Балтин Александр. Страна гномов


сказка


   Знакомьтесь – страна гномов.
   Милая такая, уютная маленькая страна, как раз рассчитанная под размеры гномов. Гномы ведь небольшие.
   Во главе страны – Верховный гном.
   Все так и зовут его – Верховный.
   Когда-то было у него другое имя, но так давно, что он уже и сам не помнит – какое.
   Его борода длиннее, чем у остальных. Иные гномы думают, что она волшебная, но нет – это самая обычная борода – белая, серебристая. Впрочем, не совсем обычная – ибо очень красивая.
   Верховный любит спать – относится он к этому основательно, с подготовкой. Сперва нужно позевать, потягиваясь, потом проверить, уютно ли взбита перинка, и только тогда – плюх! И спать.
-Сон – дело серьёзное! – любит говаривать Верховный. – Нет ничего интереснее снов – и какие цветные они! В жизни таких цветов и не встретишь.
   Действительно, сны Верховного – будто расколотая – или разбрызганная – радуга; и лестницы ветвятся в них, и края морей мерцают загадочно, и рыбы обретают ноги, и выходят на берег беседовать. Чего только не бывает во снах Верховного!
   Иногда (впрочем, довольно часто) – пёстрыми облачками они отделяются от сновидца, и проплывают над другими гномами, над их маленькими домиками, и тогда, прохаживаясь по улицам, гномы говорят – Вон опять облачко сна нашего Верховного; а детки, какие зовутся гномичи, подпрыгивают, выхватывая мягкие, как вата, кусочки снов…
   Гномы любят своего Верховного.
   Равно как и его сны.


   Сегодня – китовря 13, ибо у гномов свой (порой, правда, и им самим не очень понятный календарь) – гном по имени Мудроватый собрал, кого смог собрать, чтобы поделиться своим открытием.
   Жилище Мудроватого отличалось от обычных маленьких домиков гномов – жил он в пещере, со сводов которой свисали корни, обработанные им. К корням были приделаны коробочки, где Мудроватый хранил соли, минералы, различные смеси, а по бокам пещеры тянулись длинные, высокие стеллажи, заставленные сложными посудинами. Табуреты в жилище были, а кровати не было, и говорили, что Мудроватый никогда не спит.
-Друзья мои, - сказал хозяин пещеры нескольким пришедшим, – я сделал потрясающее открытие.
   Пара гномов поморщилась, ибо когда Мудроватый собрал их в прошлый раз, он объявил, что небо на самом деле земля, а земля небо.
-Открытие это, - продолжал Мудроватый, – состоит в следующем. Земля наша – как вам, известно, обширная – подобна огромной черепахе.
-Вот ещё, - фыркнул Фыркун, прозванный так из-за постоянного фырканья. – Все знают, что земля наша круглая, как арбуз. Как те арбузы, на которые мы забираемся, чтобы весело скатываться вниз, и в которых иногда проделываем дырочки, чтобы полакомиться мякотью.
-А вот и нет, - воскликнул Мудроватый. – Земля именно и есть, что огромная черепаха.
- Какая ещё черепаха! – воскликнул Арбузник. – Земля кругла, как арбуз, говорят тебе. Это любой гномич знает.
-Ошибаетесь и вы, и наши гномичи, - сказал Мудроватый.
   Он сунул руку в корзину и извлёк оттуда маленькую черепашку.
   Повертев её и так, и этак, чтобы лучше рассмотрели, он взял её за брюшко и провёл пальцем по панцирю.
-Вот смотрите – панцирь черепахи, и выступающие из вод части суши – в сущности, одно и тоже. И также как черепаший панцирь покрыт причудливыми знаками, земля наша покрыта жизнью.
   Фыркун снова фыркнул, Иргун покачал головой, а Грустный вздохнул.
-И вечно ты, Мудроватый, изобретаешь невесть что. – Он вздохнул ещё раз. – Ладно, ребята, пойдём по домам.
   И они разошлись.
   Мудроватый качал головой, поглаживая свою черепашку.
-Не поверили мне. А ведь надо же смотреть в корень тайны. И земля – вылитый твой панцирь.
   Он убрал черепашку в корзину, и вернулся к своим опытам.
   А гномы решили звать его отныне – Черепаховый.


