***
Слушал бешеную вьюгу.
Окна отворял.
Убежал с женою друга -
друга потерял.
Все нескладно, все неладно,
пустота вокруг...
Друг, возьми жену обратно.
Возвращайся, друг.
***
Славы я избежал
(это минус иль плюс?)
и в дому моем
щедрая бедность.
Я сижу над стихами,
я стихами травлюсь -
молоко мне давайте
за вредность.
До вторых и до третьих
не сплю петухов,
пред нелегкой строкой
не пасуя.
Но когда проложу
километры стихов,-
хоть кого-то
стихами
спасу я?..
Requiem
Дымами стали девочки в Литве,
и в Киеве, и в Гомеле, и в Польше.
С любимыми не свидеться им больше.
Одной росинкой больше не траве.
Уже не встретить юношам невест.
Те девочки давно дымами стали.
Поют на идиш девочки с небес.
Дымами стали - звать не перестали.
Ночное пенье слышишь ли вдали?
Как можно спать, смежив блаженно веки?
Нам не простит те девочки вовеки
того, что песню мы не сберегли.
Шлимазл
Трусил прыгать с вышки,
из винтовки мазал.
Какой там сокол сталинский -
есть как есть шлимазл.
Но в боях под Ельней
пал он в поле чистом -
не шлимазл вовсе,
а герой отчизны.
Там и утрамбован
в общей яме братской.
Кто шлимазл, кто сокол -
где тут разобраться…
и в Киеве, и в Гомеле, и в Польше.
С любимыми не свидеться им больше.
Одной росинкой больше не траве.
Уже не встретить юношам невест.
Те девочки давно дымами стали.
Поют на идиш девочки с небес.
Дымами стали - звать не перестали.
Ночное пенье слышишь ли вдали?
Как можно спать, смежив блаженно веки?
Нам не простит те девочки вовеки
того, что песню мы не сберегли.
Шлимазл
Трусил прыгать с вышки,
из винтовки мазал.
Какой там сокол сталинский -
есть как есть шлимазл.
Но в боях под Ельней
пал он в поле чистом -
не шлимазл вовсе,
а герой отчизны.
Там и утрамбован
в общей яме братской.
Кто шлимазл, кто сокол -
где тут разобраться…
Поэт
Жить не умел. Пил соки да крюшон,
а водку иль коньяк раз в год, не чаще.
Жить не умел, и многим был смешон
его апломб и взор его горящий.
Но по ночам нетленное творил,
когда пером к бумаге прикасался.
Жить не умел. Он, собственно, парил
над жизнью – и ещё смешней казался.
Правительственных званий не имел.
Да и других. Зачем, скажи на милость?
Жить не умел. Зато любить умел,
как мало кто. Увы, не пригодилось.
Любой торжественный дурак...
Любой торжественный дурак
у нас начальник над поэтами.
В отчизне беспросветный мрак,
и обречен поэт поэтому.
Все перебиты соловьи,
давно их трель вождям наскучила.
Вожди народной ждут любви
и требуют вранья трескучего.
Одни поэты пали ниц,
другие, в ком побольше мужества,
сбежали в заумь без границ
иль в истеричное кликушество.
Но я обычные пишу
стихи. Ни с теми я, ни с этими.
С провидцами я не дружу,
с девицами дружу отпетыми.
Сосед
Через стенку я был соседом
кроткой пары немолодой.
От меня доставалось им крепко,
я ведь парень-то холостой.
Вечно музыка, вечно танцы,
коромыслом дым до утра.
Иногда лишь они роптали:
закругляйся, мол, друг, пора!..
Я, конечно, не закруглялся,
я себе цену знал сполна:
я поэтом был комсомольским -
наивысшая мне цена.
Я в фаворе был у издательств,
у журналов. Стихи - текли.
И обратно ко мне стекались
привилегии и рубли.
Мой сосед на машинке тюкал
и стишата свои кропал,
а когда уставал он тюкать,
то жену свою заставлял.
Душу ранил он, графоманил
и жену терзал много лет.
Не считал я его поэтом.
Твердо знал я, что я - поэт!
