I
Город Екатеринбург. Двадцать первый век. Сумерки ноября. В самом центре города я смотрю вдаль, всматриваясь в сумерки города, расцвеченного огнями. На 51 этаже небоскреба «Высоцкий» за столиком я жду своего собеседника. За окном сумрачно, ветрено, и ощущение, что границы миров раскрыты.
И вот появляется он. Я узнаю его худощавую, высокую фигуру. Он садится с улыбкой за мой столик.
— Господин поэт, — говорит с небольшим акцентом он. Павел Роза знает много языков, но я думаю, что он сам родом из Чехии, хотя этого он мне не говорил.
— Здравствуйте, господин рассказчик Павел Роза, — говорю ему я. — Рад Вас видеть. Как Ваши дела?
— Что делать таким, как я, блуждающим между землей и небесами? — отвечает мне он. — А точнее между адом и раем, и раем и адом как говорил Гамлет? — произносит Павел Роза.
Его внешность необычна. Он высок, длинные седые волосы и пронзительный взгляд. На его лице кажется, отпечаталось безвременье. Иногда он видится молодым, а иногда глубоким старцем, сгибающим спину под давлением времени.
— Не только истории судеб, стран и народов, но и судеб человеческих пишутся там... — говорит он, указывая на ночное небо за окном.
— Огнем живым и словами пламенными пишутся... Но фатума нет! Некоторым людям дано изменить свою судьбу. Но бывает это редко, да и не каждый сможет изменить ее, судьбу свою. В судьбы людей вплетены не только любовь... Кто скажет, что такое — любовь? Но и страсти! И привязанности... Они овладевают человеком, но не человек ими. И что же человек может с собой поделать?
Рассказчик наклонился надо мной.
— Человек, как собака на привязи: поводок то отпускают, то натягивают, и страдает человек, и мучается. И говорит при этом: «Я свободен!» Какая же это свобода? Апостол Павел говорил: «Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною». Поэтому я и говорю: немногим дано изменить собственную судьбу. Некоторым дано, но не всем полезно… Многими она владеет, но не многие могут овладеть судьбой своей. — говорит рассказчик страстно, но, успокаиваясь, раскрывает большую тетрадь в твердом переплете. — Позвольте мне все же прочитать Вам историю одной судьбы...
И начинает читать вслух. И образы его повести начинают оживать в моем сознании.
— В то время в Германии было лето. Дорога в лес...
II
1749 — 1809
Дорога, ведущая в лес. Перекресток с виселицами и повешенными. Шесть из семерых уже мертвы, но один еще жив.
На перекладину виселицы садится огромный, черный Ворон.
Он пытается клювом перекусить веревку у того , кто еще жив.
Потом останавливается. Поднимает голову вверх и раскрыв клюв издает крик. Пронзительный, страшный, рассекающий тишину , как молния. Никого нет рядом. Зрители и палачи уже покинули место казни. Ворон снова кричит. И снова. У Ворона есть имя данное ему человеком. Ворона зовут Тиль. Нечеловеческое имя птицы не знает никто.
Почти никто. Внезапно на крик птицы появляется человек.
Со стороны леса идет старец, спина его согнута, а борода белая, как снег. «Не кричи, не кричи так.» говорит старец Ворону.
«Слышу и знаю. «Знаю твое имя» говорит Ворону и произносит имя Ворона на языке птицы. «Знаю и о том кого ты просишь спасти.»
К еще живому повешенному старец подходит и перерезает ножом веревку, поддерживая висельника так, чтобы тот не упал.
— Ты еще жив и ты будешь жить. — говорит старик. — Из семерых я выбрал тебя. Ты можешь изменить свою судьбу. Ляг, отдохни. Я оставлю тебе немного денег, еды и воды. Они тебе понадобятся. А мне надо идти, — и медленно удаляется в сторону леса.
Ворон подлетает к спасенному человеку, садится рядом с ним.
Проводит крылом по его голове и резко взмывает вверх, улетая вслед за стариком ушедшим в глубину леса.
Ганс, так зовут повешенного, оставшегося в живых, засыпает.
Ему снится его, детство и мельница.
Высокая фигура отца возвышается над ним.
— Ганс, — говорит отец, — тебе надо работать.
Ганс тащит на себе мешок с мукой. Ему тяжело, жаркий полдень, но от отца не спрятаться.
— Ганс, — говорит отец, — посмотри мне на ладонь.
На ладони серебряная монета.
— Ганс, у нас большая семья и надо трудиться, надо много трудится, Ганс, чтобы у нашей семьи были такие монеты. Много монет, но тяжелым трудом.
— Папа, — со слезами говорит мальчик, — я устал, позволь мне отдохнуть...
Но отец смотрит на него, и в его глазах нет жалости.
— Ты должен трудиться Ганс. Как и я, как и мой отец, и отец моего отца. Таков мир. В нем нет места для жалости, для слабости, для бедности, — говорит и уходит.
И изо дня в день Ганс работает.
Однажды Ганс нашел Ворона который не мог летать.
У птицы было подбито крыло и Ганс забрал Ворона домой.
Он прятал его от родителей, кормил его и дал ему имя Тиль.
Прошло время, крыло у Тиля зажило и постепенно он начал летать. Тиль садился Гансу на плечо, расправлял крылья и пытался словно бы укрыть ими Ганса.
И когда Тиль покидал дом, иногда надолго он всегда возвращался к тому кто его спас. Тиль стал самым близким другом Ганса.
Но был у Ганса и еще один друг. А точнее сказать приятель.
Звали его Вернер. Был вечер в конце июля когда Вернер пришел к нему в красивой одежде, с серебряными и золотыми монетами. Ганс спросил его, откуда он их взял. И его друг сказал , что украл. Вернер рассказал Гансу о прелести новой жизни, о легкости нового бытия.
Наступает новый день. Снова работа на мельнице.
Ганс несет мешок с мукой. Ему тяжело, он падает на землю. Отец подходит к нему и отдает ему мешок. У мальчика на глазах слезы, он поднимает мешок и тащит его на себе.
Вечер. Наступают сумерки, семья спит. Ганс знает, где деньги. Он забирает всё, а утром его встречает его друг — сын лесного разбойника.
Так Ганс становится разбойником...Но при первом же разбое на них была облава. Ганс не то, что убить, даже ограбить никого не успел.
Да и вряд ли он стал бы настоящим разбойником.
Он сбежал из дома, как сбегают подростки , от своих родителей
Когда родители становятся невыносимы.
Тем не менее был суд и приговор, по законам того времени.
Приговор и казнь.
***
К вечеру Ганс очнулся. Развязал мешок, оставленный старцем, выпил немного воды и пошел по направлению к городу, но не в тот, где он жил когда-то.
Пройдет время. Он поступит в университет на деньги, оставленные старцем. Станет великолепны богословом, но без благодати в сердце: его будут уважать, его совета будут спрашивать. Он красив собой, он не вступит в брак. Будет вести правильную, безупречную, аскетичную жизнь.
Слишком хорошо он помнит виселицу и палачей, и боль от запретной любви, уходящей в прошлое...
Был ли он счастлив? Нет. Но когда он умер, почти весь городок провожал его, как великого святого. Но он не был святым. Он был несчастным, одиноким человеком, жаждущим прожить праведную жизнь.
1829 год. Россия. «Ганс Кюхельгартен»: название первого издания поэмы писателя Николая Гоголя под псевдонимом «В. Алов». В августе того же года Гоголь посетит Любек и другие немецкие города. Во время своего путешествия он узнает историю о семи повешенных разбойниках, одному из которых удалось спастись.
— Как его имя? — спросил Гоголь одного из немцев, рассказавших ему эту историю.
— Ганс Кюхельгартен, — был ему ответ.
Гоголь был потрясен, ведь именно так звали героя его первой и, как он сам считал, неудачной своей книги.
А когда то на столетие раньше…
III
1645 — 1709
Деревенская семья в Восточной Европе. Отец, мать и маленький сын.
— Посмотри, как прекрасна твоя мать, — говорит отец, — как она добра, красива, как нежна и как хорошо готовит. Можно только пожелать, чтобы и у тебя была такая же жена.
Мальчик застенчиво смотрит на нее, ест еще горячий суп, обжигающий горло, но еще больше его обжигают чувства, которые он еще не понимает сам. Они закипают в нем, и он стыдливо отводит взгляд.
Время идет, и он становится юношей. Девушка, что живет по соседству, нравится ему, и однажды они договариваются о встрече наедине.
В свете полной луны он целует ее, гладит ее кудрявые волосы. Она снимает с себя платье. И при свете луны видно ее обнаженное тело. Видны красные, родимые огромные пятна, покрывающие ее тело от груди до низа живота.
