Пикалова Юлия - родилась в Москве, выросла в Петербурге, живёт на озере Комо, работает в Копенгагене. Окончила филологический факультет Санкт-Петербургского государственного университета и программу «Мастер делового администрирования» государственного университета Калифорнии. Сделала успешную карьеру в крупных международных компаниях, где не знают о её лирической стороне. Недавно вернулась к оставленным в детстве занятиям фортепиано; третий год подряд выступает с оркестром на фестивале Milano Amateurs & Orchestra, где является единственным представителем России, и дважды становилась его победителем.
Интервью с Юлией Пикаловой Александром Костиным
Юлия, наверняка такой вопрос уже не раз был задан, но всё-таки – как родился ваш с Александром Костиным тандем?
Нас познакомил Микеланджело. Александр Костин – потомственный скульптор, и у него особая взаимосвязь с Пьетой Ронданини. Над ней Микеланджело работал за шесть дней до своей смерти, это духовное завещание мастера. Наш первый разговор был именно об этой поздней Пьете и о пути, который прошёл Микеланджело от ранней, ватиканской, к поздней. У меня есть стихотворение, посвящённое этим двум скульптурам, я поделилась им на фейсбуке, и именно там и состоялась наша беседа, которую я помню до сих пор. А в один из первых дней 2019 года Александр вдруг прислал мне офорт на стихотворение «По воде». Тогда мы ещё не знали, что он окажется началом большого сотрудничества, сотворчества. Я полюбила волшебное восклицание «Увидел!» – реакция Александра на некоторые мои стихи. И вдохновение это взаимное: появились стихотворения, рождённые как отклик на офорты или на рассказы Александра о создании гравюр, о выборе мрамора для скульптур. Книга «Первая» завершена, а офорты продолжают рождаться, так что продолжение следует!
Александр, как возникла идея совместной книги? Кто стал инициатором этой увенчавшейся блистательным успехом затеи?
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно вспомнить, с чего начиналось наше с Юлией общение. Как она только что рассказала, мы познакомились в сети фейсбук, обсуждая две великие скульптуры Микеланджело: Пьету в Соборе Святого Петра в Ватикане и Пьету Ронданини в замке Сфорца в Милане. Стремление Юлии к глубокому анализу образов, созданных великим мастером, поразило и приятно обрадовало. Завязалась искренняя переписка, переросшая в дружбу. Первая встреча с поэзией Юлии явилась полным открытием! Поразила сила мысли и талант поэта. Но более всего, моё визуальное восприятие написанного. Я увидел! Увидел стихи совершенно отчетливо. Под сильным впечатлением нарисовал подготовительный этюд, ставший впоследствии офортом, и отослал Юлии. Так началось творческое сотрудничество, явившее миру прекрасное слияние слова и рисунка. Конечно, идея создания книги принадлежит Юле! Она давно мечтала о собственной книге и уверенно двигалась к своей цели. Мои офорты только усилили эту уверенность. Как говорится, в начале было Слово!
Юлия, как Вы открыли в себе Поэта? Ведь Вы также являетесь известным музыкантом. Выходит, Слово берёт начало из Музыки?..
Вот уже второе интервью подряд меня называют музыкантом. Мне это очень лестно, ведь я лишь любитель, который четверть века вообще не прикасался к роялю! Придётся вечером позаниматься подольше, чтобы оправдать Ваше доверие (смеётся). Мне повезло, я получила возможность играть с оркестром, и совместное музицирование дарит восторг! Профессия же моя связана с бизнесом, ей я и отдавала всю себя до недавнего времени. Ещё пять-семь лет назад я и думать не могла о том, что меня назовут поэтом и музыкантом; ещё год назад я возглавляла большое направление в штаб-квартире крупной международной компании… То, что ко мне пришли стихи, я считаю великим чудом. Сначала поэзия постучалась ко мне в виде пародий, шутливых четверостиший и отдельных случайных лирических стихотворений; потом лирика вытеснила всё. Поэзия и музыка для меня неразрывны, пропитаны друг другом, это две звучащие стихии. Помните, у Цветаевой: «клавиатура – слово такое мощное, что могу его сравнить только с вполне раскрытым крылом орла». Чувствовать слово «на звук» для меня предельно важно, скажу больше – это помогает мне писать. Порой музыкальные произведения дарят мне такие переживания, что выливаются в стихи. И наоборот, стихи помогают мне за роялем: иногда, играя определённый эпизод, я играю собственное стихотворение – точнее, своё ставшее стихом переживание. Можно долго спорить, противопоставляя «в начале было слово» и «слово, в музыку вернись», для меня же они являют собой единое начало.
Александр, не секрет, что Ваши родители – известные советские скульпторы. Повлияло ли это на выбор Вами профессии? Каким вообще было Ваше детство, прошедшее в настолько творческой среде?