И тем более доказательств
у меня-то хоть пруд пруди:
мое имя во всех журналах,
а его - поищи, найди!
Не здоровался с ним я даже,
не входил он в мой близкий круг.
Хоть Ахматова с ним дружила,
мне-то что? Мне Фадеев друг.
Я своим пепелящим взором
охмурял ненасытных дам.
Он смотрел на меня с укором,
нищий, маленький Мандельштам...
Нет соседа давно на свете,
в лагерях пропал навсегда.
Только нынче вдруг оказалось:
он - Поэт. Кто же я тогда?..
Вариация с реминисценциями
Разбитые сердца не починить -
не пробуй, не пытайся, не колдуй.
Удача, я твой худший ученик,
оболтус, второгодник, обалдуй.
Нет, я не плачу не твоем плече.
Осколки смоет вешняя вода.
Кто был никем, с годами стал ничем
и с этим примирился навсегда.
Никто не хочет жить своим умом.
А где взять ум? Сплошной неурожай.
Удача, я прошу лишь об одном:
детей моих лелей, не обижай.
Детей мне жаль: им взрослость предстоит -
унылая, обидная стезя.
Разлука-разлученье нам грозит
и - вечный бой. Без этого нельзя.
Как материнства ввек не отменить,
так и погибель прет со всех сторон.
Отцы и дети: рвущаяся нить,
жестокая нелепость всех времен.
Поговорим о странностях любви,
она одна прекрасна без прикрас.
Коль нет любви - то в клочья душу рви,
коль есть любовь - сгорай ненапоказ.
Хотя порою след ее кровав,
понятен он тому, кто прегрешил.
Она - любовь - всегда во всем права:
в осколки сердце? - значит, заслужил.
Разбитые сердца не починить -
не пробуй, не пытайся, не колдуй.
Удача, я твой худший ученик,
оболтус, втрогодник, обалдуй.
***
Мама джем клубничный
ест. Ей очень нравится.
Полумрак больничный.
Мне с тоской бы справиться.
Слезы проглочу,
невпопад шучу.
...Винтовая лестница
среди терний тянется,
устремляясь вверх.
Не пройдет и месяца,
с мамой мы расстанемся.
Навсегда.
Навек.
***
Жил в каморке, ел в обжорке,
пил все то, что люди пьют...
А теперь живу в Нью-Йорке,
здесь последний мой приют.
Раньше верилось и пелось,
нынче все оборвалось:
что хотелось - расхотелось,
что мечталось - не сбылось.
Век скулит, как пес, надсадно,
вязнет в собственной крови.
Не зови меня обратно,
душу мне перекрои.
Кто подскажет мне
Кто подскажет мне простые
безыскусные слова?
Никого вокруг. Пустыня.
Называется Москва.
Надо рвать, крушить и мчаться
в те края, где ждут меня.
Прощевайте, домочадцы,
покатил судьбу менять!..
Отчего же сердце стынет?
Почему душой продрог?
Никого вокруг. Пустыня.
Называется Нью-Йорк.
Жить не умел. Пил соки да крюшон,
а водку иль коньяк раз в год, не чаще.
Жить не умел, и многим был смешон
его апломб и взор его горящий.
Но по ночам нетленное творил,
когда пером к бумаге прикасался.
Жить не умел. Он, собственно, парил
над жизнью – и ещё смешней казался.
Правительственных званий не имел.
Да и других. Зачем, скажи на милость?
Жить не умел. Зато любить умел,
как мало кто. Увы, не пригодилось.
Любой торжественный дурак...
Любой торжественный дурак
у нас начальник над поэтами.
В отчизне беспросветный мрак,
и обречен поэт поэтому.
Все перебиты соловьи,
давно их трель вождям наскучила.
Вожди народной ждут любви
и требуют вранья трескучего.
Одни поэты пали ниц,
другие, в ком побольше мужества,
сбежали в заумь без границ
иль в истеричное кликушество.
Но я обычные пишу
стихи. Ни с теми я, ни с этими.
С провидцами я не дружу,
с девицами дружу отпетыми.
Сосед
Через стенку я был соседом
кроткой пары немолодой.
От меня доставалось им крепко,
я ведь парень-то холостой.