Он внезапно отстраняется от нее, а она начинает смеяться над ним:
— Что? Не нравлюсь я тебе?!
Ее смех резок и пронзителен. Она безобразна. Ее красота уродлива и жестока, и он бежит домой.
Дома все спят, но, несмотря на его усилия пройти в дом незамеченным, его мама просыпается. Со свечой в руке в белой сорочке, едва скрывающей ее обнаженное тело, она подходит к нему. Видит его слезы, и наклонятся, чтобы утешить его.
— Мама, — плачет он, — я люблю тебя, мама. Я хочу быть с тобой...
Она отстраняется.
— Но мы не можем быть вместе. Таков закон.
— Закон? — рыдает он? — Красота уродлива и жестока, а закон жесток еще больше, останься со мной, прошу тебя.
В комнате гаснет свеча.
IV
1570 — 1640
В одной семье священника жил мальчик. Отец хотел, чтобы и он стал пастором. Но мальчику это не очень нравилось. Ему нравились веселые игры. А — позже красивые девушки, особенно одна из них, с которой он встречался.
— Неужели ты хочешь стать пастором? — смеялась она. — А как же я? А мои подруги?.. Хочешь, я познакомлю тебя с ними?
И познакомила. Они весело проводили время, отец, узнав о разгульной жизни сына, выгнал его из дома. Дома больше не было, и притон, в котором жила та, которую он любил, стал его домом.
Он зарабатывал на жизнь работой вышибалы и охранника. А деньги отдавал подругам. Но время шло, он старел, а наслаждения уже не казались столь прекрасными, как и лица постаревших подруг, утративших красоту молодости.
Жизнь прошла. И в чем был ее смысл, понимания не было.
V
1840 — 1886
Ганс родился в бедной семье. Еще с детства он проявлял способности к рисованию. Его родители видели его способности к искусству, и они отдали его в ученики к художнику мастеру Рудольфу Кнуту.
Так Ганс стал подмастерьем у мастера Рудольфа, которого называли либо мастер, либо мастер Кнут. Мастер Кнут не был жестоким человеком, но бездельников, хулиганов и бездарей не любил. Если он замечал таких среди своих учеников, он немедленно изгонял их, и они вынуждены были вернуться к родителям, так и не научившись искусству, в котором Рудольф Кнут был подлинным и непревзойденным мастером.
Из всех учеников более всего он отмечал способности и прилежность Ганса. Именно его в качестве своего спутника и лучшего ученика он решил взять с собой в путешествие по Германии.
Однажды утром, это было весной, в начале апреля, дверь в комнату Ганса отворилась. С большим носом, массивным подбородком, высоким лбом, широкоплечий, в черном дорожном плаще с белой тростью в правой руке, стоял мастер Кнут.
— Ганс, — сказал он, — мы отправляемся в путешествие. В великое путешествие по Германии!
Они сели в карету, кучер хлестнул запряженных лошадей, и путешествие Ганса со своим учителем началось.
Мюнхен, Дрезден, Берлин... Весна на всех улицах и весна в душе Ганса! Белые облака на ясном небе.
Улыбки девушек, от которых он краснел. Уважение горожан. В каждом городе, где они останавливались, Ганс рисовал. Мастер Кнут внимательно следил за тем, как он рисует. Сначала он учил его рисовать здания, архитектуру. Дома, замки... И только потом они перешли к портретной живописи.
— Будь внимателен Ганс, — говорил Мастер. — Когда рисуешь, смотри в самую суть человека, смотри, какое у него сердце: доброе, злое, нежное, жесткое, льстивое, продажное, гнилое, как яблоко, изъеденное червями, или, как маленькое солнце, озаряющее мир вокруг себя светом.
VI
Однажды, устав от продолжительной дороги, они вошли в одно из питейных заведений того времени. Был сильный дождь и оба промокли. В таверне было душно. Люди пили пиво из больших кружек и, пьяные, громко смеялись. Межу столами проходили молодые и немолодые женщины, предлагавшие себя за деньги. Место было не самым приятным, но было уже поздно и ехать под вечер неизвестно куда, по темной дороге, скользкой от дождя, было небезопасно.
В центре заведения была маленькая сцена, на которую вышли два скрипача. Обоим было уже за тридцать лет, но они были настолько худыми и изможденными, что можно было принять их за студентов-музыкантов.
— Дамы и господа, — начал один из них на идиш , а потом на немецком, — позвольте мы исполним для вашего внимания музыку.
И поднял скрипку. Внезапно к ним подходит господин высокого роста и говорит:
— А что это тут у нас делают жиды?
И бьет одного из музыкантов по лицу. Тот падает на сцену, лицо у него в крови, и он лежит, словно мертвый. Внезапно наступает тишина. Все замерли и ждут, что будет дальше. Ганс хочет встать на защиту второго музыканта, но тяжелая рука мастера ложится на плечо Ганса.
— Ганс сиди. Ты ничем не поможешь. Ты хочешь, чтобы тебя арестовали? Это сам глава этого вонючего грязного городка, в котором мы застряли из-за этой погоды Ганс. Держи себя в руках. Прояви волю.
Лицо второго музыканта побледнело, но он не растерялся. Он подбегает к одному из столов, хватает бутылку, с яростью разбивает ее, и горлышко от нее вонзает в горло верзилы, который, истекая кровью, падает на пол, дергаясь и хрипя. Несчастного музыканта хватают и уводят прочь.
— Жизнь бывает очень жестока, — говорит Мастер Кнут. — Ты слишком раним. Так нельзя. Учись проявлять Волю, Ганс. Не жестокость, нет. Волю. Тебе она очень понадобится в жизни. Я очень сочувствую этим несчастным, но мы с тобой ничего сейчас не можем изменить. У нас здесь нет связей. У меня нет. Понимаешь, Ганс, — говорит его наставник, — как плохо быть тем, кого не любят? У нас не многие любят евреев. К счастью для тебя ты не еврей. Но у нас не любят и нищих, Ганс. Ты ведь не хотел бы быть нищим? Нищим художником, Ганс?
— Нет, — говорит Ганс, — я не хочу быть нищим художником.
— Тогда у тебя есть шанс при твоем мастерстве, ты за время нашего путешествия многому научился, попробовать себя при дворе. Я помогу тебе, Ганс. Готов ли ты к этому? К новой жизни?
И Ганс отвечает:
— Да, мой мастер! Я готов!
VII
Ганс едет в карете с мастером Кнутом.
Ганс засыпает и ему снится сон, в котором карета подъезжает к великолепному дворцу. Внутрь дворца ведет белая лестница. Дамы в старинных белых платьях и пажи встречают Ганса и его Мастера. Их проводят вверх по лестнице. Войдя во дворец, Ганса и Мастера Кнута ведут еще по одной лестнице из белого мрамора все выше и выше...
— А сейчас, Ганс, — говорит Мастер Кнут, — я проведу тебя в одну из потайных комнат этого дворца. Это мастерская. Следуй за мной!
Мастер Кнут, в руке у которого связка ключей, открывает мастерскую. Ганс проходит в комнату следом за Мастером. В комнате большая кровать и три огромных холста, укрытых материей, освещенных солнечным светом заходящего солнца, свет которого проникает в мастерскую.
— А теперь Ганс, — говорит Мастер, — я тебе расскажу о том, что такое красота, каков путь к красоте и какой она бывает.
Внезапно Ганс замечает, что в мастерской они не одни. Девушка в белом платье подходит к Мастеру Кнуту.
— Посмотри Ганс, — говорит он, — как она красива, — и обнажает ее до пояса, — как белоснежна ее кожа, ее лицо и светла улыбка. Она прекрасна человеческой, земной красотой, которая... — он делает паузу. — Которая, как прекрасное спелое яблоко, однажды сморщится и станет безобразным.
В слезах после этих слов девушка покидает мастерскую.
— Слушай меня внимательно, — говорит Мастер Кнут. — Красота бывает демонической и темной. Красота бывает человеческой и земной. И красота бывает небесной и Божественной. Сейчас ты увидишь сам.
Солнце зашло за горизонт и сумрак в комнате.
Мастер Кнут подходит к первому холсту и снимает с него покров. На холсте изображена женщина. Она обнажена, стоя спиной к тому, кто на нее смотрит. Над обнаженными бедрами поднятый вверх лисий хвост. Лицо женщины повернуто вполоборота на смотрящего. Ее лицо невозможно описать. На нем сладострастие и коварство, и хитрость, и притягивающий к себе магнетизм, исходящий от нее. У Ганса начинает кружиться голова. Кажется, что ее образ начинает оживать, и вот-вот сойдет с холста.