   Однажды Арбузник – получивший имя своё от чрезмерного пристрастия к арбузам – найдя подходящий экземпляр, ловко, использую волшебную лесенку, взобрался на него, и лихо съехал вниз.
   Волшебная лесенка была только у Арбузника, поэтому он мог пользоваться даже самыми большими арбузами в качестве замечательных горок.
   Впрочем, Арбузник охотно делился лесенкой, понимая, что и другим гномам охота покататься.
   Он щёлкнул пальцами, и лесенка, серебристо мерцая, возникла в воздухе.
   Как только он оказывался на верхушке арбуза, она исчезала, потом появлялась вновь, подчиняясь щелчку ловких пальцев.
   Накатавшись вволю, Арбузник решил, что пора.
   Главное удовольствие от общенья с арбузами заключалось, конечно, в лакомстве.
   Вытащив из травы маленькую сумочку, Арбузник достал молоток и зубило, и стукнул по боку огромной ягоды.
-Ой, - послышалось.
   От удивления Арбузник выронил инструменты, и стал оглядываться не понимая, кто крикнул Ой.
-Никого, - сказал он сам себе, и, подобрав инструменты, снова стукнул по гладкому боку.
   Гулкий удар прокатился, но никакого Ой не послышалось.
-Показалось, - заключил Арбузник, и стукнул посильней.
-Ой-ей-ей, - пронеслось, и он снова растерял инструменты.
-Да кто тут, в конце концов?
-Никого.
-Кто же кричит тогда?
-Я. Арбуз.
-А..арбуз? – не поверил Арбузник.
-Ну да. Все понимаешь, привыкли хватать арбузы, резать их, раздирать, лопать… чавкая… И никто никогда не задумался – а по нраву ли это арбузам.
-Так… - растерялся Арбузник, - вы же для того и растёте, чтобы вас ели…
-А может не для того? – предположил арбуз.
-А для чего же тогда?
-Ну, скажем, - ответил арбуз задумчиво, - для украшения пространства.
-А что его украшать? – спросил Арбузник. – Оно и не украшенное вроде ничего.
-С нами покрасивей будет, - резонно заметил арбуз.
-Пожалуй, что так, - согласился Арбузник, размышляя о том, что никогда раньше и не думал о правах арбузов.
-А кататься по тебе можно? – спросил он.
-Кататься – пожалуйста. Кататься – это сколько угодно.
   Арбузник убрал инструменты. При помощи волшебной лесенки, он покатался ещё немного, и отправился домой, сказав арбузу – Пока.
   Арбуз ничего не ответил, и Арбузник подумал, что он заснул.
-Ну и ладно, - говорил Арбузник самому себе. – Такому большому арбузу в самый раз немножко поспать.
   Но о случившимся он никому не рассказывал, чтобы не прослыть вторым Мудроватым.


   Фыркун вышел из-за гриба – и, естественно, фыркнул.
-Вишь ты, какой вырос! И не отрежешь ни кусочка.
   И тут он увидел зайца. У зайца были разноцветные глаза – один синевато-зелёный, а другой чёрный.
   Заяц смотрел на Фыркуна так, будто хотел вступить с ним в беседу.
-Извини, - сказал Фыркун и фыркнул, - мне раньше никогда не приходилось беседовать с зайцами.
-Ну и что? – отвечал заяц. – А мне не приходилось общаться с Фыркунами.
-Откуда ты знаешь, что я Фыркун? – спросил Фыркун.
-Ну, ты же фыркнул. Значит Фыркун.
-А почему ты заяц? – поинтересовался Фыркун.
-Потому что я – за я и ц.
-А что это означает?
-Ну буквы такие – я и ц. Так вот я за них. Они мне нравятся больше других.
   И заяц пригладил лапкой ушки. Они, впрочем, тут же снова поднялись кверху.
-Никогда не слушаются, - сказал заяц.
-Да, мне с моими попроще, - сообщил Фыркун.
   И оба они посмотрели на гриб.
-Как ты думаешь, - спросил Фыркун зайца, - стоит от него откусить?
-Не стоит, - сказал Заяц. – Грибу будет больно.
-Это он тебе сказал?
-Нет. Но я так предполагаю. Ведь если тебя укусить – тебе же будет больно.
-Я другое дело, - сказал Фыркун. – Я вон хожу, а гриб стоит всегда. Или сидит на одном месте.
-Скорее сидит, - сказал заяц.
   Он потрогал шляпку гриба лапкой.
-Гладкая и приятная, - сообщил он.
-Тогда действительно не стоит кусать, - отозвался Фыркун, и фыркнул. – Впрочем, до шляпки бы я и не достал, я хотел откусить от ножки.
   Он хлопнул себя по лбу – Так вот почему гриб не ходит! У него же только одна ножка. Но… тогда он и не сидит…
-Сидит, - сказал заяц.
-Стоит, - утверждал Фыркун.
   Они шли по лесу, причём заяц двигался весьма забавно, будто переваливаясь с бока на бок.
-Не будет спорить, - сказал он. – Ты считай, что он стоит, а я буду считать, что сидит.
   Фыркун фыркнул.
-Хорошее решение. – Резюмировал он. И спросил – А почему у тебя глаза разные?
-Они одинаковые, - ответил заяц. – Просто разных цветов.
-А зачем?
-А зачем ты фыркаешь?
-Ну… просто я не могу иначе.
-А у меня глаза иначе не могут, - ответил заяц. – Один такого цвета, а другой этакого.
   Цвета вспыхнули и брызнули из глаз зайца.
-Ой, - испугался Фыркун, - а они не убегут?
-Нет-нет, - успокоил его заяц. – Их много у меня. Просто поиграют немного, и вернутся назад.
   На полянке Фыркун и заяц распрощались, и каждый пошёл своей дорогой, причём Фыркун думал о грибе и зайце, а заяц, кажется, не думал ни о чём…