Вечно музыка, вечно танцы,
коромыслом дым до утра.
Иногда лишь они роптали:
закругляйся, мол, друг, пора!..
Я, конечно, не закруглялся,
я себе цену знал сполна:
я поэтом был комсомольским -
наивысшая мне цена.
Я в фаворе был у издательств,
у журналов. Стихи - текли.
И обратно ко мне стекались
привилегии и рубли.
Мой сосед на машинке тюкал
и стишата свои кропал,
а когда уставал он тюкать,
то жену свою заставлял.
Душу ранил он, графоманил
и жену терзал много лет.
Не считал я его поэтом.
Твердо знал я, что я - поэт!
И тем более доказательств
у меня-то хоть пруд пруди:
мое имя во всех журналах,
а его - поищи, найди!
Не здоровался с ним я даже,
не входил он в мой близкий круг.
Хоть Ахматова с ним дружила,
мне-то что? Мне Фадеев друг.
Я своим пепелящим взором
охмурял ненасытных дам.
Он смотрел на меня с укором,
нищий, маленький Мандельштам...
Нет соседа давно на свете,
в лагерях пропал навсегда.
Только нынче вдруг оказалось:
он - Поэт. Кто же я тогда?..
Вариация с реминисценциями
Разбитые сердца не починить -
не пробуй, не пытайся, не колдуй.
Удача, я твой худший ученик,
оболтус, второгодник, обалдуй.
Нет, я не плачу не твоем плече.
Осколки смоет вешняя вода.
Кто был никем, с годами стал ничем
и с этим примирился навсегда.
Никто не хочет жить своим умом.
А где взять ум? Сплошной неурожай.
Удача, я прошу лишь об одном:
детей моих лелей, не обижай.
Детей мне жаль: им взрослость предстоит -
унылая, обидная стезя.
Разлука-разлученье нам грозит
и - вечный бой. Без этого нельзя.
Как материнства ввек не отменить,
так и погибель прет со всех сторон.
Отцы и дети: рвущаяся нить,
жестокая нелепость всех времен.
Поговорим о странностях любви,
она одна прекрасна без прикрас.
Коль нет любви - то в клочья душу рви,
коль есть любовь - сгорай ненапоказ.
Хотя порою след ее кровав,
понятен он тому, кто прегрешил.
Она - любовь - всегда во всем права:
в осколки сердце? - значит, заслужил.
Разбитые сердца не починить -
не пробуй, не пытайся, не колдуй.
Удача, я твой худший ученик,
оболтус, втрогодник, обалдуй.
***
Мама джем клубничный
ест. Ей очень нравится.
Полумрак больничный.
Мне с тоской бы справиться.
Слезы проглочу,
невпопад шучу.
...Винтовая лестница
среди терний тянется,
устремляясь вверх.
Не пройдет и месяца,
с мамой мы расстанемся.
Навсегда.
Навек.
***
Жил в каморке, ел в обжорке,
пил все то, что люди пьют...
А теперь живу в Нью-Йорке,
здесь последний мой приют.
Раньше верилось и пелось,
нынче все оборвалось:
что хотелось - расхотелось,
что мечталось - не сбылось.
Век скулит, как пес, надсадно,
вязнет в собственной крови.
Не зови меня обратно,
душу мне перекрои.
Кто подскажет мне
Кто подскажет мне простые
безыскусные слова?
Никого вокруг. Пустыня.
Называется Москва.
Надо рвать, крушить и мчаться
в те края, где ждут меня.
Прощевайте, домочадцы,
покатил судьбу менять!..
Отчего же сердце стынет?
Почему душой продрог?
Никого вокруг. Пустыня.
Называется Нью-Йорк.
Полиглот
В Нью-Йорке мне все чаще
грозит душевный срыв,
не англоговорящ я,
я англомолчалив.
К ликбезам не привычен,
в Нью-Йорке сник совсем,
не столь англоязычен,
сколь англоглухонем.
Мой читатель
Ни для кого стихи пишу,
ни для кого бренчу на лире.
О милосердьи не прошу -
прозренья давят, словно гири.