Спасибо за такой чудесный вопрос! Детство было замечательное! Вырос в большой, дружной и очень творческой семье в окружении книг, скульптур и рисунков, где царили любовь и уважение, где почитали Данте, Джотто, Леонардо, Микеланджело, Джорджоне, Пьеро делла Франческа, Рафаэля, где прививали любовь к мировой культуре, не забывая о русской и украинской, где было много счастья, свободы и добра. Лепить и рисовать начал рано. В среде, в которой я рос, это было естественно и как бы само собой переросло в профессиональное постижение науки изобразительного творчества, сначала в художественной школе, потом в институте и далее в аспирантуре Академии художеств СССР. Не секрет, что постижение азов профессии художника сначала идет в общем ключе: рисунок, живопись, лепка, основы композиции, история искусств, но наступает момент, когда нужно определяться со специализацией. Выбор скульптуры был очевиден. Во-первых, влияние родителей на выбор профессии, во-вторых, мое полное убеждение в универсальности скульптуры. Теперь, с высоты прожитых лет видно, что решение было верным. Владея средствами выражения в скульптуре, зная свойства металлов и камня, их взаимодействие с окружающей средой, свободно применяю свои знания в графических техниках. Для меня офорт, литография, гравюра – это скульптура на плоскости. Любовь к графике всегда была сильна и вьётся из детства. Старинные фолианты родительской библиотеки поглощали моё детское внимание, возбуждая воображение. Гравюры Гюстава Доре по «Божественной комедии» и «Дон Кихоту», гравюры Альбрехта Дюрера по «Апокалипсису», «Страстям Христовым», и его таинственная «Меланхолия» с крылатым гением… Офорты Рембранта по Библии и офорты Жака Калло «Большие бедствия войны» и «Персонажи итальянского театра»… Созданные ими образы научили меня видеть слово, навсегда зародили мысль создать что-то подобное и вселили уверенность, что рано или поздно это случится.
Юлия, темы Ваших стихов – всеобъемлющие. Вы говорите со страниц книги на языке Пространства и Времени. Однако метафизические страницы книги прошиты золотой нитью связи Поэзии и Графики. Тяжело ли давалась такая гармония? Иными словами, как Вам работалось с Александром?
Спасибо за Вашу формулировку! Офорты Александра легко и гармонично вошли в мою книгу «Первая» потому, что он не создавал иллюстрации, а передавал образы, выхваченные подсознанием во время путешествия в мир поэзии; передавал нечто, существовавшее, пожалуй, ещё до написания стихотворения, некий его исходный импульс. У нас не было никакого плана – сколько офортов и к каким стихам, всё шло и идёт само собой, полностью свободно. Самое трудное, что мне приходится делать в нашем сотворчестве – это писать стихотворения от руки (включение почерка в офорты – часть концепции Александра): бумагу и карандаш я люблю, но разборчивость утратила ещё со времён университетских конспектов. И старательно переписать «Бетховена» изрядно утомляет руку под конец второго листа (улыбается). Видеть мир своей поэзии, зримо воплощённый большим Мастером – похоже на сон наяву, и я никогда не привыкну к этому чуду.
Александр, Ваши работы пронизаны ощущением времени, связью нашей реальности и мистического начала. В этом смысле они очень перекликаются со стихами Юлии. Какие общие темы нашлись в таком творческом диалоге?
Человек осмысливает себя в проекции воспоминаний, так как осознаёт себя таким, каким он себя помнит. Культурная память – это то внутреннее зеркало, в котором происходит самооценка и самопознание. Неугасаемый интерес к мирозданию – отражение культурной памяти поколений, которая связывает прошлое, настоящее и будущее. Но каждое поколение, как и отдельная личность, ищет в прошлом ответы на свои вопросы. Возможно, поэтому связь с прошлым оживает в моей графике и скульптуре непроизвольно и естественно, как стихия чувств, как след моей собственной судьбы. Визуализируя стихи Юлии, я видел задачу в том, чтобы отразить изнутри ощущаемую связь метафизики прошлого и окружающей реальности. При погружении в стихи Юлии в моем воображении возникают образы, то облаченные в строгую красоту античной классики, то архаически раскрепощенные; образы, таящие в себе то терпкий запах степи, то соляной аромат музыки разбушевавшихся волн, то безудержное падение в вечность звезд, то волнующе наточенное острие карандаша, оставляющее на бумаге уверенное слово. Поэт и художник издревле стремились постичь внутренние закономерности бытия природы и человека, отразив их затем в законах построения художественных форм. В этом единении мысли, в соавторстве ощущаешь неиссякаемый эстетический и художественный потенциал, открывающий путь к пониманию естественной красоты природы и человека. Одним словом, это – гармония.