   Гном Песельник находился в своём домике среди различных музыкальных инструментов.
   Тут был стручок гороха, превращённый с помощью щепочек в арфу, скрипка, вырезанная из картофелины, несколько дудочек, сделанных из травинок… Кроме того были дыбки и крутки. Никто не знал, что это такое, и менее всех – сам песельник, тем не менее они были, всё тут.
   Песельник размышлял.
   Почему они не слышат моих песен? Он морщил лоб и тёр его пальцами… с пальцев его летели крохотные закорючки ноток, но гном не видел их.
   Почему? Почему же они не хотят слушать мои песни? всё думал и думал он, и снова тёр пальцами лоб, и снова сыпались нотки, не замечаемые гномом.
   Они тоже могли предъявить ему претензии в невнимании, но не предъявляли, ибо они были воспитанные нотки.
   Не сказать, чтобы Песельник был совсем уж не воспитан… Нет, конечно, ему доводилось горланить на улицах свои песни, но это бывало редко, а так он всё больше сидел дома. И сочинял, сочинял…
   Сочинял он примерно такие песенки:

Бур-мур-лина, бур-мур-лин,
Жил один короткий мрин,
Мрин катался по лугам,
А зачем не ведал сам.
Бур-мур-гота, бур-мур-гот,
Пролетел опять фагот,
Круглый маленький фагот
Пролетел под звуки нот.
Нота-бена, нота-бень…
Для чего мне этот день,
Если был вчерашний день?
Нота-бене-нота-бень…


   И так далее.
   Песенки вырывались из него, как из клетки – будто намаялись в заточенье, и рвались на волю.
   Песельник наигрывал себе на арфе, дудел в одну из дудочек, терзал скрипку, наконец, брался за дыбки и крутки, и когда те последние начинали ворчать, откладывал всё и шёл гулять.
   Гномы приветствовали его.
   Иные говорили:
-А, Песельник, здорово. Много ли насочинял?
-Много, - отвечал Песельник. – Хотите послушать?
-Нет, спасибо, - говорили ему. – Мы себе представляем.
   И шли дальше.
   И Песельник шёл, недоумевая, почему же его не слышат.
   Он шёл и бурчал под нос:

Дука-лука-дука-та,
Что такое красота?
Суп не сваришь из неё,
И костюмчик не сошьёшь.
Лука-нука-фыр-мур-лин,
У меня сегодня сплин,
Арфа, ну-ка помоги
Печь из ноток пироги.
Или скрипка, или ты
Дыбка редкой красоты.
Или-или-тили-бом…
Я иду – такой вот гном.


   Нотки обычно бежали рядом, помахивая хвостиками, как все нотки.
   Иногда они забивались в траву, и пропадали, и тогда Песельник переставал бурчать.
   Сиренево-синее облако, проплывавшее мимо, сильно понравилось ему.
   Гномичи подпрыгивали, выхватывая хлопья сиреневой и синей ваты – она вспыхивала в их ладошках, увеличивалась, уменьшалась; они перекидывались ей, и в воздухе мерцали золотистые дуги.
   Это должно быть сон Верховного, - подумал Песельник, подпрыгнул и заглянул в сон.
   Гном задержался в воздухе, болтая ножками, обутыми в музыкально-текстовые туфли, - гном заглядывал в недра сна, а там творилось занятное.
   Большая нота фа превратилась в малинового дракона, и умчалась по воздуху. Огромная сияющая арфа, издав чёрненькую ноту до, сама свернулось в облако, представшее роялем. Си и ми плели венки, и запускали их по воздуху, как кораблики.
   Какой чудесный сон, - подумал Песельник, втягиваясь в сон. У сна была подходящая почва – нежно-пружинящая, рессорная, играющая. Тут всё, что мне нужно! – с восторгом подумал Песельник. Вот бы…
   Нет, нет, - послышался голос Верховного, хотя самого его нигде не было видно. – К сожаленью, Песельник, я не могу позволить тебе остаться в моём сне навсегда. Но – предлагаю тебе – отныне петь для моих облачных снов. Им понравится.
   И Песельник вытряхнулся из сна – как, бывало, вытряхивались песенки из его головы, и помчался домой.
   Он пел дома.
   Сны плавно проплывали сквозь стены и аплодировали ему.
   Это были розовые, похожие на слонов, сиреневые, серебряные сны, это были сны-лестницы и сны-кентавры, это были сны-корабли и сны-цистерны – в общем, все сны, какие только возможны на свете были тут.
   И все они аплодировали Песельнику.
   Он был счастлив.
   Всё же, у Верховного волшебная борода, - думал он.