— Посмотри Ганс, это — демоническая красота, — говорит Мастер и закрывает портрет.
После этого Мастер открывает перед Гансом второй холст.
— А это, Ганс, — говорит он, — человеческая красота.
На холсте изображена красивая женщина, смотрящая на себя в зеркало, отражающее ее увядающую красоту. Ее лицо можно было бы назвать прекрасным, но морщины уже пересекли ее лоб, и видно, что горечь земных печалей коснулась ее юного лица.
— Такова земная красота. Она прекрасна, но преходяща.
И этот холст Мастер Кнут укрывает покровом.
Мастер Кнут подходит к третьему холсту.
— А теперь, Ганс, я расскажу тебе о Божественной красоте.
И открывает третий холст, но на нем нет портрета. На нем изображено сияние, проходящее через разные краски.
— Ганс, говорит Мастер, — мужчина воспринимает красоту через образ женщины. Ты видел демоническую красоту. Видел земную. А Божественную? Ты видишь ее? Эта дверь закрыта для многих, Ганс.
Однажды, может быть, ты сумеешь ее открыть и увидеть, что скрывает она. Что ты видишь Ганс за этим сиянием красок? Что?..
Ганс слышит удар грома. Удар невероятной силы, и просыпается.
Он в карете. Ночное небо рассекла молния. Мастер Кнут выходит из кареты.
— Ганс, мы приехали ко двору Людвига II.
Начинается твоя новая жизнь!
VIII
После жизни в Баварии Ганс едет во Францию для совершенствования своего мастерства. В 1881 году, когда известные картины художника Пьера Огюста Кота «Весна» и «Буря» уже написаны. Он заводит дружбу с художником и французским мастером Вильямом Бугро.
Пьер любит рисовать на рассвете, и Ганс начинает подражать ему в этом. Ганс посещает светские вечера. Однажды на одном из вечеров он знакомится с девушкой из дворянской семьи, которую зовут Авелин. Ганс встречается с ней и рисует ее портрет. Он чувствует, что начинает любить ее. Однажды они уединяются в комнате Авелин.
Они сливаются в поцелуе. Ему кажется, что он погружен не только в ее тело, но в ее душу. И она целует его . Его глаза. Губы. Руки. «Ты мое солнце» говорит она ему ,шепчет ему. Их тела влажны от влаги , а глаза от слез. В это момент –они вдвоем. В любви к Авелин он забывает обо всем. Пока однажды к нему не приходит письмо из Баварии, в котором Людвиг просит его вернуться и написать портрет знатной дамы.
Ганс расстается с Авелин и обещает вскоре приехать за ней и забрать ее с собой в Баварию. Он выполняет заказ Людвига, но встретиться снова с Авелин ему не удастся. Он получит письмо от ее сестры, в котором узнает, что Авелин утонула во время лодочной прогулки вдоль реки. Ее подруга Ирен была пьяна и нечаянно перевернула лодку.
Они обе погибли. Ганс не может найти себе место от горя.
Он пишет письма Мастеру Кнуту. Пытается найти у него поддержку. Мастер отвечает ему сухими, сдержанными письмами, в которых напоминает Гансу, что нужно найти волю в себе самом и пережить это горе.
Чтобы забыться Ганс посещает балы, прекрасные замки, построенные Людвигом. Замок Нойшванштайн и Линдерхоф. Начинает даже крепко пить, но забыть Авелин не может. И тогда он вспоминает сон, который ему приснился перед приездом в Баварию. О демонической, человеческой и Божественной красоте. Он решает, что однажды найдет путь к Божественной красоте. Горе в его сердце со временем постепенно утихает, и Ганс продолжает жить светской жизнью художника при «королевском дворе».
IX
«Что же произошло на самом деле?» - продолжает рассказ Павел Роза. Что же произошло с Авелин? Она и ее подруга Ирен отправились на прогулочной лодке по реке Сене. У Ирен была бутылка красного вина. Она выпила несколько бокалов и довольно быстро захмелела. На ее лице появилась блуждающая улыбка. Она пролила красное вино на себя и вино потекло по ее темному платью вниз, вдоль живота. Она засмеялась . Посмотри! «Я бы хотела заполучить твоего Ганса. Я хочу, чтобы он был со мной. Чтобы любил меня, а не тебя. И я ненавижу тебя! Моя бабка была румынская ведьма!» - кричит и смеется пьяная Ирен. «И я сама ведьма. Авелин, я ненавижу тебя! Ненавижу! Я сделаю все, чтобы Ганс не был с тобой!».
Ирен поднимается во весь рост над Авелин, которая сидит на краю лодки. Но пьяная, не удерживает равновесие и падает за край в воду.
Падая, Ирен хватается за Авелин и утаскивает ее за собой.
«Я заберу тебя с собой!» - кричит Ирен. Авелин пытается бороться с ней. Крики и … обе погружается в глубину реки.
X
Ганс находится в своей мастерской. Ему снится сон. Он видит коленопреклоненного мужчину, обращенного лицом к иконе. На иконе не видно ни святого, ни лика ангельского, а только свет. Живой, золотой струящийся свет. Мужчина молится, и Божественный свет, идущий от иконы, окутывает молящегося, проникает в него, обволакивает его, и Ганс во сне внезапно понимает, что это и есть Божественный свет Великого Творца, из которого создается красота Божественная. Та энергия и сила, которой творится и созидается мир. И тот, кто стоит на коленях пред этой огромной иконой, принимает в себя этот свет, чтобы этой силой, которую он принял, творить! И Ганс понимает во сне, что сам хочет оказаться на месте этого человека, чтобы создавать красоту Божественную, Ганс понимает, что только после проникновения в него этого света, он сможет создать, написать Божественный образ, изобразить Божественную красоту. Ганс пытается подробно запомнить то, что видит, чтобы написать картину, какой не писал еще никогда.
Ганс просыпается. Он подходит к чистому холсту и встает перед ним на колени, как тот человек из только что увиденного сна стоящий перед иконой. Не будучи набожным человеком, его губы сами шепчут слова католической молитвы на латыни, которые приходят к нему из его детства, из его сердца. Ганс готов написать увиденную во сне картину.
Написать коленопреклоненного перед иконой, из глубин которой струится Божественный свет. И в этот момент раздается стук в дверь. Ганс в халате, на котором пятна от красок, открывает дверь.
В дверях стоит графиня Элизабет фон Шнайдер.
XI
Солнечный летний день, госпожа фон Шнайдер очень мила. Она, можно даже сказать, красива. В длинном синем платье второй половины девятнадцатого века.
— Господин художник, — говорит она, — не напишите ли Вы мой портрет? — и с улыбкой кокетливо глядит на Ганса.
— Да, отвечает ей Ганс, — напишу.
— Я вам нравлюсь? — спрашивает госпожа фон Шнайдер
Она садится на диванчик в углу мастерской и приподнимает длинное платье до колен.
— Я хотела бы, чтобы Вы узнали меня лучше, глубоко почувствовали меня, прежде чем писать мой портрет.
Она излучает аромат желания и французских дорогих духов. У Ганса кружится голова. Он подходит к ней. Она встает с диванчика и очень близко становится рядом с ним. Проводит нежно рукой по его щеке.
— Госпожа фон Шнайдер, — с трудом преодолевая ее животный магнетизм, говорит Ганс, — Вы замужем!
— Ну и что? - Возражает она. Муж мне нужен, чтобы содержать меня. Покупать мне наряды. Выполнять мои маленькие капризы.
— Разве Вы любите меня? — спрашивает Ганс — Хотя бы влюблены? Нет! Вам я забавен. И интересен, потому что признан при дворе. Ваш прежний любовник, которого вы бросили, пьет по кабакам, а другой уехал из страны, чтобы только забыть Вас, потому что и его Вы тоже бросили.
— Что? Вы отказываете мне? Графине Элизабет фон Шнайдер? — закричала она, и ее только что милое лицо исказила злоба. — Мне? Мне? Мне? — задыхалась она, и выбежала прочь из мастерской художника Ганса.
Ганса всего трясет. Его взгляд падает на картину Авелин, которую он написал перед отъездом из Франции. На ту, которую Ганс так любил.
Потом на пустой холст, так и не написанной картины.
Ганс падает на колени. И рыдает так, как не рыдал еще никогда.
XII
Ганс рисует величественные портреты карликов и карлиц империи, важно вышагивающих пышногномами в королевских палатах. У него и деньги, и слава, но тоска гложет его душу. Он вспоминает Францию и ее художников. А также Лондон и галерею Тейт ,которые Ганс успел посетить еще до поездки во Францию где , картина Уильяма Тернера «Дождь, пар и скорость» оставила глубокий след в его душе. Насколько сильно Тернер предвидел наступление новой эпохи думал Ганс в своей мастерской.