Читателя ни одного
нет у стихов и не найдется.
Стихи пишу ни для кого,
и чахнет лира от сиротства.
Поэзии отринув прах,
в сердца впечатав боль и страх,
цикуту свежую пригубим.
В постыдных наших временах,
на войнах, зонах и кострах
навек читатель мой погублен.
А мне-то как же без него?
Безумье душу мне кромсает.
Стихи пишу ни для кого.
Спасал когда-то алкоголь -
теперь он больше не спасает.
Тоске я глотку прокушу -
все так же неуютно в мире.
Ни для кого бренчу на лире,
ни для кого стихи пишу.
Живем бездарно и коряво
Живем бездарно и коряво,
в сердцах смятение несем,
во всем заведомо не правы,
заведомо грешны во всем.
Небесный полог гладью вышит,
отрада в странствиях ночных.
Счастливые стихов не пишут
и даже не читают их.
Р. Л.
Давай в края запретные рванем,
и заново откроем эту землю.
Шучу с огнем, с огнем шучу, шучу с огнем,
другие шутки отвергаю, не приемлю.
Любовь - как раз пожар, как раз огонь,
стократно на её кострах сгорали.
Про счастье ты мне больше не долдонь:
довольно, хватит, нет его, украли.
Над прошлыми восторгами всплакнем.
Ещё одна любовь пылает жарко.
Шучу с огнем, с огнем шучу, шучу с огнем,
сходи с ума - нет лучшего подарка.
***
Разлука нянчит нас обоих,
как мать, любя.
Всю жизнь живу одной тобою,
но -
без тебя.
Смеются люди за спиною,
поют во мгле.
А ты все плачешь...
Не со мною.
Не обо мне.
***
Как ты день прожила без меня?
Был все так же раскован твой смех?
Любят все, только любят — не всех.
Как ты день прожила без меня?
Как ты год прожила без меня?
Вдосталь было соблазнов, утех?
Любят все, только любят — не всех.
Как ты год прожила без меня?
Как ты жизнь прожила без меня?
Позабыла? Но это не грех.
Любят все, только любят — не всех.
Вот и жизнь пронеслась без меня.
Э.Т.
Однажды любовь прищучит,
спросит: «Не ждал подарка?»
Кому-то любовь – блаженство,
кому-то любовь – удавка.
Один будет славить Небо,
другой будет харкать кровью,
но оба они не смогут
никак совладать с любовью.
Об этом я и талдычу,
воздушных замков не строю.
Любовь беспощадней смерти
бывает, мой друг, порою.
В пределах нашей солнечной системы
В пределах нашей солнечной системы,
где правят мертвецы и подлецы,
где молнии летят во все концы,
где певчие погублены птенцы, –
в пределах нашей солнечной системы
любовь – мертва, увяли хризантемы,
но знатно засолились огурцы.
Теперь под водку, самогон и чачу
мы враз решим заветную задачу:
жуй да хрусти, да глотку не порви.
А молнии – пустяк, пускай летают,
они ведь только трезвых убивают,
не задевая тех, кто выпивает.
Кайфуй, дружок! Во рту огурчик тает.
А вот любовь?.. Так нет ее, любви…
***
Я был рожден слагать симфонии,
дарить волшебную идиллию.
Меня не приняли, не поняли,
велели поменять фамилию.
Но прочь сомнения напрасные,
долой преграды, те ли, эти ли!...
Хотел со всеми петь и праздновать.
Пришел. Назвался. Не заметили.
***
Пылает кровь, как лава в кратере.
О, времена, о, нравы подлые!
Ушла любовь к бубновой матери,
а с ней стихи, восторги, подвиги.
Я не желаю быть посмешищем
и к смертной казни не готов ещё.
Любовь - негодное прибежище,
любовь - бездушное чудовище.
Ей посылаю вслед проклятия.
Вновь закипает кровь горячая…
Зачем не ведал о расплате я?
Зачем все плачу, плачу, плачу я?..
В Нью-Йорке мне все чаще
грозит душевный срыв,
не англоговорящ я,
я англомолчалив.
К ликбезам не привычен,
в Нью-Йорке сник совсем,
не столь англоязычен,
сколь англоглухонем.