-Все знают, сорока, - говорил Иргун, - что ты болтушка.
-А вот и нет, - уверяла сорока. – Говорю тебе – с высоты вид на вашу страну совершенно не такой, как снизу.
-Вот уж придумаешь, - возмущался Иргун, - как это так: не такой вид? Вид всегда один – такой, какой он есть!
-А вот ты взлети, - быстро-быстро болботала сорока, - и посмотришь!
   Иргун разводил руками – мол, как же я взлечу.
-Действительно, - молвила сорока, - про крылья-то я забыла.
   Они задумались – сорока о том, как Иргуну взлететь, а он о том, как это – не такой вид? Всё должно быть определено – чётко и ясно: вид это вид, а не такой – это не такой.
   Мимо шёл Черепаховый, продолжавший считать себя Мудроватым, и сосредоточенно бормотал себе под нос никому не понятные формулы. Он стукнулся о толстый стебель лопуха, и чуть было не упал. Лопух покачнулся укоризненно, а Черепаховый поглядел по сторонам, возвращаясь в реальность.
-Что вы тут? – спросил он сороку и Иргуна. – Будто задумались о чём.
-Мы действительно задумались, - сказала сорока.
-Она уверяет, - молвил Иргун, - что с высоты наша страна имеет другой вид. Но вид может быть только один – тот, который есть.
-Нет-нет, - сказала сорока. – С высоты он совсем другой.
-И о чём вы думаете? – не понял Черепаховый.
-О том, как бы взлететь Иргуну и убедиться, что я права.
-Очень просто. – Сказал Черепаховый. – Пусть заберётся тебе на спину, обхватит тебя за шею, ты взлетишь, а он посмотрит.
   И он пошёл дальше, что-то бормоча.
   Иргун стукнул себя по лбу.
-И верно, - сказал он. – Как мы сами-то не догадались? Всё же он скорее Мудроватый, чем Черепаховый.
   Сорока слетела с ветки, Иргун залез на неё, обхватил её за шею, и она взлетела.
-Ну, смотри, - сказала она.
   С высоты открывалась страна гномов. Маленькие домики казались ещё меньше – будто кубики в которые играют гномичи. Уменьшились и сами гномы – они ходили, говорили, чем-то обменивались… Иргун увидел Арбузника, съезжавшего с Арбуза, Грустного, который, опровергая прозвище, весело хохотал, Мудроватого (или Черепахового), не спешно свершавшего путь. Он увидел облако снов Верховного и Песельника, которому аплодировали облака. Всё было так – и не так.
-Ну? – спросила сорока.
-Ты, пожалуй, права, - отвечал Иргун. – Отсюда действительно вид другой, хотя я и не понимаю, как это может быть.
-Вот видишь. А ты не верил.
-Всякое сведенье нуждается в проверке, - сказал Иргун. – А за объяснениями хорошо бы обратиться к Мудроватому.
   Он поискал того глазами, и увидел, что Мудроватый перешёл ручей, не заметив, что это ручей, и снова стукнулся о высокий стебель – но стебель чего, Иргун уже не разобрал.
-Спускаемся? - спросила сорока.
-Ага, - ответил Иргун, крепко держа её за шею.
   И плавными кругами сорока спустилась на землю. Она сложила крылья, и Иргун ловко съехал по ней, как Арбузник съезжал по арбузам.
-Спасибо, - сказал он. – Побегу расскажу своим.
   И он побежал.


