В начале этого года мы с Депардье приняли решение. Он поехал получать свой паспорт в Москву, а я (с температурой, кашлем, и головной болью) - в местную полицию.
Трамвай полупустой, свободных мест сколько хочешь. Но, вошедшие на остановке пятеро мужчин, в тренировочных брюках с вытянутыми коленками, рассаживаются вокруг меня, образуя «жужжащий улей» в самом центре салона.
Получается, что, вроде, едем вместе.
Отвернувшись, делаю вид, что вглядываюсь в мутноватое пространство окна. Настойчиво молчу. Но, все равно остаюсь внутри громкой перебранки на незнакомом языке, и дышу одним с ними воздухом. Остатками их курения.
Сладковато-пряный, назойливый запах обволакивает, заполняя сознание чем-то далеким и таинственным.
Внезапно исчезают все прочие ощущения, только необыкновенная радость момента поселяется глубоко внутри.
И так легко, блаженно...
Как в храме "Зуба Будды" на Цейлоне.
Я стою за колонной. Сквозь тонкую ткань носков чувствую каменную мощь пола. Мерный гул босоногой толпы тонет в нарастающем крещендо дробного барабанного боя. Совсем рядом со мной, из боковых дверей, медленно выдвигается череда полуодетых мужчин с огромными дымящимися котлами, висящими на массивных перекладинах. Они несут их попарно, придерживая на вдавленных плечах худыми смуглыми руками. Щедрые подношения Зубу Будды.
Удушливая смесь приправленной пряностями пищи, ароматов благовоний, людского разгоряченного дыхания, еще какого-то, ранее незнакомого, томного, приторного запаха доминирует над цветочным запахом гирлянд, обязательным украшением всех присутствующих. Плавно перемещаясь по периметру храма, мужчины с котлами удаляются за ширму.
«О-м-м-м-м» - поют голоса, «ттттт-а!!!» стучат мелкой дробью барабаны, «а-а-аа» - надрывно кричат младенцы.
Вот-вот наступит торжественная кульминация - откроют резные дверцы установленного высоко под куполом золотого ларца, извлекут из него Зуб, и, под вопли радости предъявят жаждущим для достижения экстаза.
Счастливые родители высоко поднимут на руки детей, ближе, ближе к Зубу, чтобы показать ему своих младенцев, получить Его благословение на всю дальнейшую жизнь. Утомительное, трепетное ожидание.
Толпа перемещается волнами. Едкий дым курительниц раздражает глаза.
Очертания перемётов теряют резкость. Блаженное безразличие... Тошнота.
С трудом заставляю себя выйти наружу.
Горячий влажный воздух Цейлона ударяет в лицо, вернув ощущение связи с древним, почти не тронутым миром.
Неподвижные фигуры продавцов цветов у входа в храм.
Ряды стоптанных и покореженных пар обуви вокруг небольшого бассейна с мутноватой водой.
Сегодня - полнолуние, самая ожидаемая «Пирахера» - карнавал по случаю выноса из Храма драгоценного сосуда с Зубом.
Наряженные слоны, погоняемые погонщиками с кнутами, переваливаются с ноги на ногу, хлопая большими ушами.
Разноцветные попоны сползают им на глаза.
За слонами, танцуя, движутся акробаты, подбрасывая зажженные факелы.
На фасаде грузовика мелькают гирлянды огоньков. В кузове несколько ланкийцев крутят какой-то простейший механизм, вручную вырабатывая электроэнергию, чтобы эти огоньки сверкали... Повсюду монахи в оранжевых тогах, акробаты, танцоры...
Вдоль дороги мешки с песком.
В стране война тамил с не тамилами. Но сегодня не стреляют.
Мешки с песком у Дворца премьер-министра, она же мама Президента, обе давно немолодые женщины.
Мешки с песком на поле аэродрома, куда приземлился наш самолет.
Гирлянды свежих цветов на шею перепуганным туристам.
Такси в виде трехколесного мопеда с болтающейся над головой навесной коробкой называется «тука-тука» - довезет в любой конец острова, за любую сумму.
- Я буду вашим гидом, - радостно сообщает крепко сложенный высокий монах лет сорока. Бритый коричневый череп с оттопыренными ушами, белозубая широкая улыбка, в складках тоги на животе сотовый телефон, в руках - дипломат, открытые сандалии с веером торчащих пальцев.