Ганс смотрит на портреты всех господ, которых рисовал, и их жен. Сколько же фальши и лести он видит сейчас в своих работах! В жизни это были совсем другие люди. Конечно, среди них были и достойные. Госпожа фон Фридеманн, нашедшая и оплатившая услуги доктора, когда Ганс был болен. Граф Фон Шнайдер, который стал почти его другом.
Ганс в отчаянии думает, что всю жизнь подчинялся воле знатных Господ и Дам, которым служил.
Так как же он прожил жизнь? Он обманул себя? Обманул историю? Ведь по его портретам будут думать обо всех тех, чьи образы он писал? Нет! Были и честные портреты — Графа фон Шнайдера и некоторых других. Но их так мало...
И тогда Ганс решает написать свой собственный портрет, чтобы увидеть себя, свою душу. И приступает к работе.
Он рисует в течение нескольких часов, без перерыва. В его ушах звучит, как эхо, голос Мастера Кнута: «Тебе не хватает Воли, Ганс. Воли, Больше Воли. Не жестокости. Воли!»
От нервного напряжения сердце не выдерживает. Ганс падает рядом с незавершенной картиной.
Однако, частично его работа завершена. И те, кто нашли его бездыханное тело, увидели, что сквозь белое небытие чистого холста проступило волевое лицо художника. Таким его еще не видели. Лицо человека войны. Человека Воли. Триумф воли!
XIII
Ганс Кюхельгартен родился в Берлине в 1902 году. Когда Ганс еще учился в школе, однажды на уроке математики он нарисовал в тетради девушку, в которую был тайно влюблен. Когда рисунок был завершен, Ганс увидел тень, которая легла на лист тетради. Он поднял голову и увидел перед собой учителя. Учитель взял в руки лист тетради с рисунком и поднял над головой.
— Посмотрите, какой у нас художник! — громко сказал он, так, чтобы весь класс услышал. — Посмотрите все!
В классе раздался громкий смех. Ганс не стал художником. Он стал военным.
XIV
Павел Роза обратился ко мне:
— Такова была школа Ганса, господин поэт. А какова была ваша школа? В кого Вы были влюблены? Как Вы жили? Вспомните, как Вы сами были одиноки... Как одиночество стало частью Вас самого в то время. А потом, сколько всего было потом... Любви, странствий, стихотворений... Господин поэт, сколько смертей Вы пережили в течение одного года? В течение одного месяца? Смертей своего собственного «Я»? И возрождений к новой жизни, каждый раз меняясь? Изменился Ваш взгляд, который смотрит на снег, но видит сквозь него, видит, что- то другое. Не Вы ли написали рассказ с названием «Сад прошедшего времени»? О живых и ушедших при жизни, которые живы, но не для Вас. Недаром один философ сказал о том, что мертвые знают больше, чем живые. Они для Вас мертвы и знают то, чего не знаете Вы. Но ведь и Вы для них, возможно, мертвы. И Вы знаете то, чего не знают они. О смерти, о жизни... Так вот, о смерти. Только после смерти Ганс женился на Грете. Не после своей и не после ее смерти, ведь мы говорим с Вами о мире живых. А после смерти ее первого мужа. Ганс сделал Грете предложение, и она вышла замуж за Ганса Кюхельгартена.
XV
Ганс гулял по Тиргартен-парк. Он думал о Грете. О том, как любил ее, как невозможно любил ее, даже после того, как она вышла замуж. Еще до ее замужества он был близок с ней и не мог представить, как она могла выйти замуж за другого. Он чувствовал ее, словно часть самого себя, словно растворяясь в ней, сливаясь с ней в одно целое, когда она обвивала руками его спину; целовал ее губы, раскрытые в страсти, повторяя снова и снова: «Ты моя, моя... Только моя... Ты вся моя.» И она повторяла: «Твоя, только твоя, вся я твоя...» А потом она вышла замуж за сына управляющего заводом. Но сейчас она снова с ним, с Гансом, и осень вошла в Тиргартен и поселилась в его сердце.
XVI
Детство и ранняя юность Греты проходили в маленькой деревушке в Германии. Она родилась в 1900 году. Отец и мать Греты умерли, когда Грета была еще ребенком.
Ее воспитывала бабушка, многие жители деревни считали которую ведьмой. Бабушка всегда носила черное платье, и под маской старости, если хорошо вглядеться, можно было увидеть очень глубоко отблеск давно ушедшей красоты старой женщины.
Иногда вечерами, когда Грета уже подросла и вошла в период ранней юности, бабушка наклонялась к ней и рассказывала истории, сказки, многие из которых никогда бы не были опубликованы в пристойных изданиях. Грета внимательно слушала, впитывая в себя эти истории, не зная, что такое стыд, ведь никто ей не говорил о том, что это за чувство. Она закрывала глаза, и образы древних, запретных историй оживали перед ее мысленным взором. Она чувствовала, как странное тепло возникало внутри нее, внизу ее живота, как тепло растекалось по всему ее телу...
Однажды ей приснился сон, что она и ее бабушка, которая во сне выглядела намного моложе, чем всегда, находятся в темной пещере, в которой горят зажженные факелы. Внезапно бабушка Греты снимает с себя черное платье и голой при свете факелов стоит перед Гретой. Со странной, блуждающей улыбкой она смотрит в темноту, не освещенную факелами. К бабушке Греты приближаются карлики. Это гномы, которые окружают бабушку и начинают кружится вокруг нее. Они что- то поют на непонятном для Греты языке, трогают ее голое тело и рисуют на нем знаки.
Рисуют и снова поют. Бабушка зовет Грету к себе.
У Греты кружится голова, и она падает. Чьи-то сильные руки подхватывают ее. Грета теряет сознание, а когда просыпается, обнаруживает, что она в Берлине. В квартире, где уже живет давно, и с ужасом понимает, что бабушка ее давно умерла. Перед ее глазами могила ее бабушки на деревенском кладбище, на которой высечены даты той, которая воспитывала ее.
Грета окончательно просыпается. За окном солнечный Берлинский день. Грете 19 лет. Темное ее посвящение все-таки не состоялось. Ему помешали состояться другие силы. В Берлине июльский полдень.
XVII
Ганс рос закрытым и малообщительным подростком. Об окружающем его мире он узнавал, читая книги из отцовской библиотеки. Однажды среди книг ему попался роман «Альрауне». История одного живого существа, написанная Эверсом, издания 1911 года. Книга потрясла Ганса, пробудившая в нем чувства влечения и отвращения к женщинам, где каждая виделась ему Альрауне, которая иногда снилась ему по ночам.
Эверс стал его литературным кумиром. Ганс читал все написанное этим автором. У Ганса почти не было друзей. У его родителей была своя жизнь, и Ганс мучительно пытался найти себя в жестоком и холодном для него мире.
В 1919 принимается Веймарская конституция. А позже Ганс вступит в НСДП, в это братство волков, но он уже не будет больше одинок. Когда в 1932 году появилась книга Эверса «Хорст Вессель» о командире нацистских штурмовиков, Гансу исполнился 31 год.
XVIII
Начало второй мировой войны. Ганс идет на войну. Во время перестрелки в него летит пуля. Внезапно прежде чем пуля долетит до его сердца ,что то большое и черное сбивает его с ног. Он падает на землю и теряет сознание. Большой ,черный ворон сбил его с ног и сидит у него на груди. Ганс лежит на земле и видит мир другим. Как будто в сумерках и дымке. Он видит ,как души солдат покидают тела и женщину идущую к нему. Она обнажена , а на лице ее белая маска. Она становится перед Гансом на колени и поднимает маску. Ее лицо можно даже назвать красивым но из глаз ее текут кровавые слезы и на губах ее кровь. И она говорит Гансу : «Я жестокость. Я сила. Я война» И целует Ганса в губы. И говорит: теперь ты посвященный. Теперь ты воин. Поднимается и уходит в сумерки.
К Гансу подходит мужчина. Высокого роста, широкоплечий ,с тростью в руке. Гансу кажется, что где то он его уже видел. Мужчина говорит: «Ганс, я не учил тебя жестокости. Я учил тебя воли. Помнишь я говорил тебе о трех видах красоты? Демонической, человеческой и Божественной. И также существует три вида состояния человеческого сознания. В демоническом, человеческом. И в Божественном состоянии может пребывать душа. Ганс ! Ты на пути к демоническому! Но процесс еще можно остановить. Подумай. Смотрит на Ганса пронзительным взглядом и уходит.