-Бежим, бежим скорее, - кричали гномичи. – Там Иргун такое плетёт.
   И они бежали, подпрыгивая, толкаясь, и запуская в небо весёлые шарики.
   Шарики переливались разноцветно, как облака снов Верховного, соприкасались с этими облаками, и нежно растворялись в них.
   На небольшой площади Иргун, соорудив помост из разных щепочек, вещал:
-Вы не представляете, что с высоты наша страна имеет другой вид.
-Не городи, чепухи, - кричал Грустный. – Ты же не Мудроватый. Вид может быть только один.
   Другие поддерживали Грустного.
-И я так считал, - кричал Иргун. – Но сорока носила меня на себе, и я убедился – вид может быть и другим.
-Какая чепуха, - махал руками Арбузник. – Вид – он и есть вид.
   Фыркун – даже не фыркнув – изрёк:
   Что ты предлагаешь, Иргун?
-Я… - Иргун растерялся… - Я не знаю… я хотел, чтобы все увидели это…
   Гномы задумались.
   Гномичи заполняли воздух своими шариками, и облака снов Верховного плыли ровно – к дому Песельника.
-Мы могли бы попросить эти облака поднять нас в воздух, - предложил Иргун.
   Одно облако остановилось и посмотрело на них – слегка укоризненно.
-Вас много, - сказало оно. – Ещё раскрыться на мгновенье и показать все эти чудесные лестницы, мостки и запруды, что я несу, я могло бы, но вот катать вас… Нет, это чересчур.
   И оно поплыло дальше.
   Гномичи запустили новую порцию шариков.
-Тогда, - сказал Иргун, - нам надо построить большой шар и взлететь на нём.
-А что? – молвил Арбузник. – Было б и впрямь занятно.
   И, не спрашивая Верховного, гномы принялись за работы.
   Материала нашлось достаточно.
   Лист самого большого лопуха, какому тоже было весьма интересно полетать, гномы спилили аккуратно, согнули его определённым образом, и закрепили клейким, собранным в корзинки, соком. Получился отменный, зелёный, чуть пушистый шар.
-Славно, - сказал Грустный.
   И гномы стали плести большую корзину. Искусные в плетении маленьких корзинок, они ловко справились и с большой. В дело пошли разнообразные прутики и даже травинки покрупней.
   Гномы посильнее сдвигали шар на бок, а другие подводили корзину и укрепляли её.
   Сорока прилетела, и сначала просто наблюдала с ветки за манипуляциями гномов, а потом…
-Как же вы взлететь собираетесь? – поинтересовалась она. – Вы же гномы, а не сороки. Или, скажем, зяблики.
-А ты нам не поможешь? – спросил Иргун.
-Я? – сорока задумалась на минутку. – Почему бы и не помочь? – сказала она, наконец. – Помогу. Только вам нужно обвязать ваш шар чем-нибудь.
   Гномы обмотали шар длинными верёвками, и верёвочный хвост сорока зажала в клюве. Гномы залезли в корзину, и…
-Подождите, - раздалось.
   Размахивая руками, к ним бежал Песельник.
   Облака удивлённо глядели ему вослед.
   Песельник ловко впрыгнул в корзину, и объявил, что ему просто необходимо присоединиться – это даст сюжеты для новых песен и текстов.
   Сорока взлетела.
   Шар стал подниматься.
-Надо ж, - сказал Арбузник. – Вид действительно не такой.
-А! – воскликнул Иргун. – Что я вам говорил.
-Вот мой домик, - ткнул пальцем Песельник. – А облаков почему-то не видать.
-Не беспокойся, - утешил его Грустный. – Появятся ещё.
   Они поднимались выше, корзина плавно покачивались, и они видели свою страну совсем не так, как раньше.
-Как оказывается важно – подняться над своей обыденной жизнью, - заметил Фыркун.
-Глядите, - сказал Арбузник, - Черепаховый опять споткнулся.
-Новые формулы изобретает.
-Зря не взяли гномичей, - тихо произнёс кто-то…
   Гномичи – совсем крошечные – прыгали внизу и запускали маленькие-маленькие цветные шарики.
-Полетят в следующий раз, - произнёс Иргун.
   Сорока покружила ещё немного, и стала спускаться медленно, плавно, закругляя полёт – подобно тому, как гномы закруглили лист лопуха.
   Корзина мягко опустилась на траву, гномы выскочили, и сорока выпустила верёвочный хвост.
   Гномы устроили пиршество – тут было повидло из лопуха, варенье из крапивы, газировка десяти сортов, сладкая каменная крошка, и ещё много всего – включая то, что любят сороки.
   Ибо сорока была почётным гостем.


-Как-то беспорядочно всё у вас устроено, - говорил муравей, поднимая жёлтенькую лапку.
-Почему? – недоумённо спрашивал Грустный.
   Он сидел на камешке и разговаривал с муравьём.
-Ну как же, - говорил муравей. Он опустился на все лапки, оббежал камушек, и вновь остановился перед Грустным. Глаза муравья светились янтарно.
-Каждый делает, что ему заблагорассудится. Куда это годится?
-Ну… - покачал головой Грустный, - это так – да не совсем.
-Почему же не совсем? – спросил муравей.
-Потому что каждый делает, что хорошего ему заблагорассудится. Тут главное слово – ХОРОШЕГО.
-А если заблагорассудится плохого?
-Такого не было ни с кем из нас, - пожал плечами Грустный и улыбнулся.
-Ну хорошо, предположим, - сказал муравей. – Но должна же быть какая-то дисциплина?
-А зачем? – спросил Грустный.
-Чтобы все делали что-то.
-Все и так что-то делают. Вот недавно на воздушном шаре летали. Из лопуха.
-Нет, делать надо что-то кропотливое, мелкое, постоянное, - говорил муравей.
-А крупное делать нельзя? – поинтересовался Грустный.
-Крупное? – переспросил муравей. – Нет, зачем же. Если можно мелкое – вовсе не надо крупное. И главное – дисциплина.
-По-моему она совсем ни к чему. – Сказал Грустный. – Если все делают хорошее, зачем нам дисциплина?
-Странные вы всё же, - сказал муравей. – Ладно, всяк по-своему живёт. Мне пора делать мелкое, кропотливое, постоянное. Увидимся. – И он исчез в траве.
   Грустный ещё немножко посидел на камне, думая о том, что ежели бы он был Песельником, то мог бы сочинить песенку.
   Потом он встал, отряхнул штаны и направился… Но тут его окружили гномичи. Их было трое – и все, разумеется, скакали – гномичи всегда скачут, толкаются, шумят – так им положено.
-Грустный, а Грустный! - шумели они.
   Он улыбался, и, изловчившись, гладил по головке то одного, то другого.
-А почему ты Грустный, если всегда улыбаешься?
-Именно потому, что я всегда улыбаюсь, меня и прозвали Грустный.
-Как так? – спросили гномичи хором.
-Ну, согласитесь нелепо же звать грустным того, кто всё время плачет? Он и так плачет, чего ж его ещё и звать-то Грустным? А назвать Грустным гнома постоянно улыбающегося весьма практично и логично…
-Что такое практично и логично? – закричали гномичи.
-Это такие зверушки, - объяснил Грустный. - Одна живёт в норе под названьем практич, а другая в домике под названьем логич.
-А-а-а, - зашумели гномичи, запуская свои шарики.
-Так вот, - продолжал Грустный, - меня прозвали Грустный, потому, что я всё время улыбаюсь, и это соответствует теме моих улыбок. У меня грустные улыбки. Хотя грусть – совсем не моя стихия.
   Гномичи поинтересовались, что такое стихия.
-Стихия, - отвечал Грустный, - это место, где растут стихи.
-Вроде тех, что пишет Песельник? – закричали гномичи.
-Ну да, - ответил Грустный.
-Нам всё ясно, нам всё ясно, ясно – это так прекрасно, - и, окружённые своими шариками, гномичи убежали.
   А Грустный подумал – не навестить ли ему Песельника.
   Но потом решил, что Песельник слишком занят песнями и облаками, и побрёл… куда глаза глядят.


