
Нарисованному очагу с дровами,
С негодяями, что имеют деньги,
Чтоб растаптывать хрупкое сапогами,
Нарисовано или нет, и тень ли.
Подбегут, вырвут листики с буквами из руки,
И за ниточки будут дергать паяца свирепо,
У Пиноккио гвардия лук да репа,
Да прозрачные вислые пауки.
13
Рассветный сумрак непонятен здесь и там,
В колючем воздухе аккорды хора,
Земля из снега или грязи отлита.
Дочь просит фейхоа без слов укора.
И время спицами насквозь и эхо гамм
У серых как шинель пятиэтажек тоже,
Скелеты улиц, Минотавра храм.
Ребёнок просит фейхоа, о Боже.
Я нахожу загадочный зелёный плод,
Как будто после ядерного взрыва
Нам нужен этот кисло-сладкий йод.
Когда б могла, я денег бы нарыла.
И мысли металлический конец
Проходит через лет больную плоть.
Я догнала, он южный продавец,
И запах йода и заветное тепло.
Я изгнана из времени тайком.
Ковчег закрыт, мне говорит Noah.
Глотаю кисло-сладкий слёзный ком,
Я принесла ребёнку фейхоа.
14
И все что было пару лишь веков назад
Пришлось бы вдруг забыть манкурту
И коммуналок вялый пульс поутру
Когда животные вжимают тормоза
И все по плану раб в обойме винтик
Освободившись в чистое ярмо
На Хадсон-ривер гросери дерьмо
Фальшивых бюргеров на бакс подвиньте
Теперь куда униженнее раб готовый
Забывший запах во дворе уборной
Жужжащих мух зелёных своры
И первый странный зов любовный
И пластик карточек работы в оборот
Кредитных жуликов церковных коммунистов
Все поменять сбежать hasta la vista
С лгунами клириками грёбаными в грот
Проклявший память неудачный винтик вынут
Ошибки и доверчивость навзрыд
Жизнь тикает изображая мину
И золото расколотых корыт
И вдруг случайно в радио приткнётся
Ночной хрусталь из волн рояльной ткани
И обреченно чай взболтнув в стакане
Услышать изнутри напамять Моцарт
15
Вернусь на Пятой авеню патруль
Empire State Building и высокий статус
У полицейских вид забытых статуй
В жилетах скроенных для пуль
Я обману в карманах ни копейки
Ни ножик и ни пистолет
Оставлю ножницы не точены сто лет
Оружие стареющей злодейки
Поднимут лифты и кругом враги
Мне не упасть сквозь зарешёченные окна
На расстояние наплюй беги
Пронзив собой стеклянные волокна
И полетишь конечно полетишь
В броске измученная кобра
Возлюбленного мира тишь
Увидит ли мой друг мой образ
Мгновенно вдруг подумав обо мне
А воздух туг как паруса Гомера
Аллюзий чьих-то в облачной волне
Над Trinity лечу сестра химера
Гаргульи с позвоночников церквей
St John и детский вертолётик дрона
Всё улетела пролистай скорей
И nevermore кричит ворона
16
О Боже мой меня сдают как города
Враги уныния и содомия страха
И дезертиром тело как рубаха
Сползает порванное навсегда
Кого добьёт как добивают кошку
Камнями человеческие дети
Какая радость в смерти понемножку
Дробить живое в сумрачном рассвете
И выплывает на подмостках тень халифа
Ваш чёрный человек такая дрянь
Зачем я здесь душа моя восстань
Там свет и тень очередного рифа
Зачем я здесь и не разорван круг
Тупой лисицей в свете фар лишь астма
В дыхании зверином ритм дуг
Полоска у зари как губы в красном