К Гансу приближается другая фигура . Фигура девушки одетой в легкое ,белое платье. От нее исходит белый свет. Она говорит : «Ганс это я Авелин. Ты помнишь меня? Как мы любили друг друга Я не погибла сама. Меня убили. Ганс ты помнишь меня?
Ты помнишь меня Ганс?» Ганс смотрит на нее. Пытается, что то сказать, но слова застревают в его горле. Авелин исчезает.
К Гансу приближается женщина. Ее спина согнута. Годы состарили ее. Она близко подходит к Гансу и говорит: Ганс сынок, что с тобой стало? Это я . Твоя мама. Как ты оказался на этой войне? Почему ты стал жестоким? Сквозь подступившие к глазам слезы он говорит: Mama, ich weiß es nicht. Ich weiß es nicht. Хрипит Ганс и кровь подступает к его горлу. Мама я не знаю .Говорит он я не знаю…Я умер ,мама? Я умер?
Она пытается наклонится к нему и дотронуться до его лба. Но в этот момент Ганс чувствует острую боль в груди и кричит от боли. Лучи заходящего солнца падают на его лицо. Ворон на его груди вонзил в него когти ,так сильно, что Ганс закричал. Крик Ганса услышали солдаты которые уже готовы были уйти. Один из них « Он жив. Еще живой.» Ганса забирают с собой. Но прежде ворон взмывает вверх. Делает несколько кругов над Гансом и улетает. На землю пропитанную человеческой кровью опускается ночь.
XIX
— Я не участвую в драках, я участвую в войнах! — произнес Ганс одетый в черную военную форму, обращаясь к сидящему напротив него. — А вы что скажете, господин отставной рассказчик?
— Разве только то, что не участвую ни в том, ни в другом, господин капитан, — произнес одетый также в черное, но в штатском, рассказчик, извлекая дешевые сигареты из дорогого портсигара с инициалами владельца «П.Р.», что означало Павел Роза.
— Ну что ж, можете начинать свою историю. Я вас внимательно слушаю, — заявил капитан, глядя в глаза отставного рассказчика Розы. — Я вас внимательно слушаю, — еще раз повторил он, и отставной рассказчик, раскурив сигарету, начал повествование.
— Они зацветали в пустоте. Цветы рождались, зацветали и падали на надгробья еврейского кладбища в Праге. Сорокатрехлетний сторож кладбища по имени Франц собирал их и приносил в свою сторожку. Его дочь Милена осторожно брала их в руки, внимательно осматривала и давала каждому цветку имя. Ее любимым цветком была роза. Днем она работала на почте, сортировала, принимала и отправляла письма, а по ночам ей снились тревожные сны. Когда началась война, ей пришлось оставить работу на почте и ухаживать за ранеными. Однажды я встретился с ней. Ее лицо было заплаканным и печальным. Прошло некоторое время, и она вышла за меня замуж. Мы прожили вместе три года, а потом она заболела дизентерией и умерла. Ее похоронили на кладбище, где работал ее отец. Я уехал из города, но забыть ее не смог. Ее лицо, обрамленное мелкими, рыжими кудрями снилось мне каждую ночь.
— Вы очень хороший рассказчик! О чем или о ком Вы будете рассказывать свою новую историю?
— Возможно о Вас, господин капитан, — сказал, улыбнувшись, Павел Роза.
Капитан посмотрел на часы.
— Прошу прощения. Мне нужно идти. Надеюсь, вскоре увидимся.
И на этих словах капитан, а точнее крайсляйтер СС Ганс Кюхельгартен, вышел на улицу, закрыв за собой дверь Берлинского кафе.
XX
На улице было холодно. Пасмурный осенний день с моросящим дождем. Ганс поехал домой, его жена Грета должна была его ждать к пяти часам вечера. Сегодня будет ужин, на который были приглашены высокие чины Национально-Социалистической Немецкой Рабочей Партии.
Ганс решил не звонить в дверь. Открыв дверь ключом, он сразу направился в комнату Греты. Она в своем любимом зеленом платье, которое так шло к ее белокурым волосам и зеленым глазам, сидела за письменным столом и писала письмо. Услышав шаги Ганса, повернулась, встала из-за стола, держа в правой руке лист с начатым и не дописанным письмом. Ганс подошел к ней и протянул руку.
— Покажи! Что и кому ты сейчас писала?
Грета протянула ему лист, на котором было всего несколько предложений. Письмо начиналось словами: «Мой дорогой, горячо любимый Вильгельм. Мой Вилли... Послезавтра мой муж Ганс уедет по заданию из города и мы...»
Ганс скомкал лист письма, сжав кулак, и со всей силы ударил о стол. После чего замер, и вышел из комнаты, хлопнув дверью. Грязная сука. Грета, которую он так любил... А, впрочем, что было говорить. Любила ли он его?.. Хоть когда-то? Он-то ее любил.
Его отец был сильным, но жестоким человеком. Ганс увлекался искусством, но по настоянию отца стал военным, и дослужился до хорошего звания в Третьем Рейхе.
С ранней юности он был влюблен в Грету, но она вышла замуж за другого. Ее первый муж погиб. И Ганс снова сделал ей предложение.
Так Грета стала его женой...
Ганс шел по улице. Злые слезы текли по его щекам, но их почти не было видно из-за крупных капель дождя.
«Проклятый ужин...», думал Ганс. Скоро нужно вернуться домой, ведь приедут высшие военные чины. Нужно изображать веселье и счастье.
Счастливая немецкая пара: Грета и Ганс.
XXI
Ночью Гансу снится сон.
Он видит процессию юношей и девушек, которые проходят вокруг виселицы.
— Ганс Кюхельгартен! Ганс Кюхельгартен! Ганс Кюхельгартен! Кюхельгартен! Ганс!..
Как же громко поют они!..
Из толпы выходит человек. Ганс узнает его. Это русский писатель 19 века, потрет которого он видел в юности, когда читал одну из его книг. Николай Гоголь.
Толпа продолжает петь:
— Ганс Кюхельгартен! Ганс Кюхельгартен!..
Николай Гоголь записывает его имя в свою записную книжку.
Ганс просыпается.
Этой ночью он спал один. Когда гости ушли, ушел и он, запершись в своей комнате, без Греты. Долго он не мог уснуть. Натянутые улыбки и фальшивый смех его Греты и гостей долго звенел в его ушах. За окном шел все тот же дождь.
Четыре часа утра. Заснуть снова было почти невозможно. Но под самое утро Ганс уснул, и что ему снилось, он уже не помнил.
XXII
Макс Шпреер любил искусство и оперу.
Был светлый летний день, когда он гулял по одному из берлинских парков в одиночестве.
Сев на скамейку в парке, он начал читать книгу об опере с иллюстрациями, на которых были изображены артисты в костюмах прошлых времен. Как будто из ниоткуда, по направлению к нему шла очень старая женщина с выжженным одни глазом. Она села рядом с ним.
— А что ты читаешь? — спросила она его.
Макс убрал книгу.
— Историю искусств, — ответил Макс.
Ему было как-то не по себе.
— А ты знаешь, что это? — спросила она его, показав на небо?
— Небо, — ответил Макс.
— Нет, — ответила старуха. — Это не небо! Это потолок.
Затем ударив о землю деревянной палкой, что была у нее в руках, спросила:
— А это что?
— Земля, — ответил Макс.
— Нет, ответила она. — Это пол! А под ним подпол. А под подполом вода.
Макс встал.
— А ты знаешь, что скоро конец света будет?
Макс пошел прочь от безумной старухи.
— Постой! — кричала она ему вслед. — Книгу-то покажи! Хоть букву... Хоть буквицу- то покажи! Конец света скоро!
Не прошло и полгода, как фюрер пришел к власти, и вскоре началась вторая мировая война.
XXIII
И смрад, и прах, и пепел горя,
Гудящий шум людского зла,
Безумье закипает в море
Толпы, которую узла-
ми. Великана руки
Стальные сети
Неспешно тянут на себя.
И бесы, в трубочки трубя
Из-под его ногтей взлетают,
Народ, ликуя, увязает
В потоках нечистот.
«Наш фюрер» — так гласит народ,
Коснувшись «черного причастия»,
От «счастья страшного» поет.
XXIV
Макс сидел в церкви святого Николая (Николаякирхе) и смотрел на Распятие Спасителя, этот апофеоз одиночества и страдания в мире, котором был вынужден жить Макс.
«Почему, спрашивал Макс себя сам, в мире, освещенном солнечным светом, с цветущими садами, столько боли, одиночества и зла? Человеческое тело. Вместилище души, прекрасное в своей наготе во время юности и расцвета сил, но столь подверженное боли, болезням, страданиям, прекрасное тело может стать клеткой, в которую заключена душа»...