   Рыцарь-Гном появился неожиданно – он был больше остальных, имел сухое вертикальное лицо и облачён был в поблескивающие латы.
   Гномы окружили его.
-Откуда же вы идёте, Рыцарь? – Спросил Арбузник.
-О, я бывал во многих местах, - ответствовал рыцарь, - и везде, где бы мне не приходилось побывать, я встречал существ, с которыми надлежало сразиться.
-Драконов? – поинтересовался Грустный, улыбаясь.
-И драконов, и друконов, - отвечал Рыцарь, и тотчас один из гномичей полюбопытствовал, чем они отличаются друг от друга.
-Друконы злее, - отвечал Рыцарь. – С драконами в принципе можно договориться, с друконами – никогда.
-И что интересного вы хотите увидеть в нашей маленькой, скромной стране? – спросил Черепаховый.
-Пока я вижу интересные облака.
-О, это не совсем облака, - отвечал Иргун. – Это облака снов нашего Верховного.
-Да? Облака снов? – удивился Рыцарь. – А обычных облаков у вас не бывает?
-Нет-нет, зачем они нам, - хором проговорили гномы. – Эти облака и ярче, и сюжетнее, и позволяют заглянуть к ним вовнутрь. А наш Песельник сочиняет для них стихи и песни, и облака аплодируют ему.
-Вероятно, потому что у вас такие облака, у вас не случается ничего плохого. И нет никаких существ, с которыми стоило бы сражаться.
-Может быть, - ответил Черепаховый. – Но у нас всегда было так. Даже когда наш Верховный был совсем молодым.
-А что же делает ваш Верховный?
-Как что? Спит, конечно. Иначе – откуда же возьмутся облака.
-Что ж, - молвил Рыцарь, - я вижу, в вашей стране не найдётся работы для рыцаря. Впрочем, уже входя к вам, я понял это – больно красиво всё вокруг. Откуда же тут взяться злому? Значит, мой путь дальше – к тем, у кого нет подобных облаков…
   Гномы махали Рыцарю вслед, он оборачивался иногда, и кивал им, пока не пропал из виду.
   И гномы тихо разошлись по домам…