- Меня зовут Паллекандо Ратанасара Маха Теро. Но вы зовите меня Саду. Вот это будет правильно! Саду — значит учитель, уважаемый.
Саду говорит по-русски. Он закончил Московский институт Патриса Лумумбы.
Полученные там знания научного атеизма до сих пор совпадают с его теорией буддизма, в общих чертах, и он тренирует их на мне. Диалог, можно сказать, глухого со слепым.
Мы с ним непрерывно спорим о марксизме, перемещаясь от храма к храму в маленьком микроавтобусе. Саду злится... Остальные пассажиры понуро безмолвствуют. Водитель включил на всю громкость кассету с народными песнями, отчего автобусик раздирает, и, даже, кажется, раскачивает, звенящими нотами высокого женского голоса, выводящими затейливые узоры мелодии, завершающиеся водопадом аккордов струнных инструментов, и вдруг все разом умолкает, стихло...
Остановились у железнодорожных путей. Водитель выскочил из машины.
- Почему?
- Он должен посмотреть, не идет ли поезд!
Поезда нет. Быстро садится за руль, едем дальше.
Все просто и понятно. Шлагбаумы не нужны: выходи, смотри, садись, езжай...
Кому ехать первому на перекрестках, участники движения решают на месте. Громкие крики пешеходов, сигналы машин, стук ударяющихся друг о друга «тука-туков». Туристам не рекомендуется брать машину на прокат. Правил движения тут нет. Из двадцати знаков дорожного движения, - три варианта: «Слоны переходят дорогу».
Около полуразрушенной стены босоногая очередь.
- Люди в кино пришли! – доверчиво улыбаясь объясняет Саду, - А мы едем смотреть фабрику батиков!
Фабрика представляет собой несколько перегородок под открытым небом. Внутри женщины вручную наносят рисунки из воска на тонкие ткани, оставляя куски для окраски. Затем погружают ткань в густой маслянистый раствор, сушат, моют, трут, и соскребают воск.
Готовые батики продают тут же в магазине. Сюжеты всюду одни и те же - слоны, цветы, Будда.
- Вот этот бери! - Саду показывает мне черно-желтый кусок материи. - У него лицо хорошее, спокойное такое. Бери!
- Сколько стоит?
- 100 долларов.
- Ой? Нет! Это дорого.
- Есть поменьше. Вот смотри... Да! - восхищается Саду - хороший выбор! Лицо такое хорошее. Полная нирвана. Это большая удача. Бери!
Эта удача обошлась мне в 60 долларов.
А Саду ненадолго отделился от группы - попрощаться с хозяином магазина...
В киоске нашего отеля в тот же вечер я нашла точно такой же батик с Буддой за 13 долларов, и еще несколько дней вплотную приближалась, и долго вглядывалась в «спокойное лицо», пытаясь найти разницу.
И Будда приобретенный на фабрике, и Будда в киоске отеля с одинаковым безразличием смотрели на меня из своей нирваны. Разгадать их тайну так и не удалось...
- Ну, будет еще один экземпляр в твою коллекцию «удач», - утешила подруга, осмотрев прикрепленный мною дома на стену батик.
Коллекция эта хоть и небольшая, но очень ценная.
Например, дурацкая позолоченная статуэтка «Мальчик, писающий на дерево» обошлась мне в 100 долларов.
Подарок румынского полицейского с пляжа Эйфории Норд. Так назывался курорт, куда мы с сыном поехали отдыхать сразу же, как только объявили перестройку, и открыли границы. Полицейский говорил по-английски, был молод, и хорош собой. Он попросил 10 долларов в займы для того, чтобы встретить папу, и я дала ему 100 одной купюрой, так как другой не было.
- Я сейчас же разменяю на главпочтамте, и принесу тебе сдачу!- радостно пообещал он.
Последующие две недели он исправно приходил на пляж, объяснял ситуацию с отсутствием валюты на главпочтамте, графики работы обменных пунктов, и так далее.
В день нашего отъезда он принес подарок - статуэтку, и сказал, что пошел за деньгами, сейчас принесет, и проводит нас, чтобы я не беспокоилась.
Когда я поняла, что дальше ждать не имеет смысла, и будет большой удачей, если мы не останемся здесь вместе с «писающим мальчиком», - то схватив чемоданы, помчались с малолетним сыном к поезду, потеряв еще некоторое время на безнадежные поиски такси. Едва успели.