Мой читатель
Ни для кого стихи пишу,
ни для кого бренчу на лире.
О милосердьи не прошу -
прозренья давят, словно гири.
Читателя ни одного
нет у стихов и не найдется.
Стихи пишу ни для кого,
и чахнет лира от сиротства.
Поэзии отринув прах,
в сердца впечатав боль и страх,
цикуту свежую пригубим.
В постыдных наших временах,
на войнах, зонах и кострах
навек читатель мой погублен.
А мне-то как же без него?
Безумье душу мне кромсает.
Стихи пишу ни для кого.
Спасал когда-то алкоголь -
теперь он больше не спасает.
Тоске я глотку прокушу -
все так же неуютно в мире.
Ни для кого бренчу на лире,
ни для кого стихи пишу.
Живем бездарно и коряво
Живем бездарно и коряво,
в сердцах смятение несем,
во всем заведомо не правы,
заведомо грешны во всем.
Небесный полог гладью вышит,
отрада в странствиях ночных.
Счастливые стихов не пишут
и даже не читают их.
Р. Л.
Давай в края запретные рванем,
и заново откроем эту землю.
Шучу с огнем, с огнем шучу, шучу с огнем,
другие шутки отвергаю, не приемлю.
Любовь - как раз пожар, как раз огонь,
стократно на её кострах сгорали.
Про счастье ты мне больше не долдонь:
довольно, хватит, нет его, украли.
Над прошлыми восторгами всплакнем.
Ещё одна любовь пылает жарко.
Шучу с огнем, с огнем шучу, шучу с огнем,
сходи с ума - нет лучшего подарка.
***
Разлука нянчит нас обоих,
как мать, любя.
Всю жизнь живу одной тобою,
но -
без тебя.
Смеются люди за спиною,
поют во мгле.
А ты все плачешь...
Не со мною.
Не обо мне.
***
Как ты день прожила без меня?
Был все так же раскован твой смех?
Любят все, только любят — не всех.
Как ты день прожила без меня?
Как ты год прожила без меня?
Вдосталь было соблазнов, утех?
Любят все, только любят — не всех.
Как ты год прожила без меня?
Как ты жизнь прожила без меня?
Позабыла? Но это не грех.
Любят все, только любят — не всех.
Вот и жизнь пронеслась без меня.
Э.Т.
Однажды любовь прищучит,
спросит: «Не ждал подарка?»
Кому-то любовь – блаженство,
кому-то любовь – удавка.
Один будет славить Небо,
другой будет харкать кровью,
но оба они не смогут
никак совладать с любовью.
Об этом я и талдычу,
воздушных замков не строю.
Любовь беспощадней смерти
бывает, мой друг, порою.
В пределах нашей солнечной системы
В пределах нашей солнечной системы,
где правят мертвецы и подлецы,
где молнии летят во все концы,
где певчие погублены птенцы, –
в пределах нашей солнечной системы
любовь – мертва, увяли хризантемы,
но знатно засолились огурцы.
Теперь под водку, самогон и чачу
мы враз решим заветную задачу:
жуй да хрусти, да глотку не порви.
А молнии – пустяк, пускай летают,
они ведь только трезвых убивают,
не задевая тех, кто выпивает.
Кайфуй, дружок! Во рту огурчик тает.
А вот любовь?.. Так нет ее, любви…
***
Я был рожден слагать симфонии,
дарить волшебную идиллию.
Меня не приняли, не поняли,
велели поменять фамилию.
Но прочь сомнения напрасные,
долой преграды, те ли, эти ли!...
Хотел со всеми петь и праздновать.
Пришел. Назвался. Не заметили.
***
Пылает кровь, как лава в кратере.
О, времена, о, нравы подлые!
Ушла любовь к бубновой матери,
а с ней стихи, восторги, подвиги.
Я не желаю быть посмешищем
и к смертной казни не готов ещё.
Любовь - негодное прибежище,
любовь - бездушное чудовище.
Ей посылаю вслед проклятия.
Вновь закипает кровь горячая…
Зачем не ведал о расплате я?
Зачем все плачу, плачу, плачу я?..