10 

   Перестроенный домик Сонного напоминал одеяло, сложенное горкой.
   Гномика звали Сонный, потому что был вечно вяловат, отвечал невпопад, и, хотя выглядел постоянно погружённым в себя, как Мудроватый (или Черепаховый), никого никакими открытьями не радовал и не смешил.
-Сонный-то я Сонный, - говорил сам себе гномик, - а вот со сном – беда.
   Он вечно пребывал в задумчиво-вялом состоянье, но когда надо было спать, сон убегал от него, как мышка.
   Тогда-то Сонный и решил перестроить домик, полагая, что ежели тот будет напоминать одеяло, сложенное горкой, сны придут сами собой.
   Сонный работал усердно; гномы, видевшие, как он разрушил свой домишко, решили – Сошёл с ума.
   Но Сонный, проявив упорство и находчивость, ладно обрабатывал небольшие камешки, подгоняя их друг к другу, и гномы, увидели, как растёт его новое жилище.
-Странное какое! – заметил Грустный, улыбаясь.
-Занятное, - возразил ему Арбузник.
   Итак, Сонный построил новый домик, и, убеждённый, что сны теперь пойдут чередою, улёгся в кроватку.
-Чем я хуже Верховного? – размышлял он. – Если тот умеет запускать облачка снов, то и у меня получится.
   Он подождал немного.
   Сон не приходил.
-Эй, сон, где ты? – спросил Сонный.
   Послышалось слабое шебуршание в углу.
-Нет, сон выглядит не так, - решил Сонный и перевернулся на другой бок.
   Больше всего ему хотелось запустить одно-два облачка – розоватых, сиреневых – чтобы гномы оценили его возможности.
   Он закрыл глаза.
   Перед ним замелькали столбцы, напоминающие таблицу умноженья.
-Что это такое? Подумалось Сонному.
   Поплыли надписи – китаврь, дурандик, крутогон, яропик, тулбик…
-Так это же наш календарь! - Восхитился Сонный.
   А восхитился он потому, что никто из гномов не видел календаря никогда.
   Они пользовались им, не зная его сути, толком не понимая последовательности месяцев, и когда, к примеру, Арбузник считал, что он живёт в тулбике, то Мудроватый полагал, что длится крутогон.
   И вот он – Сонный – видел названья месяцев, - они текли перед ним в последовательности, плавной и закруглённой, переливались радужными оттенками, и даже тихо переговаривались между собою.
   Тулбик говорил: Снова Верховный залез в меня и напустил розовых облаков.
-Ничего, - шелестел в ответ яропик. – В прошлый раз Арбузник так топал по мне, что я думал, придутся убежать. Или спрятаться за китаврь.
-Сколько ж вас всего? – восхищённо спросил Сонный.
-Ой, кто это? – воскликнули месяцы разом.
-Это я, Сонный, - пояснил Сонный.
-Нас никто – никто – не должен видеть вместе, тем более в нашей последовательности! – закричали месяцы разом.
   И они разбежались, как мышки.
   А Сонный вскочил, и помчался по улочкам, крича – Я видел месяцы, все, разом! Они такие красивые!
-Ну, совсем доспался, - бормотали гномы…
-Не верят, - расстроился Сонный.
   А потом – приободрился.
   Что расстраиваться? Не поверили – и пусть! Он же знает, что это были месяцы! Он будет тайным хранителем их существованья.
   И Сонный вернулся в своё одеяльное жилище в превосходном настроенье.
-Пусть, - думал он, - я не умею запускать облака снов, как Верховный, зато я вижу месяцы во сне.
   И он юркнул под одеяльце, и сон тут же пришёл к нему.
   И месяцы запестрели, замелькали – тут был сине-серый, замысловатый китаврь, и красный, дугообразный яропик, и вытянутый в столбик зелёный тулбик…
   Как красиво! Улыбался Сонный во сне…
   А гномы говорили – Надо ж, Сонный утверждает, что видел разом все месяцы, хотя любой гномич знает, что месяцы видеть нельзя. Впрочем, пусть его – он добрый сосед и товарищ, когда не спит.
   Облака снов Верховного проплывали над страною гномов. Они-то знали, что Сонный говорил правду.

11 

   Гном Грушевед сидел в своём садике и любовался на груши.
   Он растил слоновые груши – особого сорта, придуманного им на досуге. Они были обычного – грушевого – размера, но напоминали маленьких слоников, прикреплённых к ветвям крошечными хоботами.
-Вот такие у меня груши, - любил говаривать Грушевед, сам похожий на небольшую – но не слоновую, - а обычную грушу.
   Как-то раз Иргун попросил попробовать одну из слоновых груш, но Грушевед развёл лапками (напоминали они веточки грушевых деревьев) – Я и сам не могу их попробовать, - отвечал он. – Как только они созревают, они срываются с веточек, и убегают в страну грушевых слоников.
-А есть такая страна? – поинтересовался Иргун.
-Ну да, - уверенно отвечал Грушевед. – Раз есть страна гномов, то должна быть и страна груш-слоников.
   Иргун рассказал об этом Мудроватому (тогда ещё не переименованному в Черепахового), и тот подтвердил – да, есть такая страна, и даже развернул старинный свиток и ткнул пальцем в маленькую чёрную точку – мол, вот она.
   И Иргун ушёл домой удовлетворённый, ибо приятно знать, что приятель не просто фантазирует, а точно знает.
-А я вообще не люблю фантазировать, - сказал Грушевед самому себе, подслушав мысли Иргуна (гномы иногда умеют это делать). – Я точно знаю, что есть такая страна. Раз грушевидные слоники убегают куда-то, значит, им есть куда убегать.
   Гномичи часто прыгали возле ограды сада Грушеведа – слоновые груши очень интересовали их.
-Я понимаю, - говорил им Грушевед. – Они меня и самого интересуют. Но… ничего не поделаешь: у этих груш особый нрав. Им надо убегать.
-А ты не можешь потрясти дерево, чтобы они свалились. Мы бы поймали одного слоника, - кричали гномичи.
-Нет, увы, - разводил ветвями-лапками Грушевед. – Я пробовал много раз, но они не падают раньше времени. Я могу впустить вас, и вы полюбуетесь ими снизу.
   И гномичи забегали в сад и глядели на груши.
-Какие красивые, - замирали они. – Опаловые, зеленоватые, яшмовые…
   И действительно – маленькие слоники висели на ветвях, переливаясь радужными оттенками.
-Хотя бы можно посмотреть, как они убегают? – спросили гномичи.
-Это пожалуйста, - сказал Грушевед. – Приходите послезавтра – и увидите.
   Послезавтра гномичи прибежали толпой, и, ворвавшись в сад, уставились на деревья.
-Только тихо, не шумите, - предупредил Грушевед. – А то вы помешаете слоникам.
   Гномичи замерли, ожидая.
   Что-то завозилось вверху, и, со звуком лопнувшей нитки, первый слоник свалился на землю. Он подскочил, отряхнулся, и быстро-быстро помчался к забору – юркнул в щель, и… исчез…
   За ним последовали другие…
   Гномичи засновали по саду, стремясь поймать хоть одного слоника, но всё было напрасно.
   Грушевед, мудро улыбаясь, не пробовал остановить их, зная, что грушам-слоникам ничего не грозит.
   Малыши разошлись довольные – ибо, хоть и не попробовали необычных груш – видели, как те разбегаются.
   А Грушевед приступил к выращиванью новой порции слоников – он ходил вокруг деревьев, и запускал лучики мыслей вверх, чтобы те, касаясь ветвей, производили новые груши.
   В остальное время он навещал приятелей, консультируя их по поводу обычных груш.