На какое-то время Макс задремал, и во сне его были видения горящих ведьм с перекошенными лицами. Людей, превращающихся в полузверей с песьими мордами и свиными рылами, со свастикой на рукавах. Видения были наполнены криками, и когда Макс очнулся, в храме была оглушительная тишина.
9 ноября 1938 года. Внезапно на плечо Макса легла чья-то рука. Он вздрогнул, обернулся. Перед ним сидел пожилой мужчина в сером костюме.
— Господин Шпреер? Простите, что побеспокоил Вас. То, что Вы видели, было правда ужасно?
Макс вздрогнул. Словно каким-то замогильным холодом тянуло от этого человека. И откуда он знал, как его зовут?
— Не бойтесь, господин Шпреер. Вам не причинят зла. Ни Вам, ни Вашей возлюбленной. Мы Вас не тронем. На вас печати, — на его лице появилась безобразная усмешка, — невидимые печати, — он поднес палец к губам, — тсс... Ангельские печати на Вас поставили и мы вас не тронем. Господин Шпреер, Вы даже будете счастливы. Насколько возможно в этом мире. А то, что Вы видели в Вашем сне, это правда. Но не бойтесь. Не бойтесь... Но помните всегда эту ночь и то, что Вы в ней увидели. А теперь прощайте, господин Шпреер.
Незнакомец встал и пошел к выходу из церкви твердым уверенным шагом. Не оборачиваясь.
Хрустальная ночь за пределами церкви.
Свечи почти догорели, и в церковь вошел сумрак. Ночь вошла в храм души человеческой, и кто зажжет в этой ночи свет? Кто?..
XXV
Ночью, когда Ганса мучили странные сны, на окраине Берлина Анджела с небесно-голубыми глазами и задумчиво-мечтательным лицом, лежала полуобнаженной в кровати, не отводя взгляда от прицельно направленного на нее фотообъектива, по ту сторону, которого находился ее любовник, художник Макс Шпреер.
Это была странная пара, но он ее любил, и она любила его. Ее мать была еврейкой, а отец немцем. К нему же претензий от Третьего Рейха не могло быть никаких потому, что и его отец и его мать были немцами, то есть в понимании властей — истинными арийцами.
Макс познакомился с Анджелой в Берлинской государственной опере на Унтер-ден-Лиден еще до прихода фюрера к власти. На ней было синее платье, бархатные синие перчатки она держала в руках. Она улыбнулась ему в тот вечер, и от ее больших, широко раскрытых глаз, он не мог отвести взгляда. На следующий вечер он назначал ей свидание, и они гуляли по Унтер ден Лиден — по бульвару лип, пока звезды не появились в небе над Берлином.
Однажды, гуляя по парку, Анджела заметила, что лицо Макса помрачнело.
— Что с тобой? — спросила она.
— Что будет дальше с нами? — ответил он. — В мире столько прекрасного и в то же время столько страданий… И эта новая власть…
— Любимый мой! К чему сейчас грустить? Не думай о печальном.
И нежно она обняла его.
Макс смотрит на Анджелу « Как удлиняются тени под вечер- говорит он» У всего есть своя теневая сторона. Он держит Анджелу в объятиях. Их тени слились в одну. «В мире много тьмы, но мы свет друг для друга говорит Анджела и обнимает его нежно… Где то вдалеке звучит музыка …Играет скрипач на скрипке .
Это было начало их жизни вдвоем. Макс любил эту женщину. Ни одна красавица не приводила его в такой трепет, как та, которая смотрела на него сейчас с блаженной улыбкой. Он подошел к ней и нежно поцеловал ее в губы.
Утром будет звонок в дверь, и двое в военной форме со свастикой их арестуют.
XXVI
Ганс был в своем кабинете, когда к нему пришли двое.
— Господин крайсляйтер, можем ли мы ввести арестованных? — спрашивает один из них. — Она уродливая жидовка, а он, хоть и немец, но делал ее непристойные фотографии, позоря нас, нашу нацию, нашего фюрера.
Ганс кивает головой, и фотографа с его любовницей вводят в его кабинет. Оба, вымокшие под дождем, дрожат от холода. Видно, что им страшно, но они держатся за руки, и каким-то странным образом Ганс чувствует, что они действительно любят друг друга.
Ганс думает о Грете. Она его совсем не любит. Его душу мучает тоска. Он встает из-за стола и подходит к окну. Все тот же дождь...
— Что будем делать с ними, господин крайсляйтер? —спрашивают его. — Они...
— Отпустить!
— Но…возражают ему подчиненные .
Ганс медленно поворачивается.
Фриц. Йенс.
У вас проблемы со слухом? Я могу прямо сейчас уничтожить вас.
Вспомните тех кого вы отправляли в Дахау! Несчастных заключенных приговоренных на смерть.
Вы отправляли их! По приказу. А теперь и я вас за неподчинение…..Ганс сжал кулаки.
— Отпустить я сказал! — кричит крайсляйтер Ганс Кюхельгартен, и Анджелу с Максом отпускают на свободу.
Ганс снова смотрит в окно .
Власть. Можно все. Почти все. Кроме подлинного счастья…
XXVII
Фриц и Йенс после посещения кабинета Крайсляйтера.
Фриц курит. Облачное хмурое небо. Дождь только, что прошел.
-Йенс: «Ненавижу его. Ненавижу.» «Говорят, что его жена изменяет ему.» Говорят….»
-Фриц: «Йенс ты идиот . Помнишь Вернера?
Карсляйтеротправил его на тот свет за то ,что Вернер неудачно пошутил…Йенс молчит.
-Фриц : А потом жена Вернера пришла к тому , кто убил ее мужа с очернительным письмом на своего же собственного супруга.
Какие гадости , она про него не написала….
Только , чтобы отвести карательный меч от себя.
Хотя и не тронул бы ее никто. Лучше бы не приходила . Или говорила о своем муже достойно. А так…подлый донос , на покойника….
Господин Кюхельгартен посмотрел на нее. Долгим, страшным пронзительным взглядом. А потом …Он при ней же позвонил господину Гессу. И ее отправили туда откуда живыми уже не возвращаются. Фриц замолчал. А потом продолжил. «И все таки несмотря на то, что он и страшный человек , он рыцарь.» «По своему благородный человек. Человек чести. Носитель рыцарского железного креста*, за особую храбрость.»
-Йенс : «Смотри , как бы этот рыцарь не свернул тебе шею ,как Вернеру. Пойдем по домам. Наша работа на сегодня закончена. Этих двоих мы отпустили ,как приказано было и даже помогли скрыться. »
Фриц: «Да пойдем. На сегодня все.
Макс и Анджела подделают документы и навсегда покинут Германию, в которой родились.
*Рыцарский крест Железного креста *Учреждён 1 сентября 1939 года. Награждался: личный состав вермахта и военных партийных организаций за выдающиеся военные заслуги
XXVIII
Павел Роза, словно устав читать историю Ганса, закрыл книгу о нем и посмотрел на меня.
— Вы чем-то опечалены? — спросил меня он. — Я это вижу. Вы задумались о жизни? О Боге? О, Господин поэт, я понимаю Вас и я верю, что Вы стремитесь к Богу. Не понимая его. Не имея представления о нем. И не в силах представить его себе потому, что никто не в силах представить его. Но Ваша душа устремлена к Нему. К миру небесному. Однако Вы живете в мире земном, и в то же время Вы хотите быть с женщиной. И в этом я Вас тоже понимаю, потому что Вы живой. Потому что Вы живой человек. Так будьте живым. Будьте полностью живым! По-настоящему живым. Будьте полностью живым поэтом, любящим Бога, которого Вы не в силах представить. Знаете ли Вы о том, существуют ли свадьбы в мире умерших, и что значит ангельский снег? Мегаполис ночью сияет огнями, и мир изменился, но природа человека не изменилась. Когда-то в древние доарийские времена Великие Риши могли создавать невероятное, но мир пал в невежество, и в подземных мирах гномы и демоны выковывают молотом темные письмена, в противовес письменам ангельским, для несчастных этого мира, попавших под их влияние...
XXIX
Грета Кюхельгартен была погружена в глубокий мир сновидений. Ее муж Ганс покинул Берлин, уехав на задание.
Но снился ей во сне не он, а другой... И все было словно наяву, а не во сне...
Он вошел в ее спальню. Она ждала его. Во сне был солнечный полдень, а на берлинских часах полночь. Он подошел к ней и взял ее руку. Словно морская волна прошла по ее телу, и вся она была этой волной, опустившейся на диван. Она легла на спину, глядя на любовника.
— Хочешь, я буду твоей Venus in Furs? Венерой в Мехах? — спросила она его.