Справедливости ради стоит заметить - на поезд домой в тот раз мы все-таки опоздали, только уже в Бухаресте, где решили провести время до пересадки, знакомясь с красотами центра города.
Все шло замечательно: камера хранения, фонтаны, площади... Времени как раз хватало, чтобы насладится пейзажами, и удобным прямым сообщением метро вернуться на вокзал.
Уточнив, какой поезд идет к вокзалу, послушно пропустили желтый, и сели в красный.
Там все так хитро устроено, что по одному и тому же пути ходят два разных поезда: красный - на вокзал, а желтый в университет.
Вместе с нами в том же красном вагоне (какая удача!), ехал человек, говорящий по-русски. Именно он, услышав нашу с сыном оживленную беседу про какая же все-таки остановка вокзал? - объяснил нам, что вокзал в другой стороне, и надо для ориентации смотреть не на цвет поезда, а на табличку на первом вагоне...
И правда, когда мы, возбужденные и перепуганные, выскочили на перрон, то увидели, что в нашем поезде за красным вагоном прицеплен желтый...
Веселенькая такая композиция, полная жизнеутверждающих красок.
В общем мы опоздали, и ночевали в однокомнатной квартире какого-то посланного нам судьбой сердобольного самаритянина, нет египтянина, который учится в университете Бухареста. Сам он, выслушав грустную историю, ушел ночевать к другу, а нам предоставил свою квартиру.
На следующий день египтянин зашел за нами в сопровождении друзей и родственников, и мы пошли обедать в восточный ресторан.
Балконы по периметру второго этажа огромного обеденного зала занимали женщины. Я была единственной представительницей женского пола, да еще и с ребенком, в группе молодых мужчин на первом этаже.
Воспитанная в традициях русской культуры и кухни, так толком и не разобралась, чем же нас угощали. Все было великолепно. Только церемонии, по-моему, слишком утомительны.
Египтянин еще долго потом звонил мне в Минск, и выяснял, какие документы нужны, чтобы приехать и жениться.
Третий экспонат - ботиночки к лыжам. Большая удача в условиях всеобщего дефицита и отсутствия промтоваров. За лыжами пришлось отстоять долгую очередь в близлежащих «Спорттоварах», но ботинки к ним не продавали.
Зато их можно было купить тут же, у выхода из магазина здорового образа жизни, где всегда приторговывали явно краденными вещами какие-то туманные личности, ведущие образ жизни, прямо скажем, не такой.
Между прочим, однажды они пытались «втюхать» мне украденный у меня же, единственный мешок картошки, который я, по совету знакомых, накануне купила «про запас», и поставила в подвале нашей пятиэтажки, закрепив навесным замком. Замок так и остался висеть. Дверь сняли с петель. Знакомый мешок с картошкой мне предложили за «поллитру». Больше уже «про запас» не покупаю.
А тут Новый Год. Непременно хотелось порадовать ребенка. И, какая удача, купила у них белые с красными вставками кожаные ботинки на плоском и широком деревянном каблуке, который меня интуитивно смутил, но «продавцы» заверили, что «это - высший сорт».
Друг, который пришел, чтобы помочь «приладить к лыжам ботиночки», давясь от смеха, разъяснил, что ботинки предназначались не для лыжников, а для штангистов, чтобы при подъеме тяжести на пятку опираться. Барыги эти потом неделю пили за мое здоровье. А ботиночки мы положили в мешки для сбора одежды нуждающимся, в костеле, кажется. Уж не знаю, нашлись ли для них штангисты?
Двери трамвая с лязгом отворились прямо напротив здания городской полиции.
- Номер очереди на светящемся табло. Ожидайте!
В фойе беспокойно прохаживается, держа двумя руками маленькую сумочку человек. Мужское лицо с заостренным носом обтянуто желтой кожей, парик цвета пыли, блестящая кофта на исхудалом теле, и длинная юбка на еще более худых бедрах, туфли на каблуке.
Внезапно ко мне наклоняется женщина с огромным бантом на голове.
- Ты так сидишь, - говорит она, - я тебе верю! Сколько времени?
Я поднимаю руку с циферблатом ближе к ее лицу.
- Так (шведский - спасибо) - говорит она.
Так-так (шведский - пожалуйста) - отвечаю я.
Полицейский в окошке выдачи документов, улыбается мне, как Будда с батика…