12 

   Гном Пришлец – показался сначала несколько странным.
   Неизвестно откуда он появился, и Мудроватый шутил – мол, возник из воздуха.
   Пришлец соорудил домик – именно соорудил, а не построил, и это сооружение показалось обитателям страны необычным – напоминало оно столбик, крыша была плоской, а в садике помещалась качалка.
   Оградка – низкая весьма - была сложена из камней.
   Гномичи, пробегая мимо, остановились, и заверещали: Кто ты, кто ты, новый гном?
   Пришлец посмотрел на них внимательно, улыбнулся, и ответил – Я - Пришлец.
-Это имя такое? – поинтересовались гномичи.
-Ну да, - ответил Пришлец.
   И гномичи побежали дальше.
-Надо ж, - удивлялись гномы, - в прошлый раз Рыцарь был, а теперь вот…
   А Пришлец качался в своей качалке и выращивал медуз.
   Гномы никогда не выращивают медуз.
   Если вы спросите какого-нибудь гнома почему, он ответит: А зачем? Их же нельзя есть.
-Нельзя, - сказал Пришлец Иргуну, заглянувшему к нему как-то. – Зато из их сока получается замечательный чай.
   Медузы на длинных, тонких стеблях покачивали неровными краями – те вспыхивали, разбрызгивая маленькие радуги.
-Красивые вообще, - сказал Иргун, разглядывая медуз. – Напоминают неизвестные цветы.
-Они и есть цветы. Но только отчасти.
-Как так? – переспросил Иргун.
-Отчасти цветы, а отчасти медузы. Очень просто, – объяснил Пришлец.
-А кто больше?
-Медузы, конечно.
-И ты говоришь, из них получается замечательный чай?
-Превосходный! – подтвердил Пришлец. – Но ему ещё не время.
-А разве чаю бывает время и не-время?
-А как же! Чай тоже должен созреть.
-И где же он созревает?
-Как где? Конечно в медузах.
   Медузы покачивали краями, и те будто слоились, вспыхивая то малахитом, то янтарём.
   И Иргун, ещё раз сказав – Красивые – двинулся по своим делам.
   В конце месяца – никто не знал какого, только Сонный, но он не делился своими знаньями – Пришлец собрал гостей.
   В саду был установлен маленький круглый стол, и за ним расселись Мудроватый, Арбузник, Иргун, Грустный и другие. Приглашали также Сонного, но тот отказался, сославшись на сон.
   Медузы, также цветасто переливаясь, покачивались на стеблях.
   Пришлец вынес из домика-столбика огромный – разумеется, с точки зрения гнома – кувшин, и, не торопясь, наполнил чашки.
   Чай переливался пестро, точно края медуз, и испускал волшебный аромат.
   Гномы, не спеша, подносили чашки к губам и делали глотки.
   Пришлец стоял у стола, улыбаясь.
-Это самый вкусный чай, какой я только пробовал в жизни! – воскликнул Мудроватый.
-Это вообще самое вкусное, что я пробовал в жизни. – Заявил Иргун.
   Другие согласились.
   И все стали расспрашивать Пришлеца, как вырастить подобный чай.
-Не знаю, - говорил тот. – Это ведомо только медузам.
   Гномы восхищенно качали головами, Пришлец подливал им чай и все были так довольно, что даже медузы стали улыбаться.
   Краями, конечно – ибо чем ещё улыбаться медузам?
   Вот так и жила маленькая, уютная страна гномов – со своим Мудроватым, переименованным в Черепахового, Арбузником, Песельником, Грушеведом и прочими милыми, маленькими персонажами…