Юлия, вопрос банальный, но продолжает оставаться интересным в каждом отдельном поэтическом случае. Как Вас посещает вдохновение? И, кстати, часто ли оно вообще приходит?
Это каждый раз непредсказуемо. Было бы удобно вычислить алгоритм прихода вдохновения – но как стало бы скучно, правда? Толчком может стать самый незначительный повод, внезапно пришедшее созвучие или ритм, даже такая нелепая строчка, как «ты ешь из одноразовой посуды», которая почему-то не оставляет тебя в покое – и начинаешь вслушиваться, что же мироздание хочет тебе сказать. Из этой строки выросло стихотворение с экзистенциальным мотивом «Выход(Ной)», полюбившееся многим моим читателям; никто из них не смог угадать, с какой строки началось его сочинение... Прихотливость вдохновения ещё и в том, что я обычно не знаю, о чём окажется стихотворение, и пишу чаще всего «снизу вверх» или «из середины в обе стороны». Я также не задумываю темы. Только раз в жизни мне хотелось написать о конкретном эпизоде – истории создания Баховской «Чаконы», связанной со смертью его первой жены. Но дальше одного четверостишия не шло целый год, пока не случилась нынешняя эпидемия, внезапно давшая мне ключ. А под конец в стихотворение вдруг явилась Ахматова, любившая «Чакону». Разве можно было такое задумать? «Поэта – далеко заводит речь.» Часто ли приходит вдохновение, я стараюсь не думать, чтобы не спугнуть его. Пусть приходит, когда хочет, и приносит любые темы.
Александр, как Вас посещает замысел будущей скульптуры? «Просто взять глыбу мрамора и отсечь всё лишнее»?
Бывает по-разному. Можно долго носить в себе замысел, делать эскизы и зарисовки. Можно идти где-нибудь и увидеть в лежащем булыжнике образ. Можно приехать в каменный карьер и там увидеть. Можно получить заказ, задание, и исходить из этого. Можно вдохновиться музыкой или посидеть на скамейке у озера и словить идею. Замысел – понятие очень пластичное и приходит свыше. Как промысел божий.
Юлия, Вы были на выставках Александра? И если нет, то на какой выставке хотели бы побывать?
Мы познакомились, когда я уже уехала из России, поэтому на выставках Александра я пока не была – но я была в мастерской! Там даже стены пропитаны духом творчества. Я видела, например, весь магический цикл по «Мастеру и Маргарите», весь цикл по Тургеневу. Держать в руке живой лист – очень волнующее ощущение. А теперь галерея Александра Костина существует в моём доме: ко мне приехали почти все офорты из книги, кроме тех, что созданы за последние полгода. Подлинники, энергия! Эту энергию мы стремились вложить и в книгу. А побывать я хотела бы в мраморном карьере, узнать, как скульптор угадывает в каменных блоках будущее произведение.
Александр, кому адресована, на Ваш взгляд, поэзия Юлии Пикаловой? Каков её читатель?
Юлия Пикалова – выдающийся поэт современности! Служит поэзии искренне, изящно, умно. Творчество Юлии печатают и переводят. Вижу, что её слово многим жителям планеты Земля приходится по сердцу и душе. От мала до велика. Юля поэт от Бога! Этим сказано всё.
Юлия, где расположено на карте мира Ваше место Силы?
На озере Комо! Это озеро действительно даёт мне много сил и вдохновения, оно мой друг.
Александр, если бы Вам сказали, что вы можете телепортироваться в любую точку на Земле, чтобы нарисовать то, что там находится, то, куда бы вы отправились творить?
В Каррару! Несомненно! Там спряталась статуя, которую увидел давно и которая ждет, когда я ее оттуда, из глыбы мрамора, высеку и явлю на свет Божий.
Юлия, если бы о Вашей жизни снимали кино, то какому бы режиссёру Вы смогли бы довериться? О чём был бы этот фильм?
Я скорее человек театра, кинематограф знаю мало, но ответить мне легко. Конечно, это Тарковский, которому отец, великий наш поэт, однажды сказал: «это не фильмы ты делаешь, это что-то другое, это живая поэзия, это стихи в образах». Сюжет, драматургия – вопрос второй; первый – одухотворённость, эмоциональный контакт души с душой. Сопереживание, сострадание, надежда. И духовный поиск. Всё его творчество – поиск ответов на фундаментальные вопросы нашей жизни, способ что-то понять о мире и о себе. То же ищет и поэзия, и философия, и наука. О познании, о поиске и был бы этот фильм.
Александр, есть ли у Вас некое творческое кредо, миссия?
Честно служить искусству.
Интервью подготовила и провела Наталия Иванченко