Он ничего не ответил. Обнял ее, и в большом настенном зеркале она видела отражение его и себя в объятиях. Он поцеловал ее губы... Она закрыла глаза на мгновение и открыла их...
Перед ней был ее муж Ганс.
Граница между явью и сном, казалось, стерлась. Полночь прошла и была ночь.
— Почему ты так поздно? — спросила Грета?
— Был на задании, — сухо ответил Ганс, и обнял ее, не снимая военной формы.
Грета словно не замечает, что правый рукав военной формы Ганса в крови. Ганс привлекает Грету к себе, целует ее в губы, а затем с силой отталкивает ее от себя. Грета падает на постель, внезапно ставшую мокрой: образ любовника, которого она видела во сне, пробудивший в ней желание, и страх перед мужем настолько потрясли ее…
От стыда ее бледное лицо стало красным. А рядом с ней, словно памятник из мрамора, неподвижно возвышался ее муж карсляйтер Ганс.
XXX
Ганс накануне, после возвращения в Берлин, решил не сразу возвращаться домой. Ревность просто душила его. Шофер Фридрих спросил:
— Куда господин крайсляйтер едем сейчас?
— В салон «Китти», — ответил Ганс, захлопнув дверь автомобиля. — Хорошо, — улыбнувшись, ответил Фридрих.
Туда он хорошо знал дорогу. Внутри заведения Ганса уже ждала хозяйка салона.
— О, господин, давно Вас не было видно. С тех пор, как Вы женились на прекрасной Грете, Вы к нам ни разу не заходили. Так заходите же.
В полутемном коридоре Ганс увидел знакомую фигуру, которая пошла по направлению к нему.
— Господин капитан! Вот мы и увиделись, — снова произнес отставной рассказчик Павел Роза.
— Не ожидал увидеть Вас здесь, — смущенно ответил Ганс. Он действительно был смущен, и ему было неловко встретиться с рассказчиком вновь в таком месте.
— Как знать, как знать, господин капитан, — ответил Павел с улыбкой. — В нашей Германии новые порядки. И довольно суровые.
Ганс промолчал на слова «о нашей Германии».
Но вот продолжая, как ни в чем не бывало, продолжил рассказчик:
— Я кое-что сочинил. Нет, не рассказ, а небольшое стихотворение. Не изволите ли его послушать?
И не дожидаясь ответа Ганса начал читать:
***
Красивые “Дамы» в нашем борделе вновь надевают чулки.
Туфельки золушек, платья... О, как прекрасен Берлин.
Деньги из банка берут, покупают духи.
И переходят в модели, в модели картин.
Можно на штрассе, на стрит, на ру де Моне.
Да где угодно от боли скрываться и пить.
В красках новой Германии можно даже любить.
Дамы снимают с себя то, что не трудно — тела.
Туфельки золушек, платья.
Запах сирени влетает в окно.
И остаются души оголенные догола.
— Вот такие стихи, господин капитан.
Ушедшая во время их беседы мадам, появилась перед Гансом в сопровождении миловидной девушки лет двадцати.
— Господин, хочу Вас познакомить, ее зовут...
Гансу внезапно стало безмерно тоскливо, и желание покинуть это место как можно быстрее стало нестерпимым.
— Простите мадам. Я вынужден уйти. Моя работа ждет меня. — произнес Ганс, и вышел из душной комнаты в холодный берлинский осенний день.
XXXI
Снова ночь.
Ганса мучают сны, в которых он видит самого себя и свои прошлые жизни. Он видит виселицу и русского писателя. Шествие, где поют песню, в которой звучит его имя. Видит себя разбойником, проповедником, сутенером, мальчиком с мельницы, и жестокого отца, видит себя отвергнутым любовником, свою мать, и снова мельницу, которая все время мелет разные жизни.
Видит старца, который когда-то, давно, спас его от виселицы, несколько столетий назад.
Во сне Ганс видит отставного рассказчика Павла Розу, с которым он разговаривает, но о чем?.. К утру он вспомнить не может. Под утро Павел Роза принимает образ святого старца, который снова спасает Ганса.
Ганс просыпается. Рядом с ним спит Грета.
XXXII
Следующая встреча Ганса с Павлом Розой произошла в том же самом берлинском кафе, что и некоторое время назад. За небольшим столиком возле окна сидели они напротив друг друга.
— Признаться, я раздражен, а если быть более точным, очень зол на Вас, господин рассказчик! — говорит Кюхельгартен. — Вы считаете меня безвольным человеком? Из-за Греты? Я просто очень люблю ее! Хотя с ее письмами надо вышвырнуть ее из дома, как собаку. Впрочем, именно так я и сделаю! Я был на войне, и я знаю, что это такое! Война чудовищна, безобразна и отвратительна! Но ты видишь своего врага в лицо! За твоей спиной не строят интриги! И ты стреляешь! Стреляешь, стреляешь! Убиваешь, чтобы не убили тебя. Убиваешь, чтобы выжить!
Я люблю русскую литературу! Николая Гоголя, Лермонтова... Лермонтов бежал от света, светской лжи и фальши на войну! На Кавказ!
Ганс читает по-русски стихотворение Лермонтова с немецким акцентом:
«А он мятежный ищет бури,
Как будто в бурях есть покой!»
— В нашем обществе, — продолжает Ганс, — доброту принимают за слабость. Умение сделать себе карьеру — за талант и ум! А подлость, которая в этом помогает особенно... О, особенно если о подлости не узнает никто, — едва ли за величие!
— Господи капитан, — говорит рассказчик с легкой улыбкой, он всегда называет Ганса капитаном, — но как же Вы выгоните Грету, если сами же и говорите, что любите ее! Это же противоречие самому себе! Почти парадокс!
На этих словах Ганс вскакивает из-за стола, едва не опрокинув его, и со всей силы бросает недопитый бокал красного вина на пол. Бокал разбивается вдребезги. На полу остается стекло и красное пятно, словно от пролитой крови. Сидящие рядом с ними посетители оборачиваются.
Ганс выхватывает пистолет и направляет в голову каждому, кто обернулся.
— Пусть кто-нибудь только закричит, и я прострелю ему его тупую башку!
Обернувшиеся на звук разбитого бокала смотрят на пистолет и на нашивки СС на униформе Ганса и молча отворачиваются. Ганс хлопает дверью и выходит на улицу Жандарменмаркт.
XXXIII
Макс и Анджела. Постаревшие и седые...
***
Проходит дождь в саду у Маргариты,
(Другое имя Анджела) открытый,
Где дом ее, цветами весь увитый.
Она выходит, отпирая дверь,
И поправляет волосы седые,
Но лик ее, как будто прежде, юн.
Любимого целует в губы, облака, июнь.
И мелкий дождик капает с небес.
XXXIV
Ганс входит в кабинет министра пропаганды Йозефа Геббельса.
Геббельс внимательно смотрит на Ганса и говорит. Чем чудовищнее ложь тем проще заставить людей в нее поверить. Так и сейчас так и будет потом. Как Вы думаете? Кому я служу ? И наш Фюрер? Вы даже не можете себе представить! Вы даже не представляете себе каким силам мы служим. И Кюхельгартен запомните мои слова! Даже если Германия проиграет те силы ,что управляют Германией сейчас они останутся. И в будущем будут созданы такие машины, благодаря которым будут такие сети оплетающие ложью в которую будут верит жалкие люди в какую невозможно поверить. Но верить будут! Вы понимаете? Вы меня понимаете? Говорит Геббельс. О , нет Вы не понимаете меня. Вам не понять. Вы чурбан! На Вас не хватает только рыцарских доспех. Вы не наш человек. Геббельс щурится. Я вижу в Вас свет. А нам не нужен свет. Внезапно Геббельс начинает расти. Его рост увеличивается и Геббельс упирается головой в потолок.
Его гигантская тень падает на стену. Убирайтесь прочь Кюхельгартен! Вон! Воооооооон!!! Воет Геббельс! И от его воя поднимается ветер за окном. И тут Ганс просыпается. Он один в своем кабинете. Никого нет. Ганс спал над стопкой бумаг, но сон был столь ярким и страшным…. Ганс становится у окна. За окном глубокая ночь. Полнолуние . Луна окутана дымкой. И Ганс говорит ,почти шепотом. Господи прости меня. Я не умею молится. Как же так получилось ,что я оказался с теми кто служит тьме? Как уйти мне от них? К Гансу приходит образ который он хочет нарисовать. Со школьных времен он не рисовал ничего.
И на чистом листе бумаги он рисует странника идущего по звездному пути. Справа от него старец, и Ворон у старца сидит на плече.
XXXV
Фридриху 58 лет. Он принимал участие в первой мировой войне . Среди Австро –Венгерской армии он был отправлен в Галицию, где случайно познакомился с лейтенантом- рецептариусом , который оказался поэтом.
Поэта звали Георг. Георг Тракль.
Несмотря на свою суровость Фридрих любил поэзию, особенно прошедшего столетия. Стихи Георга казались ему странными , бредовыми , галлюциногенными , но почему то трогали душу. Над Траклем издевались, но Фридрих слушал его стихи.
После битвы среди , мертвых и раненых, пьяный лейтенат –рецептариус, поэт Тракль пишет стихи и рыдает от огненной страсти к любимой, оставленной в прошлом и в ужасе человеческой бойни читает и заново пишет стихи. И будет написан «Плач» и написана битва у «Гродека». У реки золотая липа армия их разбита генералом Брусиловым. С обоих сторон раненные . Поэт оказывает медицинскую помощь оставшимся в живых. Прежде чем сам покинет этот мир 3 октября 1914 года . Фридрих навсегда запомнил строки из стихотворения Тракля Закат.
Стены белые города непрерывно звенящи.*
Под терновыми сводами брат мой,
Мы слепые стрелки часов, что взбираются в полночь.
*перевод с немецкого Николая Болдырева
XXXVI
Жена Фридриха давно умерла, как и его идеал правителя Германии императора Вильгельма II после поражения Германии в Первой Мировой Войне. Фридрих... Его волосы давно стали седыми, как и усы, встопорщенные вверх, как когда-то у императора, который умер в изгнании летом того 1941 года, когда Фридрих начал работать шофером у Ганса Кюхельгартена.
Фридрих приехал к Эльзе. Он всегда приезжал к Эльзе, потому что, кроме нее, у него не было никого, и потому, что, не признаваясь даже самому себе в этом, он любил ее. О любовь! Что только не называют этим словом люди...
XXXVII
Фридрих приехал к Эльзе на Гизебрехтштрассе 11, где на третьем этаже дома располагался салон Китти. Публичный дом, который курировал Рейнхард Гейдрих и служба безопасности во славу великой Германии.
Фридриху давно уже не было дело до величия или отсутствия оного у его страны, в идеалы которой он верил раньше. Только один человек, одна живая душа волновали его, выслушивая его истории и разделяя с ним постель и тепло. Пышногрудая блондинка Эльза, бесхитростная и добрая, всегда была рада ему и ждала с ним встреч, слушая его истории, как ребенок слушает сказки. И в этот раз она была искренне рада ему.
Уже был вечер, и осенний сумрак окутал дом. На лице Эльзы была улыбка.
— Фридрих, — спросила она, — ты расскажешь мне перед сном сказку?
И Фридрих начал рассказывать одну из своих историй...
— Дело было давно в старой Праге. Прага хранит много разных тайн и странных, порой совсем непонятных, историй. И вот одна из таких историй которую можно рассказать. — сказал Фридрих, начиная свой рассказ.
— Некоторое время назад в Праге жил господин Петер. Господин Петер, колдун, прячущий недобрый взгляд за стеклами больших черных очков. Холодом веяло от него, когда он, прогуливаясь по узким улицам старой Праги, выстукивал тростью звук из Пражской улицы, и она, улица, сама издавала словно стон отвращения, вынужденная нести и вести по изгибам самой себя человека, несущего в себе зло, и будучи не в силах от него избавиться...
И он рассказал Эльзе историю о колдуне, которого победили добрые силы, о Праге, хранящей много тайн…о таинственном мире … И когда он закончил рассказывать, Эльза погасила свет, и была их ночь вдвоем, а утром Эльза спросила его:
— Фридрих, а когда ты снова приедешь ко мне?
Фридрих ничего не ответил. Он обнял Эльзу и крепко прижал ее к себе. Так крепко, чтобы она не видела слез, которые появились у него на глазах. Потому что он чувствовал так сильно, будто знал, что больше не приедет к ней никогда. Никогда. И слезы текли из его глаз...
XXXVIII
Ганс спит. Резко, пронзительно звонит телефон. Ганс поднимает трубку.
— Да! — говорит Ганс голосу в телефоне. — Да приеду. Слушаюсь, господин Гесс.
Кладет трубку. Надевает военную форму и начищенные до блеска сапоги. По радио говорят об успехе немецких войск и взятии города Ржев в СССР . На календаре 14 октября 1941 года.
Ганс садится в машину к Фридриху.
— Куда едем? — спрашивает Ганса шофер?
— За город, к лесу, — говорит Ганс. Достав карту, показывает, куда точно нужно ехать. — Помнишь, Фридрих, тот вечер? — спрашивает Ганс. — Когда высшие военные чины были у нас с Гретой дома? Там был господин Штольц со своей семьей. Помнишь?
Фридрих кивает головой, не отрывая взгляд от дороги, по которой они едут.
— Он предатель. Двойной агент и шпион, — говорит Ганс. — Приказ господина Геса... Ты понимаешь, что нужно сделать?
— Да. — отвечает Фридрих.
Оба молчат. Фридрих следит за дорогой. Недавно был сильный дождь. Проходит время и вот они уже там, где их ждут.
XXXIX
Ганс выходит из машины. Его встречают военные. Действие происходит недалеко от леса. Господин Штольц, его жена и их сын. Ганс должен их расстрелять.
Среди приговоренных Ганс видит мальчика, сына господина Штольца. Мальчик смело смотрит в глаза Ганса. Внезапно Ганс будто теряет из виду всех вокруг. Ганс смотрит в глаза мальчика, и в его глазах он видит себя таким, каким он был, когда отец заставлял работать его на мельнице. Словно в отполированном до блеска зеркале, он видит самого себя и больше никого: ни господина Штольца, ни его плачущую жену, ни хмурого Фридриха, ни военных, которые стоят за спиной Ганса.
— Я не буду стрелять, — говорит Ганс.
Ганс слышит крик.
— Что?!
Крик за его спиной.
— Это приказ! Вы обязаны подчиниться!
— Я не буду стрелять, — говорит Ганс, словно во сне, и внезапно слышит выстрел и чувствует острую боль в спине со стороны сердца.
Он падает на землю. Земля холодная и сырая от дождя. Перед глазами Ганса предстает образ свастики, повернутой Гитлером в сторону тьмы. Черная свастика, искаженный образ солнечного света, принимает свой первозданный, солнечный образ. Она поворачивается, становясь изначальным солнечным, ведическим знаком — символом Солнца, света и жизни.
Перед глазами Ганса проносится его жизнь, и свет окутывает его.
XL
Ганс стоит у опушки леса. Рядом с ним старик, который много веков назад его спас.
А на плече старика большой ,черный Ворон.
— Ты был счастлив Ганс?
— Нет!.. — со слезами отвечает Ганс старику.
— Я знаю, Ганс, — отвечает старик. — Милосердие Божье невозможно постичь, говорит он Гансу. — Не плачь, ведь ты жив. Есть и другой мир. Не из одних горестей и страданий
Ганса и старика укрывает свет.
Старец берет Ганса за руку и уводит за собой...
XLI
На этих словах рассказчик закрывает тетрадь и внимательно смотрит на меня.
— На этом история Ганса завершена. Фридриха убили в тот же день, как ненужного свидетеля. Макс и Анджела остаются вместе. Грета проживет долгую жизнь и только в конце поймет, что только Ганс по- настоящему любил ее. Уйдет из жизни она в 1972 году.
За 20 лет до рождения той, которую Вы любили, о которой написали в своей книге «В темном. В белом. В цвете алом.» Родившуюся 9 февраля 1992 года, Вы любили ее в ореоле заходящего осеннего солнца. Осени, а потом зимы 2018 и 2019 года. И странные видения темного сада снились Вам подле нее. И странные, безумные гравюры средневековых художников оживали в нем. Но не видели раньше Вы ее темную половину, столь явно. И в образе темном, ночном, и в образе светлом, освещенном осенним солнцем, Вы любили ее. История Ганса завершена. Но не Ваша, Господин поэт. Ваш путь еще не завершен. Спасибо, что внимательно выслушали эту историю. Ведь после нее есть над чем подумать?
За окном небоскреба ночь, расцвеченная огнями.
— Да господин рассказчик, — отвечаю ему я, — благодарю Вас...
— А я благодарю Вас за то, что выслушали меня, — говорит Павел. — Уже поздно и мне пора идти...
Он оставляет меня в уединении.
Я погружаюсь в раздумья о рассказанной истории и о том, кто же на самом деле этот странный человек, который называет себя Павлом Розой...
6/7 ноября 2019 г - 19 апреля 2020 г